Аркадий Адамов - Последний "бизнес" Страница 51

Боролись молча, остервенело. Но Жора был выше и сильнее. В конце концов он подмял Степку под себя и выкрутил ему за спиной руку. От острой боли в плече Степка громко вскрикнул:

– А-а-а!..

Жора испуганно вскочил, собираясь бежать. Но в этот момент из темноты вынырнул какой-то человек.

– Кого бьют и по какому праву? - грозно спросил он.

Степка мгновенно узнал его и, морщась от боли, прошептал:

– Петух...

– Петух? Я как раз тебя ищу! - обрадовался Жора и с ненавистью пнул ногой Степку. - А этот тащить меня куда-то вздумал... Мне Уксус вот так нужен, - и он провел ребром ладони по горлу.

– Уксус? - недоверчиво переспросил Костя.

Степка между тем с трудом поднялся с земли и нерешительно произнес:

– Его в штаб нужно. К Николаю.

– Вот ты кто, сволочь! - воскликнул Жора.

У Кости от бешенства задергалась щека, но он все-таки овладел собой. Это было что-то новое, раньше он сдержать себя в таких случаях не мог,

– Пошли, - хмуро бросил он.

Жора встрепенулся.

– Куда пошли?

– Сказано куда. Ну!..

Николай, выступая с трибуны, видел, в какой панике убежал из зала Жора Наседкин, как вышли за ним Коля Маленький и Илья, а потом и тот парень из угрозыска, с которым Николай познакомился сегодня в штабе. Но вскоре все трое почему-то снова вернулись в зал. Только сейчас, по дороге в штаб, Николай узнал, почему это случилось.

– Куда же этот тип испарился? - задумчиво произнес он.

– Это они знают, - лукаво ответил Коля Маленький, кивнул на шедшего рядом Коваленко. - У них, понимаешь, план... - И уже совсем другим, восхищенным тоном прибавил: - Но ты, между прочим, здорово выступал. Буря оваций!

– Да, прозвучало, - солидно подтвердил Борис Нискин.

И Николай подумал о том, как незаметно, но прочно восстановилась старая дружба. Нет, дружба стала даже еще крепче. Ведь сколько пережито вместе за эти немногие дни, какую проверку прошла и выдержала их дружба! Вот только Степка Шарунин ушел от них. Эх, как только могли они допустить это?

Закрутились, забыли... А ведь Степка здорово переживает, это по всему видно. Нет, надо им заняться, надо его вернуть. Уж если к ним пришел такой, как Петухов, то Степка, свой, рабочий парень, должен быть с ними! И вот еще Таран... Ну... с этим все ясно, с этим проще. Василий никуда не уйдет, он останется. А случай тот будет ему памятной зарубкой на всю жизнь. Уж они постараются. Суд будет, суд справедливый и строгий. Пусть Василий не ждет снисхождения...

Николай вдруг поймал себя на том, что он сейчас так же, как раньше, тревожится за всех своих хлопцев и за всех за них чувствует какую-то особую ответственность. Как и раньше! А впрочем, это понятно. Ведь ребята снова признали его не только другом, но и вожаком. Когда же это случилось? После схватки на пароходе? Или, может быть, после того, как он привел в цех Костю Петухова? Нет, нет, раньше! И тут вдруг Николай вспомнил, как испытующе посмотрел на него Коля Маленький, когда он, Николай, сказал, что хочет, наконец, познакомить ребят с Машей. Вот когда это началось! Именно тогда, когда Николай открыто и честно признал, что был неправ в той ссоре. Конечно, неправ! И перед ребятами и перед Машей.

Маша!.. Что она сейчас думает о нем и о том длинном парне, который сидел с ней рядом, с которым она так весело и охотно переговаривалась в начале диспута? Ведь это с ним она тогда ходила в консерваторию. А недавно поздно вечером их виде18 А. Адамов ли вместе на улице... Ладно, лучше не думать пока об этсм. лучше думать о другом. Например: куда сбежал этот самый Жорка, удался ли их план?..

Внезапно Коля Маленький взял Николая под руку и заставил ускорить шаг.

– Есть экстренное сообщение, - торжественным шепотом сказал он. - Соберись с силами. Не упади.

Николай внутренне весь напрягся: он видел, как после диспута Коля Маленький разговаривал с Машей.

– Как-нибудь не упаду, - с деланным равнодушием ответил он. - А дальше что?

Коля Маленький строго спросил:

– А дальше: почему ты в библиотеку четвертый день не показываешься? Особого приглашения ждешь? Оркестр тебе нужен, цветы, короткий митинг сотрудников?

– Я сам уже, кажется, там не очень нужен, - вырвалось вдруг у Николая.

– Кажется? - с убийственной иронией переспросил Коля Маленький. - Ему, видите ли, кажется! Да чтоб я не родился, если... А в общем я устал заниматься твоими личными делами. Учти! У меня на руках еше Васька, - и он кивнул на понуро шедшего сзади Тарана.

Николай схватил Колю Маленького за руку.

– Что тебе сказала Маша?

– Сказала, что ты круглый дурак. Ну, может быть, слова были другие, но за смысл ручаюсь.

Николай счастливыми глазами посмотрел на друга.

Когда уже подходили к штабу, Коля Маленький шепнул:

– Анька меня про суд чести спрашивала.

– Откуда она знает?

– Она все знает...

– Ну и что?

– Смеется. А по глазам вижу; на душе у нее кошки скребут. Тоже мне характер... Ох, наплачется еще Васька!

– Как-нибудь разберутся...

В штабе за сголом беседовали Проскуряков и Артамонов. Увидев входящих ребят, Проскуряков ворчливо спросил:

– Ну-с, отчитались? Жарко было?

– Полный порядок, дядя Григорий, - весело ответил Николай.

Проскуряков прихлопнул тяжелой ладонью по столу и строго сказал:

– А коли так, то вот вам решение штаба насчет тех ребятишек. Мы сейчас это с Павлом Григорьевичем утрясли. Можете брать их на поруки. Садись, Николай, и пиши заявление в народный суд. И чтоб вся бригада подписала, ясно?

Ребята одобрительно зашумели. Только Таран помалкивал.

Николай уселся в стороне, возле небольшого столика, и придвинул к себе лист бумаги. И тут же над первой строкой заявления вспыхнул горячий спор.

Старик Проскуряков с усмешкой посмотрел на них поверх очков.

– Ну, а я, пожалуй, пойду, - сказал Коваленко. - Доложу по начальству.

В этот момент дверь штаба распахнулась, и на пороге появился испуганный Жора Наседкин, за ним следовал Костя Петухов. Последним, как-то бочком, вошел смущенный Степка и робко огляделся.

– Вот вам, - хмуро и зло сказал Костя, указывая на Жору. - Душу из него, гада, трясите. Он знает что-то про Уксуса.

Поздно вечером в кабинете Огнева Жора Наседкин, всхлипывая, подписал последний лист своих "правдивых, как исповедь", показаний, в сотый раз поклялся, что "с бизнесом кончено и он даже забыл это кошмарное слово", что ему "хватит этих переживаний до самой смерти", и был, наконец, отправлен домой. Еще раньше ушли Степа Шарунин и Костя Петухов.

Огнев посмотрел на Коваленко и усмехнулся.

– Что ж, Петро, так или иначе, но дело вертится и час от часу становится горячее.

Уже стемнело, когда Уксус подъехал к воротам, но, прежде чем провести машину через узкий тоннель во двор, он настороженно осмотрелся. Два проклятых чемодана в кузове, тщательно прикрытые брезентом, жгли ему спину. Только бы скорее избавиться от них!

Тихая, плохо освещенная улица, редкие прохожие и ни одной подозрительной машины у обочины тротуара, казалось, могли успокоить кого угодно. Уксус поглядел во двор. Там было пустынно и гихо, ни одного человека, даже ребятишек. Это последнее обстоятельство чем-то не понравилось ему. Но стремление как можно скорее избавиться от вещей было так велико, что Уксус махнул рукой на свои подозрения.

Не успел он, однако, въехать во двор и затормозить, как к машине подошел какой-то человек, спокойно открыл дверцу кабины и самым будничным тоном, словно старому знакомому, сказал:

– Приехал? Ну, вылезай, раз так.

Уксус оцепенел от неожиданности. Потом скосил глаза на заднее окошечко кабины и увидел, как через борт в кузов легко вскочили еще два человека. Только теперь Уксус понял, что случилось то страшное, чего больше всего боялся: он "сгорел".

Тонкая кадыкастая шея Уксуса вдруг судорожно задергалась, худое лицо исказилось в истерической гримасе, он весь напружинился, готовый к сумасшедшему прыжку. Но стоявший перед ним человек невозмутимо предупредил:

– Давай только без спектакля обойдемся. Зрителей здесь не будет, а нас все равно ничем не удивишь.

Уксус понял, что обычная его "уличная тактика", рассчитанная на постового милиционера и сочувствие прохожих, здесь не пройдет, и счел за лучшее "спектакля" не устраивать.

Через полчаса в кабинете Огнева начался допрос.

За это время Уксус пришел немного в себя и решил все отрицать. Ясно, что "продал" его этот самый студент, а он знает и Резаного. Но Уксус ничего знать не обязан: его попросили, он довез. Что за вещи - тоже не знает и знать не хочет.

Главное, не выдавать Резаного. Лучше суд, тюрьма - много ему все равно не дадут, - чем на всю жизнь иметь такого врага, как Pезаный. В последнем случае "вся жизнь" сокращалась до такого минимального срока, что при одной мысли об этом начинал бить озноб.