Эллери Куин - Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина Страница 51

— Мотив назову вам я, — вмешался инспектор Куин-старший. — Очень жаль, что вчера вечером ни ты, Эллери, ни вы, господин профессор, не были на допросе, который вели шеф управления полиции и инспектор Вогн.

У Вана был припадок эпилепсии, но когда он прошел, Ван открыл мотив своих преступлений, осыпая отрубленные головы братьев проклятьями.

-..которые, кстати, — вставил Исхем, — он утопил в заливе, привязав к ним груз. Две другие Ван зарыл в горах.

— Мотивом к убийству брата Тома — Томислава — была женщина, вернее, девушка. Когда братья жили еще на родине, Ван полюбил одну девушку, а Том соблазнил ее, а потом женился на ней. Дело житейское… Она-то и была первой женой Брэда, которая, по словам Вана, умерла от плохого с ней обращения. Это по его словам, а как было на самом деле, кто знает…

— А что Ван имел против Мегары? — спросил Эллери. — Уж он-то порядочный человек.

— Тут дело в ином, — ответил Исхем. — Ван был младшим из братьев и ничего не наследовал. К тому же, видимо, Мегара и Брэд когда-то не поделились с ним украденным, или что-то в этом роде. Мегара был старшим, держал казну. Когда они похитили деньги Крозаков, братья снова не поделились с Ваном. Мегара говорил, что Ван еще слишком молод для дележа. Вот он ему и отомстил! Ван не мог донести на них в полицию, так как сам был соучастником ограбления. Поэтому, приехав в Америку, Ван отделился от братьев и жил скромно и уединенно, а они занимались ковровым бизнесом, став богатыми людьми. Но все-таки Брэда мучила совесть, и он завещал Вану пять тысяч долларов. Как видите, счастья деньги никому из братьев не принесли…

Все долго молчали. Поезд уже приближался к вокзалу Нью-Йорка, а профессор Ярдли никак не мог угомониться. Посасывая трубку, он что-то некоторое время обдумывал и вдруг спросил у Эллери:

— Скажите, вы верите в совпадения?

— Только не в случаях с убийствами, — быстро ответил Эллери.

— Тогда как вы объясните, что наш друг Страйкер, еще один сумасшедший. Господи, прости его, всегда появлялся в канун убийств и в Арройо, и в весьма удаленном от этого городка Брэдвуде? Ведь даже если предположить, что Ван был нормальным, то Ра-Харашт был зарегистрирован как сумасшедший. Было ли присутствие Харашта поблизости от места второго убийства простым совпадением?

— Вы — тонкий наблюдатель, господин профессор!

Хорошо, что вы задали этот вопрос, — заметил Эллери. — Конечно, это не совпадение. Вы улавливаете логическую связь фактов? Крозак не был мифом, он был реальностью. Он узнал, что один из братьев Твэр поселился в Арройо, в Западной Виргинии. Вполне возможно, что в том же анонимном письме Ван указывал Крозаку место проживания двух других Твэров. В письме могло и не быть намека на Вана как на первую жертву. Ван знал, что Крозак кочует со Страйкером где-то по Иллинойсу или на западе и что, пересекая Западную Виргинию по пути на восток, он обрушит месть на него, Вана. Мы знаем, что Крозак — умный человек. Собираясь убить Твэра по имени Ван, а затем Твэров Брэда и Мегару, он понимает, что убийство безобидного школьного учителя вызовет шум и ему надо будет скрыться. Почему бы тогда не скрыться в поместье двух следующих жертв? Он просматривает объявления в нью-йоркских газетах и находит подходящее — старый Кетчем сдает в аренду часть острова Ойстер-Айленд. Крозак уговаривает Страйкера отправиться проповедовать культ Солнца в те края и высылает по почте аванс за аренду. Итак, что же произошло на самом деле? Крозака убили. Страйкер, ничего не подозревая, не ведая ни о каких тайных замыслах убийцы-маньяка, показывает Ромейну лицензию на аренду Ойстер-Айленда, и оба поселяются на острове. Так возникает островная колония солнцепоклонников-нудистов.

— Бог мой! — воскликнул Куин-старший. — И сам Ван не придумал бы лучше, если бы захотел свалить вину за убийства на Страйкера.

— Все это напомнило мне, Эллери, наши рассуждения о египтологии, задумчиво заметил профессор Ярдли. — Вам не кажется, что у Вана все же была мысль связать египтолога Страйкера со своими убийствами?

— Благодаря вам, — ответил Эллери с улыбкой, — не кажется. Я выдвигал версию о Египетском кресте. Вы помните, господин профессор? — Внезапно Эллери выпрямился и ударил себя по колену. — Отец! Потрясающая идея!

— Слушай, сынок, — сказал инспектор Куин-старший, и его добродушный юмор сразу куда-то улетучился. — Как только я подумаю о твоих идеях, я прихожу к выводу, что половину денег с нашего банковского счета ты потратил на наем аэропланов, на раздачу чаевых и прочее, связанное с твоими вечными погонями за преступниками по всей стране. А класть деньги на счет прикажешь мне?

Эллери вздохнул.

— Придется прибегнуть к логике. У меня есть три варианта. Первый: списать мои расходы на счет округа Нассау. — Он выразительно взглянул на окружного прокурора Исхема, который хотел было что-то сказать, но промолчал, неловко улыбаясь. — Ну хорошо, вижу, не получится. Второй: покрыть издержки самому. — Он покачал головой и надул губы. — Нет, это еще менее реально… Но я же хочу вам рассказать, какая у меня потрясающая идея!

— Ну знаете ли… — усмехнулся инспектор Вогн. — Если вы не можете сделать этого ни за счет других, ни за счет себя, то как же?

— Дорогой инспектор! — воскликнул Эллери. — Я напишу книгу о четырех преступлениях, назову ее в честь мимолетного проблеска моей эрудиции «Тайна Египетского креста», и пусть мне платят читатели!

Si finis bonus est,

Totum bonum erit.

«ТАЙНА КИТАЙСКОГО АПЕЛЬСИНА»

Для расследования — или, точнее, разгадки — преступления необходимо сочетать качества ученого и провидца, которые находят свое законченное воплощение в личности детектива. Гений, позволяющий извлекать пророчества из уже известных событий, — это совершенно особой дар природы, и в своей высшей форме он дается очень немногим…

Я хотел перефразировать интересное выражение Шлегеля из его «Атенеума», где он говорит: «Der Historiker ist ein rückwarts gekehrter Prophet»,[9] и сказать: «Детектив — это пророк, который смотрит в прошлое». Карлайл, соглашаясь с этим, тонко замечает, что процесс расследования (в противовес истории) представляет собой «процеживание слухов».

Предисловие

Вряд ли кого-то удивит, что я пристрастно отношусь к моему другу мистеру Эллери Квину — дружба враждебна критике, тем более если она делает тебя причастным к славе. Во всяком случае, я не могу припомнить, чтобы с тех давних пор, когда мне впервые удалось уговорить Эллери придать его запискам художественную форму, — это был его первый опыт, после чего последовало множество других волнующих произведений, — какая-либо из его работ производила на меня более глубокое впечатление, чем рукопись «Тайна китайского апельсина».

К этой книге, вероятно, подошел бы подзаголовок: «Преступление шиворот-навыворот» с нижеследующей пометкой: «Самое поразительное убийство нашего времени». Однако, как я уже сказал, мое отношение пристрастно, и, возможно, я слегка преувеличиваю. Дело не только в преступлении — хотя само по себе оно экстраординарно, — но и в том, что ум, трудившийся над ним, обладал невероятной силой. Даже теперь, зная ответ, я настроен немного недоверчиво. С другой стороны, все кажется таким простым, таким естественным… Проблема в том — и на это часто указывает Эллери, — что загадки кажутся обескураживающе сложными до тех пор, пока ты не узнаешь правду, а потом остается только удивляться, почему ты не догадался обо всем с самого начала. Но я не вполне согласен с этой точкой зрения: нужен гений, чтобы раскрыть преступление, совершенное «шиворот-навыворот», и я готов отстаивать это мнение, даже если само небо обрушится мне на голову или если от меня откажется мой собственный друг, что совсем не исключено.

Бывают моменты, когда я втайне радуюсь тому, что никак не был связан с этим делом. В определенном смысле Эллери — это мыслящая машина, и он не испытывает никакого уважения к дружбе, когда логика выносит свой обвинительный приговор. Вполне возможно, что, если бы я оказался замешан в деле — скажем, в качестве адвоката Дональда Керка, — Эллери убедил бы доброго сержанта Вели защелкнуть на моих руках наручники. В конце концов, во время учебы в колледже я снискал более или менее преходящую известность сразу в двух видах спортивных соревнований — как чемпион своего класса по плаванию на спине и в качестве ведущего гребца в лодочной команде.

Каким образом эти невинные обстоятельства могли сделать меня потенциальным — или скорее чрезвычайно активным — подозреваемым в деле об убийстве, которому посвящены нижеследующие страницы, я предоставляю узнать самому читателю и надеюсь, что он получит от этого истинное удовольствие.