Мороз по коже. 22 уютных святочных детектива от авторов мастер-курса Татьяны Гармаш-Роффе - Янина Олеговна Корбут Страница 51

Чтобы мог хлопец отдохнуть от богословских учений, поесть вареников, бараньего окорока, маковых пирогов. Кроме того, на хуторе кружила в вихре развлечений развеселая ярмарка, знатная сельская забава.

В этот раз, как на грех, в самый разгар рождественских праздников дьяк Никодим захворал. Накануне выпил лишнюю чарку сливовой настойки и лежал пластом в хате, не в силах подняться.

Светел был январский день.

Напившись чаю, Тимошка отправился на ярмарочную площадь.

Играла гармоника, прыгали скоморохи, веселый люд гулял, пьянствовал, громко распевал смешные песенки. Нескончаемой вереницей тянулись прохожие между рядов и лавок с рыбой, солью, свистульками и прочим расхожим товаром. Сутолока была и между волов, повозок с мешками муки и пшеницы. Кругом шла бойкая торговля.

В конце улицы собралась толпа.

Подошел к ним Тимошка. А там подвыпившие мужики поносили колдуна Варлаама за то, что тот извёл со свету пасечника Гришаню, по всем статьям — доброго человека. Стал Тимошка расспрашивать хуторских мужиков. И выяснилось, что на удивление всем не явился пасечник на ярмарку. Не торговал медовухой и медом, как делал по обыкновению. Особенно отсутствие медовухи расстраивало мужиков. Уж больно она вкусна у Гришани. Между тем хуторяне видели, как накануне ярмарки Варлаам к Гришане на ближайшую пасеку захаживал. Что там делал — никому не ведомо. Было у Гришани две пасеки. Одна на краю хутора в Васильках, другая далече, в лесной глуши. Не дождавшись пасечника на ярмарке, сельчане всем миром ходили на пасеку, ту, что на хуторе. В хате Гришани не было, обшарили они кругом. Странно всё было: печь ещё не остыла, в горшке каша сваренная киснет, а хозяина нет. В сарае улья на зимовке, дверь не заперта на замок. Никому не позволял он даже заходить в сарай, чтобы стуком не потревожить пчёл. А тут оставил всё без присмотра. Так ещё на дворе упряжка исчезла. Проверить дальнюю пасеку — задача невозможная, никто не знал к ней дорогу. И, поскольку, за колдуном водились грешки, мужики порешили, что Варлаам и загубил Гришаню.

Народ шумел и в другом месте.

Судачили про есаула Данилу, недавно прибывшего из казачьей станицы. Говорили, что нёс он службу исправно. Лицом и телом был красив, как киевский вельможный князь, а силен, как сам пан воевода. Отчего дочь пана воеводы, вдовая панночка Ганна положила на него глаз. Это та самая панночка, что схоронила молодого мужа позапрошлой весной, аккурат через месяц после свадьбы.

Вернулся Тимошка с ярмарки.

В избе было жарко натоплено, вкусно пахло пирогами. Агафья только что вынула из печи дымящиеся ватрушки. Сладко вдыхая воздух, напитанный ароматами, Тимошка пересказал дьячихе хуторские сплетни. И в заключении добавил:

— Чего только не навыдумают сказочники.

— Брешут всё, — согласилась она.

— Однако же, чудно люди рассказывают…

Сунула дьячиха в руки хлопца ватрушку и слегка подтолкнула его к кровати.

— Поди ложись уже, отдыхай, сердешный. Мне в церковь надо сбегать, проверить, всё ли там в порядке. Да лампады зажечь перед иконами. Праздник все-таки ж.

— Что поздно так, тётенька?

— Завозилась я. Пока корову подоила, животинке корма дала, тесто завела. Потом пироги, ватрушки пекла. А хочешь — не хочешь, дело наше казённое. Велено нам за церковью присматривать, так выполняй. Господа не будут разбираться, что дядька твой захворал с перепоя, — ответила дьячиха, надевая на хрупкое, миниатюрное тельце тяжёлый тулуп.

Натянула Агафья валенки и устало вздохнула.

— Я не долго.

Потом бережно поправила одеяло на спящем муже и вышла из хаты.

Дьячиха Агафья, когда-то красивая статная баба, с худеньким, сморщенным лицом выглядела древней старушкой. В младенчестве осталась она сиротой, жила с юности в невольном браке. Но супруга своего почитала. Была она настоящей женщиной: чистила хату от грязи и копоти, наводила маломальский уют, в огороде, по хозяйству возилась, хорошо стряпала. К вечеру распускала свою тощую косу, мыла мужу грязные пятки и ласково гладила его по лысеющей голове. И было им вдвоем не так тоскливо и одиноко в этом жестоком мире.

Хутор Васильки был не маленький и не бедный. А единственная убогая церквушка ютилась на отшибе, поросла зеленым мхом. Хотя при ней находился дьяк, пан воевода не жаловал духовных традиций. Велел он не отпускать из казны средств на церковные нужды. Позже, по его распоряжению, отменили сходки и упразднили праздники. Вот потому и стояла церквушка без богослужений, как постыдная невольница, отданная на поругание.

Ни свет, ни заря пробудилась Агафья от привидевшегося кошмара. Снилось ей будто наяву, как вдовая панночка Ганна обращалась к нечистой силе, самому верховному черту, чтобы тот заворожил есаула Данилу. А чёрт, недолго думая, взял и загубил казака, утопил в проруби. Очнулась Агафья, вскочила с постели, выбежала в горницу, обливаясь ледяным потом.

— Батюшки мои, что делается-то! — причитала она.

Вся растрепанная, не умыв лица, не помолившись, стала расталкивать крепко спавшего племянника.

— Слышь, Тимошечка, — слёзно взмолилась она, — родненький, проснись.

— Отстаньте, тётенька, рано ещё, — проворчал парень и отмахнулся.

Раскраснелась дьячиха. Заглядывала Тимошке в лицо, тревожно бормотала она певучим голосом о том, что в церквушке их, кормилице, замешалась чертовщина. Дело до смертоубийства может дойти. Что только ему, семинаристу, духовного звания человеку дано отвести эти чертовские шашни.

Добудилась-таки хлопца.

Сладко потягиваясь, Тимошка сбросил с себя одеяло, сел на край постели, опустив на пол босые ноги. В недоумении посмотрел на дьячиху, нахмурился, спросонья протёр глаза рукавом рубахи.

— Ну, что т-тако-е?

Крестясь и наводя на сонного хлопца, живые, как пламя, очи, поведала Агафья диковинную историю, приключившуюся с ней.

Дело в том, что прошлой ночью, как и намеревалась, отправилась она в церковь. И случайно оказалась свидетельницей ужасного проступка двух молодых женщин. Одна из них вдовая панночка Ганна. Другая Олеся — чистая ведьма, в народе за ней ходила слава, что умеет она лечить. Так поди ж ты, за ворожбу взялась. В святочную ночь тайком забрались обе в церковь погадать. С собою принесли зеркала и свечи. На самом видном месте около чудотворных икон расстелили рушник, зажгли лампадки, свечи, зеркала поставили один напротив другого.

Дьячиха притаилась у дальней стены и молча наблюдала, как эти две глупые молодки творят бесовщину. Призналась она, что не посмела нарушить гадального обряда. Забоялась. Вдруг панночка Ганна нажалуется отцу, пану воеводе и лишатся они с супругом обжитого места. А меж тем Агафья подслушала разговор женщин. Ганна