Галина Романова - Счастье по собственному желанию Страница 52

– Непрофессионально как-то… – пробормотала Люба, слушавшая Сячинова с открытым ртом, кто бы знал, что узнает всю правду, находясь одной ногой в преисподней.

– А-аа! Вам всем киллеров подавай с оптикой! Зачем?! Зачем, Любовь?! Сразу заподозрят, что заказ. А так вполне сойдет и на уголовку обычную. Вот и все… Все твои секреты… Промучалась, небось, в последний месяц от неизвестности? Кто, почему, зачем, за что?! А все так просто…

Просто, конечно же, ничего не было. Все, как раз напротив, было сложно, страшно и грозило неотвратимой непоправимостью.

Как можно было все это исправить?! Как вернуть к жизни погибших?! Как зарубцевать раны оставшимся в живых?! И как…выжить после всего этого…

Сколько они просидели в этом подвале, одному богу известно. Часов у них не было, их отобрали охранники. Сумка с телефоном, документами и деньгами осталась у них же. Кормить их никто, разумеется, не собирался. Люба мерзла, трусила, негодовала оттого, что за ними никто не идет. Собрались убивать, так пускай уж быстрее бы. Чего тянуть?! Темноты ждут? Наверное…

Время от времени принималась переругиваться с Генкой с вялой обреченностью приговоренного к смерти человека.

Изменить уже ничего нельзя, это было ясно им обоим. Непонятно с чего захотелось вдруг хотя бы восполнить недостающее. Расставить все по местам.

Но Генка упрямился, отвечал с неохотой, все больше огрызаясь и посылая ее куда подальше. Она то замолкала, то снова принималась к нему приставать и злилась, злилась и еще плакала иногда.

Когда над головой загромыхало железо открываемого замка, она не выдержала, и снова пристала к Сячинову.

– Ну, скажи хотя бы, какая роль во всем этом деле отводилась Киму, Ген?! Ну что же, я умру и так и не узнаю, кто он?!

Поняв, что идут за ними, Генка вскочил с земляного пола, где он просидел последние несколько часов. Вытянулся в струнку и уставился остановившимся взглядом на дверь. Ее он, казалось, не слышит. Но Люба и не собиралась сдаваться. Ухватила его за локоток и снова и снова повторяла свой вопрос.

– Отстань! – прохрипел он моментально севшим голосом и оттолкнул ее к дальней стене. – Отстань, прошу!!!

– Гена, скажи мне только, и все! – Люба заплакала, упав на коленки. – Я же тоже, как и ты… умру сейчас… Кто Ким?!

Сячинов вздохнул так, что чуть не задул электрический свет под потолком. Поглядел на нее со смешанным чувством неприязни и жалости и проговорил неохотно:

– Ким твой – крутая шишка…

– То, что он крутой бандит, мне уже говорили.

– Какой бандит, идиотка? – Генка внезапно замолчал.

Дверь как раз приоткрылась, впуская одного из их конвоиров, при нем по-прежнему был автомат. Он смотрел на них с ухмылкой и указал им подбородком на дверь.

– Ген! – цепляясь за стенку, она поднялась и снова со слезами: – Ген, ну скажи!!!

– Ох, господи, беда с этими бабами… Твой Ким как раз тот самый особист, что сливал информацию на его вон хозяина Тимосу. Поняла?! А теперь цепляйся и пойдем издохнем во славу Отечества…

Глава 14

– Закатова! Слышишь, нет?!

Ей в спину тут же уперлось крепкое мужское колено и принялось потихоньку сталкивать ее с кровати.

– У-умм, – она крепче зажмурилась и глубже зарылась в одеяло, пытаясь удержаться.

– Любовь! Телефон звонит! Подойди, а, будь другом.

– Не-а… Не пойду… Говорила тебе, возьми телефон в спальню. Не захотел? Теперь сам иди, – и, перевалившись через него одним движением, она очутилась у стенки, тут же снова притворившись спящей. – Иди, иди…

Он ушел, обидевшись. Или сделал вид, что обиделся. Не страшно. Вернется через пару минут. Снова к ней вернется. Как вернулся этим летом после стольких лет разлуки.

Ким… Милый, любимый, надежный.

Как же здорово было сознавать, что не ошиблась, не придумала ничего, и не поверила никому. Все так и оказалось на самом деле, как думалось и мечталось: милый, надежный, верный.

Он спас ее. И Генку, конечно же, тоже, но того скорее за компанию. Главным объектом в спасательной операции все же была она. Его Любовь…

– Это любовь всей моей жизни, – отчитался он потом перед ребятами, усаживая ее себе на коленки в пассажирской «Газели», когда все закончилось.

Никто так и не понял, что конкретно он имел в виду. Любовь как чувство. Или Любовь как имя. Она тоже не поняла и, не удержавшись, спросила. Говорит, любовь с большой буквы или нет? А он шепнул ей на ухо:

– Все буквы в этом слове большие, детка. Все, представляешь?

И так сладко стало ей от этих его слов. Так счастливо и сладко, что она от этого самого счастья проревела, уткнувшись в его плечо, всю дорогу. Его ребята деликатно отворачивались, пряча лица за черными масками. Ким молчал, лишь теснее ее к себе прижимая. А она ревела, хлюпая носом.

Потом он привез ее к себе домой и ругал часа два без остановки. Когда под душ ее зареванную пихал, ругался. Когда потом, укутав в халат, на кухне отпаивал чаем и корвалолом, ругался. И даже когда на руках ее держал почти сонную, ругал не переставая. И за самодеятельность, и за бесконтрольность, и за глупый риск. И еще за то, что усомниться в нем посмела.

Пускай себе ругается, решила она тогда. Это он от облегчения бранится. Оттого, что все закончилось. И закончилось благополучно. Никто никого не успел ни пристрелить, ни повесить.

Да, а как бы успели, если едва они вышли на крыльцо, как в лицо им ударил сбивающий с ног ослепительный свет прожекторов?!

Люба тогда так испугалась, что подумала было что ее уже убили. Тем более, что кто-то сбил ее с ног, и она упала, больно стукнувшись головой и плечом о доски крыльца. И пролежала там почти все время, пока этих троих обезвреживали. Вернее, не троих, а четверых, потому что вероломный Генка Сячинов переметнулся на сторону преступников. Хотя он-то кто, не преступник разве?..

Наутро Ким повез ее куда-то, и там ей пришлось долго и терпеливо отвечать на многие вопросы. И на следующий день, и еще и на следующий, и еще… И еще потом формулы вырисовывать на обычной школьной доске. И предположительные составы синтезировать, устно, правда. И там ей, кстати, и объяснили, почему мчалась в тот день на нее машина, которую угнали у Кима.

Это, оказывается, господин Хелин решил подстраховаться, убив ее. Узнал от нее же самой, что вокруг нее какие-то сомнительные дела происходят. Квартиру там перевернули вверх дном. Какой-то странный человек рядом пасется. Что она напугана, и что собирается даже от кого-то прятаться. Он и пустил в дело машину, которую угнали утром у человека, что шел за ним по пятам. Его люди эту машину, собственно, затем и угоняли, для подставы то есть. Это уже по ходу дела решили убить с ее помощью Любу.

А Ким ночью по телефону, оказывается, совершенно о другой машине говорил. О той, что в кустах пряталась и из которой велось наблюдение за лесным домиком. А она подслушала, понять ничего не поняла, а понапридумывала…

Иванов тоже объявился, с виноватой рожей. И каялся перед Кимом и перед ней, и извинения просил, и плакал даже. Только Люба слезам его не поверила. Ему заплакать было что высморкаться. Плакал, плакал, а потом как ляпнет, повернувшись к Киму:

– Вот, дружище, возвращаю ее тебе, так уж и быть.

Ким молчал не больше минуты. Скривил губы, прошептал что-то неразборчиво, наверняка, выругался, и выдал с чувством:

– Дать бы тебе по башке, Серега!.. Но не могу. Потому как за одно тебе все же благодарен…

– За что? – вскинулся тут же Иванов, хотя опасение получить башке заставило его втянуть эту самую башку в плечи.

Люба тоже, кстати, заинтересовалась. За что можно благодарить такого человека, как ее бывший муж, она себе представляла с большим трудом.

– За то, что именно ты на ней женился, а не кто-нибудь, – проговорил Ким, с облегчением вздохнув. – Вышла бы замуж за нормального путевого мужика, да детей бы нарожала, не видать бы мне ее никогда. Никогда уже…

И так он это сказал, что у Любы мгновенно сердце защемило. Тут и слез никаких не требовалось. Одних этих слов его было достаточно.

И слез-то, к слову, пустых. Иванов тут же лицо утер, посмотрел гоголем и не забыл добавить напоследок:

– Ну, вот видишь! С тебя тогда еще и причитается.

Ну, не придурок!..

Ким вернулся из гостиной озабоченным и смущенным. Сел на краешек кровати. Поставил локоть на голое колено, подпер ощетинившийся к утру подбородок растопыренной ладонью и посмотрел на нее, не забыв толкнуть задом:

– Люб, хорош притворяться, знаю, что не спишь!

– И что с того? – проворчала она, пытаясь удержать одеяло, что он с нее начал стягивать. – Кто звонил?

– Вот и я о том же?!

Так они все время разговаривали. Смешно, почти бессвязно и чужому уху совсем непонятно. Они друг друга понимали, этого было достаточно.

– Ну? – Люба приподнялась и подоткнула себе под спину подушку повыше. – Если у тебя такой вид, то…

– Угадаешь, с меня подарок, – поддразнил он ее и улыбнулся, и уставился на нее с вызовом. Разве не примешь? Тем более, что подарок обещан.