Неле Нойхаус - Злой волк Страница 52

– Пожалуйста, – задыхаясь, пробормотала она в отчаянии, – пожалуйста, пощадите меня.

Майке открыла глаза, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где она находится. Она уютно потянулась и положила руки под голову. За окном щебетали птицы, и через ставни пробивался солнечный свет, оставляя на глянцевом паркетном полу светлые полосы. Вчера вечером она поздно легла. Они с Вольфгангом ужинали во Франкфурте, и она довольно много выпила. Он опять предложил ей переночевать у него в доме, так как ему абсолютно не нравилась ее идея оставаться одной в доме в Лангенхайне. На сей раз она приняла его предложение, умолчав о том, что уже пару недель присматривала за квартирой своей подруги в Заксенхаузене, а вовсе не жила у Ханны. Она любила великолепную белую виллу семьи своего крестного с тех пор, когда была еще ребенком. Раньше она часто здесь ночевала, когда ее мать куда-нибудь уезжала. Мать Вольфганга была для нее третьей бабушкой. Майке ее искренне любила. Ее самоубийство девять лет назад повергло Майке в настоящий шок. Она не понимала, почему кто-то, кто жил в красивом доме, имел достаточно денег, кого все любили и всюду с радостью принимали, просто повесился в амбаре. Кристина страдала тяжелой депрессией, как ей тогда объяснила Ханна. Майке не помнила отчетливо похороны. Это было прекрасным солнечным сентябрьским днем. Сотни людей прощались с ней у вырытой могилы. Майке было тогда двенадцать лет, и больше всего ее впечатлило тогда, что Вольфганг рыдал, как маленький ребенок. Его отец, правда, тоже всегда был очень приветлив с ней, но с тех пор как она однажды видела, как он орал и ругался на Вольфганга, она стала его бояться. Вскоре после похорон Кристины Матерн Ханна вышла замуж во второй раз, и Георг – ее новый муж – очень ревностно относился к дружбе между Ханной и Вольфгангом, поэтому они очень редко приезжали на виллу в Оберурзель.

Вчера Майке весь день провела с Вольфгангом в поездках и наслаждалась этим. Он никогда не обращался с ней как с ребенком, даже когда она была еще маленькой. Все эти годы он был ее другом и доверенным лицом, единственным человеком, с которым она могла обсуждать такие вещи, о которых не хотела говорить ни со своим отцом, ни тем более с матерью. Вольфганг навещал ее в различных психиатрических клиниках, он ни разу не забыл про ее день рождения и всегда пытался наладить контакт между ней и Ханной. То и дело Майке задавалась вопросом, почему он не женат. С тех пор как она узнала, кто такие геи, она размышляла, не из них ли он, но подтверждений эта гипотеза не нашла. Однажды она спросила об этом мать, но Ханна только пожала плечами. «Вольфганг – индивидуалист, – ответила она. – И так было всегда».

Ханна! При мысли о матери в ней заговорила совесть. Она все еще ни разу не была у нее в клинике. Вчера она разговаривала по телефону с Ириной, которая, конечно, побывала у Ханны. Но то, что рассказала ей Ирина, еще больше убедило Майке в том, что она должна отложить свой визит. Она содрогнулась и натянула одеяло до подбородка. Ирина засыпала ее упреками, которые Майке не хотела слышать. Когда-нибудь она навестит мать, но не сегодня. Сегодня Вольфганг собрался поехать с ней на обед в Райнгау в его шикарном кабриолете «Астон-Мартин». «Чтобы ты переключилась на другие мысли», – сказал он вчера вечером.

На ночном столике зажужжал смартфон. Майке протянула руку, выдернула шнур зарядного устройства и разблокировала телефон. За последние двадцать четыре часа она получила двадцать два анонимных звонка. Она из принципа не отвечала на звонок, если он поступал со скрытого номера, тем более что это могли быть легавые. На сей раз это было эсэмэс-сообщение.

«Добрый день, фрау Херцманн. Пожалуйста, позвоните мне. Это очень важно! Всего хорошего. П. Кирххоф».

Важно? Для кого? Для нее нет.

Майке сбросила эсэмэс и прижала колени к груди. Оставили бы они ее в покое.

Утром, в десять минут девятого, на центральную телефонную станцию Регионального управления полиции поступил звонок. Спустя пятьдесят секунд дежурный комиссар проинформировал Боденштайна, и тот опять позвонил Пие, которая уже ехала в больницу Хёхста к Ханне Херцманн.

По дороге в Хофхайм Боденштайн вызвал Кая, Джема и Крёгера в комиссариат, а также позвонил из машины дежурному прокурору, чтобы срочно запросить постановление на производство обыска в пристанище Килиана Ротемунда. Через три четверти часа после звонка вся команда, за исключением Пии, собралась в отделе полиции, но даже после третьего прослушивания записи никто не мог сказать, был ли это женский или мужской голос, двумя сжатыми фразами сообщивший то, чего до этого никто не знал.

«Человек, которого вы ищете, живет в кемпинге на Хёхстер-вег в Шванхайме. И он сейчас как раз на месте».

С тех пор как все дневные региональные газеты в Южном Гессене опубликовали фотографию Килиана Ротемунда, это был первый конкретный сигнал.

– Пришлите два патрульных автомобиля к кемпингу, – сказал Боденштайн дежурному комиссару. – Мы едем немедленно. Остерманн, как только придет постановление на обыск…

Он запнулся. Да, что тогда?

– …я сразу отправлю его в приложении мейлом на ваш айфон, шеф, – закончил фразу Кай Остерманн и кивнул.

– Так можно? – удивился Боденштайн.

– Естественно. Я его отсканирую. – Остерманн ухмыльнулся. И хотя Боденштайн достаточно хорошо разбирался в своем смартфоне, современная коммуникационная техника все еще была сложна для него.

– А как…

– Я знаю, как это делается, – нетерпеливо прервал Крёгер Боденштайна. – Давай поехали, пока парень опять не улизнул.

Через полчаса они были у кемпинга на берегу Майна. Два патрульных автомобиля стояли на парковочной площадке перед выкрашенной в желтый цвет одноэтажной постройкой с плоской крышей, в которой размещалась столовая с напыщенным названием «Майн-Ривьера» и санитарные помещения для обитателей кемпинга. Боденштайн оставил свой пиджак в машине и закатал рукава рубашки, которая, несмотря на ранний час, уже прилипала к спине. Рядом с переполненными мусорными контейнерами, источавшими неприятный запах, до самого водосточного желоба возвышались горы пустых ящиков из-под бутылок. Через открытое окно с порванной москитной сеткой видна была узкая неопрятная кухня. Грязная посуда и стаканы стояли на каждом свободном пространстве, и Боденштайн содрогнулся при мысли, что ему пришлось бы съесть что-то, приготовленное здесь.

Один из коллег в униформе нашел арендатора «Майн-Ривьеры». Боденштайн и Крёгер вошли на террасу, выложенную плитами из бетона с обнаженным наполнителем, которая называлась «Ресторан в саду», о чем свидетельствовала большая вывеска. Вечерами гирлянды огней и пластиковые пальмы в сочетании с повышающимся уровнем алкоголя создавали атмосферу отдыха, но в ярком солнечном свете со всей беспощадностью открывалась картина полного запустения и убогости. Места, подобные этому, глубоко удручали Боденштайна.

За столиком, покрытым пластиковой скатертью, под выгоревшим солнцезащитным зонтиком сидела супружеская пара арендаторов и завтракала. Их завтрак, похоже, состоял главным образом из кофе и сигарет. Худой лысый мужчина пожелтевшими от табака пальцами листал «Бильд ам Зонтаг» и был не особенно рад визиту полиции ранним воскресным утром. На нем были клетчатые поварские брюки и футболка, желтый оттенок которой позволял предположить, что его одежда уже давно не знала стиральной машины, о чем свидетельствовал и резкий запах застарелого пота, исходивший от мужчины.

– Я его не знаю, – пробормотал он, бросив безразличный взгляд на фотографию, которую Крёгер сунул ему под нос. Его жена закашлялась и раздавила сигарету в переполненной пепельнице.

– Покажите-ка. – Она протянула руку. Толстые пальцы с покрытыми красным лаком ногтями и нанизанными на них золотыми кольцами, накрашенные черной тушью глаза и волосы с начесом и челкой, что было в большой моде во времена ее юности в шестидесятые годы. Нежная Ирма[25] местного розлива. Она была высокой, объемной и энергичной женщиной и наверняка не имела проблем с напившимися гостями. Из мусорных баков до террасы донесся сладковато-гнилостный запах. Боденштайн скорчил гримасу и задержал дыхание.

– Вы знаете этого человека? – спросил он сдавленным голосом.

– Да. Это доктор, – сказала она, критически рассмотрев фотографию. – Он живет в вагончике номер сорок девять. Вон по той дороге вниз. Перед вагончиком зеленая палатка-тамбур.

Сухопарый мужчина бросил на свою жену гневный взгляд, который она проигнорировала.

– Я не хочу здесь неприятностей. – Она вернула Крёгеру фотографию. – Если у наших нанимателей конфликт с полицией, это не моя проблема.

«Очень здравая позиция», – подумал Боденштайн. Он поблагодарил и поспешно покинул «Майн-Ривьеру» и ее арендаторов, которые тут же начали громко ссориться. Они должны найти вагончик, прежде чем «лысая голова» сможет предупредить Килиана Ротемунда по мобильному телефону. Он отправил своих коллег в разных направлениях в поисках вагончика, так как последовательность в нумерации домов была логичной лишь отчасти и на большом участке территории, по сути, отсутствовала. Джем Алтунай наконец нашел жилой вагончик с номером сорок девять почти на противоположном конце площадки. Палатка-тамбур была зеленой лет сорок назад, но номер был верным. Несколько молодых людей сидели на садовых стульях перед вагончиком на соседнем участке и с любопытством наблюдали за ними.