Эллен Полл - Труп на балетной сцене Страница 52

Приглашая Мюррея, Джульет не подозревала, что тот облачится в смокинг. Лэндис в смокинге — к такому зрелищу она не была готова! Но когда кавалер появился на пороге, он выглядел потрясающе: в черно-белом, стройный, свежий, элегантный, сильный, словно сошел с рекламного плаката всего рода мужского. Остатки обид испарились как дым, и Джульет возблагодарила тот импульс, который заставил ее надеть свой самый изысканный наряд (точнее, единственный изысканный наряд): длинное серебристое платье — вышитая юбка с разрезом на боку — и украшенный бисером жакетик. Последняя отлучка из студии Янча не пропала даром — Джульет использовала время, чтобы подправить свой имидж, и теперь чувствовала себя нежной, свежей и симпатичной. Кстати, выражение лица Мюррея ни в коей мере не опровергало ее ощущений.

— Потряс, — объявил он и протянул прозрачную коробку (таких Джульет не видывала со времен школы). Внутри находилась искусно прикрепленная к бледно-лавандовой ленте темно-лиловая орхидея. Мюррей открыл коробку, достал цветок и прикрепил к ее поясу. Но при этом старался держаться от Джульет не меньше чем в трех футах. Тонкая операция: ей следовало терпеть случайные прикосновения огрубевших, но ловких пальцев скульптора.

Джульет кольнуло удивительное чувство радости. Мюррей явно понял ее настроение, когда она его приглашала. А орхидея с ее намеком на давно ушедший мир заставила испытать нежную застенчивость. Очень похоже на Лэндиса — принести что-нибудь очень невинное и в то же время с культурным подтекстом. Джульет не нашла слов, лишь благодарно улыбнулась. И он, довольный ее реакцией, улыбнулся в ответ.

Она отошла взять из шкафа в коридоре кашемировую шаль. Дни стояли все еще по-летнему теплые, но к вечеру холодало и, насколько помнила Джульет, в Кадуэлл-холле можно было запросто замерзнуть.

— Доктор Бодин!

Со стороны кухни показалась Эймс с высокой охапкой звездообразных лилий на длинных стеблях в руках. На время отсутствия Джульет она оставалась руководить поставщиком продуктов, флористом и полудюжиной других людей, которые уже начали готовить квартиру к ночной вечеринке.

— Куда вы хотите, чтобы их поставили: в стеклянные вазы или в корзины?

— Мне кажется, в корзины, но лучше посоветоваться с флористом, — ответила Джульет, снова повернулась к Мюррею, но вдруг заметила, как сразу изменилось его лицо: помрачнело и сделалось злым, словно его что-то внезапно обидело. Такой здоровый букет лилий, поняла она, по сравнению с которым орхидея на ее талии стала казаться совсем крохотной. И в ответ рассердилась: что за тупость и детский эгоизм! Неужели он считает, что если женщина может позволить себе покупать букеты, то ее не способен растрогать один-единственный подаренный ей цветок? Она же объяснила, что собирается устроить вечеринку после премьеры «Больших надежд» (соврав Гейл, Джульет решила претворить свою ложь в жизнь). Неужели Мюррей решил, что гостей станут угощать пивом и попкорном в комнатушке с бумажными обоями рубчиком?

Джульет стиснула челюсти и грубовато схватила мужчину за руку:

— Нам пора. Эймс, если что-нибудь потребуется, отправляйте голосовую почту на сотовый.

Следующие полчаса оба сердито молчали. Ни он, ни она не скрывали, что недовольны друг другом, но и не высказывали затаенных претензий вслух. Но при виде заполненного до последнего ряда сияющими балетоманами зала и прочитав в программке благодарственные слова Рут («за неоценимую помощь и поддержку Джульет Бодни во время постановки „Больших надежд“»), Джульет почувствовала, как настроение у нее поднимается. И когда началось действие, оба отставили в сторону личные чувства и погрузились в мир вечного воображения.

Поразительно, изумлялась Джульет, насколько изменяется привычное зрелище, если наблюдать за действием из первого ряда ложи под звуки оркестра, при свете рампы — все, даже присутствие зрителей, сообщало сюжету и хореографии новую жизнь. За то время, пока Джульет не посещала студию, танцовщики отшлифовали движения и углубили характеры, так что воплощенная в хореографии драма многократно усилилась. Первая встреча Пипа с закоренелым преступником Мэгвичем превратилась, как и у Диккенса, в головокружительную сцену. Органическое соединение света, проекции и квазигротескной хореографии разожгло огонь, который спалил мисс Хэвишем. А потом те же приемы, но в зелено-голубых тонах, наполнили действие, когда Мэгвич боролся под водой с Компейсоном, своим злым роком. Снова и снова у зрителей то перехватывало дыхание, то слышался вздох облегчения. Юмор хореографии (в основном в первом акте) вызывал в зале улыбки, чуть ли не хохот. В последние дни оркестр репетировал при участии композитора, и теперь музыка звучала великолепно.

И танцовщики работали с полной отдачей — страстно, энергично и зажигательно. Райдер создал образ сложного, темного Мэгвича, Лили — леденящей душу мисс Хэвишем. Лучше всех танцевали Электра и Харт. Она изображала девушку, пойманную в тиски собственной бессердечной гордости. А он воплощал то юношескую наивность, то безграничные желания, глупый романтизм, неприкрытое тщеславие и, наконец, силу. Наблюдая за ними, Джульет заметила странные смещения в собственном сознании: она видела в Харте то искусного танцовщика, то убийцу. Искусство и мораль, ничего другого не скажешь (или артистичность и взлет!). Но Джульет не могла отвлекаться даже на такие интересные вещи, настолько поглотила ее работа Рут и так она радовалась за свою подругу.

После первого и второго актов зал потрясали восторженные аплодисменты. В перерывах зрители возбужденно обсуждали постановку, но Джульет не ожидала такой горячей реакции, когда занавес упал в последний раз. Люди взревели, вскочили на ноги и били в ладоши, как бывает только на самых удачных премьерах. Когда исполнители вышли на поклон, раздались крики «браво», «брава», «брави». Брави — с особым удовольствием, брави кордебалету, брави солистам, а Лили Бедиант (которой из оркестровой ямы передали пышный букет цветов) — брава; и Электре Андреадес тоже.

Харт в роли Пипа вышел на поклон последним. При виде звезды зал всколыхнулся; потом люди делились впечатлениями: никогда Хайден не танцевал так блестяще, так тонко и глубоко. Подобные выступления не забываются. Сначала он поклонился по-викториански неглубоко, потом еще раз, а когда овация перешла в гром — низким театральным поклоном. Светлые волосы слиплись от пота, лицо блестело. Он поднял глаза на самый последний ряд, обвел взглядом весь зал, прижал руку к сердцу, улыбнулся и снова поклонился; затем взял за руку Электру и вывел вперед. Упал перед ней на одно колено и поцеловал кончики пальцев. Когда он поднялся (Джульет, как и все остальные, тоже вскочила на ноги), ей показалось, что в его глазах мерцает горячечный огонь. Игра света, решила она.

Занавес упал, поднялся снова; начался парад всех, кто трудился за сценой: дирижер, композитор, Грег Флитвуд и, наконец, Рут — маленькая и непохожая на себя в официальном платье. Она нервно гримасничала, не в силах справиться с собой и изобразить нечто отдаленно напоминающее пристойную моменту любезную, благодарную улыбку, и поклонилась так, что все поняли: и она некогда была великой балериной. Макс Девижан вынес балетмейстеру гигантский букет цветов, и наконец занавес опустился в последний раз.

Промелькнувшие три часа избавили Лэндиса и Джульет от скованности; они, развалившись в креслах, смотрели на макушки расходящихся из оркестровой ямы музыкантов и обменивались впечатлениями о том, что только что видели и слышали. Внезапно их перебил кто-то из приятелей Джульет, и она небрежно представила Лэндиса. Потом Мюррей холодно кивнул кому-то из своих знакомых. Джульет никогда бы не подумала, что он может быть настолько чопорным, ведь речь шла всего лишь о ритуальных «здравствуйте — до свидания». Однако бруклинский выговор моментально взлетел до самых высот.

После того как зрители разошлись, Янч устроил на сцене фуршет с шампанским. Пригласили всю труппу и довольно широкий круг избранных: спонсоров и членов правления. Известно, что подобные мероприятия способствуют притоку в студию новых средств. Однако Джульет решила, что ей лучше улизнуть — вернуться домой и готовиться к своему празднику. Рут была единственным человеком, кого она хотела видеть. Но ее-то в минуту успеха и возьмут в оборот восторженные почитатели.

— Ты ведь со мной? — спросила она Лэндиса, когда они наконец добрались до лестницы и начали спускаться в фойе.

Тот с сомнением поморщился:

— Не забывай, многих из этих людей я официально допрашивал. Боюсь, в моем присутствии они могут испытать неловкость.

— И что из того?

— А то, что твоя вечеринка для них. А мое присутствие может все испортить.

Несколько секунд Джульет не знала, что ответить. Чего-то в этом духе она ожидала. И ожидала с раздражением. Не могла избавиться от мысли, что эти отговорки вызваны его обычной робостью и нежеланием оставаться с ней наедине, а не заботой о чувствах танцовщиков.