Петр Акимов - Плата за страх Страница 52

Кузнецову в это время одолевали совсем иные заботы.

Не всем везет в эмпиреях витать. Кому-то приходится и в грязи возиться.

Надежде пришлось изображать циничную мерзавку. И хотя в конкретном случае она в аффекте мести делала это не без удовольствия, но было оно все-таки слабее, чем чувство неловкости перед Олегом.

Они с ним тихо беседовали, сидя на крылечке старой дачи на краю Ивантеевки — в получасе езды от дома родителей Кузнецовой. Эту дачу сняли те, кто собирался похитить дочку Панкратовой, Зою. Хотели здесь прятать девочку. Позади Олега и Надежды была открытая дверь кухни, а там — открытый люк в подпол. Под ним, должно быть, хорошо слышно их разговор.

— Понимаешь, сила бандитов в их умственной скудости, — вроде бы устало объяснял Олег любимой. — Логика для них ничего не значит, и чужой опыт для них ничего не значит, и даже элементарная арифметика — пустой звук. Вот такая порода. Ему сколько хочешь тверди, что наркотики — отрава, он все равно попробует. Ему говорят: ты уже отсидел один раз. Примешься за старое — опять посадят. Нет, он все равно лезет. Понимаешь? Им говорить — бесполезно. И бить их бесполезно: вот она уперлась, и ты ей хоть что делай, все равно будет молчать.

— Ну, она все-таки женщина, — настаивала на своем Надежда. — У нее мозгов побольше, чем у братца. Надо ей просто доказать. Ты же знаешь какие-то способы? Кипятильник ей куда-нибудь засунуть или иголки под ногти. Еще, я читала, есть способ: на муравейник голым задом. Я тут, кстати, видела один подходящий муравейник неподалеку.

— Да я ее уже обо всем предупреждал! Говорил, что мы их всех засекли еще до того, как они твою машину рванули, — упорствовал Олег. — Даже видео ей показывал, как ее братик вокруг дачи Воротникова ходит, как они возле вашей дачи притаились и за Зоей следят, и про все прочее. Но они же бестолочи! Они же уверены, что только они одни умные, а все остальные — идиоты. Поэтому им и в голову не приходило, что мы за ними следим. Будто так трудно догадаться, что, когда Воротников сляжет, они опять за Томку возьмутся. А как ее можно прижать? Ясно же — через дочь. Я же этой дуре сто раз говорил. Все! И что мы их на Зою, как на блесну, ловили, говорил. Молчит.

— Вот и хватит с ней разговоры разговаривать, — кровожадно требовала Кузнецова, — надо этой гадине что-нибудь прижечь или сломать, чтобы больше ни один мужик на нее даже не взглянул! Есть же у тебя где-то паяльник? Чего ты у меня такой ленивый! Неужели и это мне самой придется делать? Постыдись. Ты же — мужчина!

Их тихая перепалка доносилась до молодой женщины, которая лежала в подполе под открытым люком. Яркая лампочка в патроне на коротком проводе слепила Зинаиду Рыкалову по прозвищу Мицупися, но не мешала слушать. Женщина лежала в брезентовом камуфляжном костюме, перемаранном кровью, экскрементами и рвотой. Голова ее свесилась в яму, которую ее предусмотрительный старший братец приготовил для тела Зои Панкратовой. План предусматривал, что когда мать девочки сделает все, что от нее требуется, оставлять девчонку в живых опасно. Пусть говорить эта дурочка толком не может, но зато умеет рисовать. А это еще хуже.

Лицо Зинаиды, щерившееся чернотой на месте выбитых зубов, покрытое сгустками засохшей крови, было перепуганно. Но она все равно молчала. Ведь ее заставляли выдать родную маму.

Правильно она всегда говорила: «Кому вы нужны, кроме меня?» А еще мама с детства говорила Зиночке, что самый лучший способ хорошо жить — прицепиться к сноровистому мужичку, который бы счел за счастье выполнить любой твой каприз. Мама на себе проверила, насколько это легко и просто — скользить от мужика к мужику, как эстафетная палочка. Которую стараются схватить во что бы то ни стало. И ведь получалось у мамы. Редко тот, на кого она глаз положила, умудрялся ускользнуть. Все бредни в книжках про любовь, говорила мама, — чушь. Никто ничего даром не дает. Надо либо покупать, либо отнимать. У женщин — свой товар и свое оружие. Надо только очень умело и осторожно им пользоваться. И тогда у тебя будет все: деньги, барахло всякое, связи, мужик любой — на выбор. Причем не один, а сколько тебе надо.

Оружие бабское — это не красота, не ум и не образование. А тот «выключатель», который есть в голове у любого мужика. Любой из них, если этот выключатель сработает, забывает все на свете — только бы ему дали влезть туда, где у женщины тепло и влажно.

Много чего ей мама рассказывала и объясняла.

Однако времена настали другие, уж слишком многие бабы эту науку выключения рассудка у мужиков просекли. Никак не получалось у Зинаиды хорошо упаковаться. Замуж она быстро выскочила. Сразу, как только кончила учиться на учительницу английского языка. Дипломата на себе женила, не кого-то. Но когда стала помогать ему карьеру делать и ублажила парочку его начальников, суженый ее отчего-то взъерепенился. Отношения без конца выяснял, пить начал, драться. Да не по делу: есть ведь те, кому отхлестать тугую попку — всласть, а этот, по глупой злобе, все норовил фэйс испортить. И потом так, гад, развестись сумел, что ей ни жилплощади, ни денег не отчекрыжилось.

Потом она искала работу, где мужиков табун, и все у нее получалось. Во многом она мамину науку превзошла. Но все как-то не в масть. Деньги — да, шмотки — да, знакомств — навалом. Японцы от нее в полном отпаде были. Но все по мелочи. И денег всегда ненадолго хватало, и страсти мужской. Не нарабатывалась система. Одни огрызки.

И только когда маманя сама за устройство Зининой жизни взялась, что-то начало выруливать.

Это она ей крутой заказ на Кузнечиху нашла. Это самое крутое, когда баксы платят, а криминала — нет. Вернее, мама приобщила ее к своему подряду на голову Панкратовой, но выделила отдельное направление: устранение ее ближайшей подруги. Себе, понятно, мама саму Тамарку оставила. У нее на нее давным-давно зуб, и большой: Панкратова у мамы самого перспективного мужика увела. Причем тогда увела, когда она уже почти научилась с его выключателем запросто обращаться. Чуть-чуть не успела. Тамарка как баба — фуфло плаксивое, но зато дюже пахать любит. Вот карьерой она его и переманила. Такое не прощают. А уж когда еще и платят, чтобы ты спесивую стерву в чувство привела — тут маме полный отстой по кайфу.

Зина тоже во вкус вошла. Башляла зелень, как капусту при засолке на зиму. Она даже начала подумывать, а не остаться ли ей в этом страховании подольше. Вот где выбор мужиков с бабками неограниченный. Да только младший братишка Федька, который в тринадцать лет круглый дурень, все испоганил. Сколько раз слышал, балда, как они с маманей кости мыли Кузнечихе. За то мыли, что никак не удавалось ее тихо — а надо было очень тихо! — прищучить, а этот балбес так ничего и не понял. Как в стенке дырки вертеть, чтоб за сестрой подглядывать, так ему мозгов хватает, а как помочь толком — баклан в компоте. Инициативу он проявил. Удивить хотел. Подговорил своего дружка придурочного, Илью, бомбу под кузнецовскую машину засунуть. И добро бы с толком, да у этих сопляков никакого понятия. Нашли место, где взрыв устроить, — возле офиса фирмы, да еще на глазах у самого трусливого подельника! Глебский, как «девятка» заполыхала, так затрясся, что чуть не обделался. А потом, тварь, оправился и повадился Зинку за просто так иметь, угрожая, что сдаст ее со всем семейством в ментовку. Просек, что за покушение на убийство одной картотекой не отмажешься.

Да еще ко всему Кузнечиха выжила, землю начала рыть, искала крайних. Да и сама Зина от растерянности после взрыва лишнего ее мелкому хахалю наболтала. В основном, конечно, надула. Но и кое-что лишнее брякнула.

Но мама и тут нашлась. Это ж надо умудриться: получить бабки за то, чтобы избавиться от Глебского, который им самим поперек горла и у которого тоже зелень имелась. Выключатель у Глебского был простенький — умишко слабел от одного касания к мотне. Сам себе командировку устроил. Заманить его на квартиру, угостить клофелинчиком и мазнуть, где надо, помадой было плевым делом, а навару — шесть тонн баксов.

Нет, мама — чудо. Как заказчик свиристел, что они с Кузнечихой и Тамаркой справиться не могут? До кипения. Но мама дело протянула, и все к лучшему получилось. Засветил настоящий крупняк. По миллиону каждому. По миллиону баксов.

Вот когда она вполне осознала величие мамочки. Не у всякой пороху хватит даже замахнуться на такое. А она еще и продумала все, предусмотрела. И как славно, без понта все сперва шло! Старший братик, Вовчик, придавил, точь-в-точь как надо, не до смерти, хозяина Тамаркиного. Федька все про девчонку высмотрел: ее только двое стариков караулили. Мама сама проверила — все сошлось. Решили, что Зина с Вовчиком вдвоем запросто дурочку изымут. Кто ж мог догадаться, что этот недомерок Кузнечихин с дружками засаду устроит? Даже Вовчик, который после Чечни и двух лет в зоне пятерых в натуре раскидывал, как нечего делать, — и тот даже ни разу пальнуть не успел. Чего уж о ней говорить? Она хоть и стреляла раз десять из этого ружья, но, как до дела дошло, взвести «помпу», блин, забыла.