Алла Полянская - Невидимые тени Страница 53

– Идем.

Ника осматривает пустые комнаты. Она думает о том, что для себя не построила бы такой дом, но он отражает ее брата как нельзя лучше. Просто в него нужно вдохнуть жизнь, и, похоже, это теперь есть кому сделать.

– Здесь мы с Лешкой будем спать, а кресло для Буча вот тут поставим. А мама в соседней комнате, на раскладушке. Я купила подушек, вам они и потом сгодятся, и три одеяла. Белье взяла из дома, новые комплекты, тоже пригодятся. Лешка кофеварку вам купил, чашки с завода хотел брат потом подарить, а они сейчас пригодились – красивый сервиз, его в продаже нет пока! Надо же вам как-то обживаться. А вы с Максом в той комнате, что около гостиной. Или как? Может, ты по-другому хотела, а я пришла и распоряжаюсь…

– Нет, я как раз думала, что ты все устроишь. – Майя измученно улыбнулась. – Это же дом твоего брата…

– Майя, – Ника уселась на пол и жестом пригласила ее сделать то же самое. – Давай как-то продвигаться в направлении приоритетов. Это не просто дом моего брата. Это и твой дом тоже, насколько я понимаю ваши с Максом взгляды и хождение за руки.

– Но пока еще ничего не…

– Брось. – Ника фыркнула насмешливо. – К чему эти девичьи затеи? Ты взрослая тетка, Макс тоже вполне большой мальчик. А танцы с бубном нужны тому, кто привержен ритуалам, и к чувствам это не имеет никакого отношения, чувства или есть, или нет. И любовь тоже, или есть – или нет. Остальное – антихристова лжа. А если мужчина тебе дорог, то это твой человек, и тебе совершенно не нужно водить хороводы, чтобы понять, что он твой. И ты реши, дорог тебе мой брат, или ты ему хочешь просто голову поморочить.

– Я?! Морочить голову?!

Зеленые глаза Майи загорелись опасным светом. Мысль о том, что кто-то может подумать, что она ведет с Максимом нечестную игру, возмутила и задела ее. А тут не кто-то, тут Ника, которая должна понимать, но, похоже, не понимает.

– Я морочу ему голову? Да я… чтоб ты знала, он не просто дорог мне. Я… он лучший человек на земле, он… а ты!

Ника хохочет, успокаивающе подняв ладони.

– Ну, слава всем котобогам, наконец ты перестала быть фарфоровой куклой и стала живым человеком. А я уж думала, не дождусь этого момента. Извини, я тебе немного потроллила – ну совершенно нет никакого терпения с этим твоим внутренним дресс-кодом, который ты сама для себя придумала непонятно зачем.

– Чтобы не забыть, кто я такая. Потому что я не знаю с некоторых пор…

– Глупости. – Ника бесцеремонно сгребла в охапку кота, вошедшего в комнату. – Моя ты ласточка хищная… вот до чего я люблю эту наглую скотину, просто сама удивляюсь! Смотри, какие полосочки!

Буч покорно повис в ее руках. Чмокнув его между ушей, Ника отпустила кота на свободу, и он, презрительно дернув спиной, потоптался рядом и улегся к ней на колени. Одно дело, когда твой человек хватает тебя, нарушая твое конституционное право на свободу передвижения и волеизъявления, другое – когда в этом большом доме все неправильно пахнет, кроме твоего человека.

– Видала? – Ника с умилением смотрит на Буча. – Обожаю его. Так о чем, бишь, я толкую… А, вот что. Все эти ритуальные телодвижения с именами, обязательными ходами, правилами – все это глупости. Вот смотри: у одной моей подруги погиб в ДТП муж. Они хорошо жили, а тут он взял и погиб. Убивалась она страшно. А через два месяца неожиданно встретила мужчину, с которым у нее вспыхнули взаимные чувства, каких она никогда не знала. И что ты думаешь? Ее принялись осуждать все родственники и знакомые. Типа, неприлично: только-только муж погиб, и года не прошло, а она, негодяйка, такое себе позволила! Она и сама не рада, но так вышло! И была она в шаге от того, чтоб расстаться с этим человеком. Не потому, что не любила, а из-за приличий! Из-за мнения какой-то тети Клавы и деверя Ивана. Из-за осуждения какой-то вообще левой бабушки из соседнего подъезда и седьмой воды на киселе. Эти люди никогда ничего для нее не значили, и вдруг их мнение стало для нее настолько важным, что она была готова разрушить собственную жизнь, только бы не пасть в их глазах. Мы с Леркой ей тогда вправили мозги. Она плюнула на всех этих людей и уехала с этим мужиком. Вышла за него замуж, родила двоих прекрасных детей. Мы до сих пор общаемся. Она счастлива, мы очень рады за нее, но в этой истории есть одно страшное обстоятельство, и знаешь, какое? Если бы мы с Леркой не увидели ее в тот день в своем кафе – заплаканную, несчастную, и не подсели к ней, не распотрошили бы, чтоб она двум тогда еще незнакомым бабам рассказала о своей печали, – эта женщина своими руками разрушила бы свою жизнь. И ладно бы только свою! Ведь тот мужчина любил ее, любит по сей день, понимаешь? И ее дети никогда бы не родились, не встреть она нас. Зато какая-то тетя-мотя была бы удовлетворена, что ее ханжество дало такие результаты. И бабушка из соседнего подъезда отошла бы в мир иной, зная, что все сделано по правилам. Правда, все эти люди через неделю и не вспомнили бы уже о том, из-за чего так сильно пузырились, но это неважно. Зато дресс-код не нарушен. Некий общественный договор, правила неписаные, будь они неладны, которые имеют свойство влиять на наши жизни, если мы это позволяем.

– Но правила должны быть. – Майя понимала правоту Ники, но не до конца была согласна. – Иначе будет хаос. Каждый станет воротить такое…

– Не надо недооценивать людей. Это чисто ментовская заморочка, знаешь – если дать людям оружие, они будут палить друг в друга без разбору. Так и ты: отмени правила лавочных бабушек, и все примутся творить «такое»! Те, кто способен «такое» творить, творит его и так, им плевать на все правила. А вот нормальные люди отчего-то часто оглядываются на чье-то мнение, переживают, как выглядят в глазах знакомых и соседей. Конечно, правила должны быть. И они есть – не убий, не укради… помнишь? Десять заповедей. Остальное – девайсы, которые придумали в разное время разные люди, чтобы держать за яйца глупых сограждан. Все эти комитеты перманентно возмущенных бабушек, все эти тети-моти и разной степени близости родственники, зачем-то взвалившие на себя непосильную ношу борьбы за нравственность людей, жизнь которых их совершенно не касается, – их мнение смело можно игнорировать, а их самих – посылать подальше, потому что твоя жизнь – это только твоя жизнь, и никто ее за тебя не проживет. Понимаешь, о чем я толкую? Только ты сама вправе себя судить. И только ты сама вправе решать, как тебе поступить. А ты ведешь себя так, словно у тебя за спиной стоит воспитатель с ремнем, и ты должна давать ему поминутный отчет. Попустись маленько, Майка, жизнь – удивительно прикольная вещь, и она должна приносить удовольствие.

– Но видишь, вся эта история…

– Она закончится так или иначе. – Ника поднялась, взяв на руки кота. – Все пройдет, а мы останемся. Идем, вещи разберем.

19

Панфиловский дом совсем рядом, рукой подать, но у двери их ждут четверо охранников. Кивнув им, Матвеев идет в сторону соседнего особняка, рука Майи в его руке. Ника с мужем идут за ними. Они молчат, потому что, несмотря на веселые разговоры и суматоху обустройства, тревога царит в душе каждого из них. Страшнее смерти терять тех, кого любишь. Страшнее потери – ожидание потери, мысли о том, что могут сделать с тем, кто тебе дорог.

– Не думай об этом.

– Что, Майя?

– Ты сейчас думаешь о том, что нам делать, и не знаешь. – Она сжимает ладонь Матвеева. – А Ника права, они пока не причинят нам вреда, потому что Ника должна привести их к ячейке, и она должна быть в нормальном состоянии, чтобы охрана банка не заподозрила неладное и не вызвала полицию.

– Я знаю. – Матвеев сжимает ее руку. – Мы выстоим. Только ситуация уж больно запутанная и странная. И как только мы отдадим то, что Артем хочет получить, он сделает все, чтобы убрать всех нас, потому что мы ему опасны. А есть люди, которые этим деньги зарабатывают. И тут уже не убережешься никак, не будешь ведь всю жизнь в бронированной камере сидеть, да и не жизнь это – ходить, постоянно оглядываясь.

Майя чувствует, как злость поднимается, заполняя ее всю. Она редко злилась, но сейчас она в ярости – и больше не боится.

– Пусть он меня боится. Они оба. – Майины глаза сузились от гнева. – Максим, они убили Леню, захватили его бизнес, они убили бы и меня – я случайно жива осталась. А теперь им еще и ваши жизни понадобились? Пора показать им, что не всегда получаешь то, чего хочешь. Они оба должны за это ответить, полицию и суд я сюда впутаю только тогда, когда буду точно знать, что кто-то из них сядет на всю оставшуюся жизнь. И я придумала, как это сделать.

– Браво. – Олешко смотрит на нее, стоя в дверях панфиловского дома. – Браво, Майя. Давно пора. Только формулировка не та. Не ты придумаешь, а мы придумаем все вместе. Так и будет. Кто-то из них пойдет прямиком в ад, а кто-то сядет в тюрьму. Выбор не богатый, но другого у них все равно нет.

Страх – это не эмоция. Это вещество, которое проникает в кровь, пропитывает все сосуды, пронзает мозг и в узел стягивает кишки. Это не сразу происходит. Просто в какой-то момент опасения появляются, и не надо слишком многого для этого – случайно оброненная фраза, перехваченный взгляд, маленькая нестыковка во вполне невинном процессе шопинга. И вдруг понимаешь: что-то не так. Сначала это забывается, но потом вспоминается снова, и не так, как забытая мелодия песни вдруг всплывает в голове. Всегда есть что-то, что выталкивает воспоминание на поверхность памяти, и опасение, появившееся когда-то, возникает снова.