Александр Горохов - Приговоренный к власти Страница 53

Лешка спустился во двор — тенистый, сырой и неуютный. Все здесь отдавало старостью, все доживало свой век, в таких дворах почему-то не живут дети, а быть может, они попросту убегают играть в другие места.

Старик появился минут через десять и был облачен в чистенький, выгоревший мундирчик неизвестного ведомства. Он подал Лешке сухую, птичью ладошку, оглянулся и многозначительно проговорил:

— Бывший работник органов речной милиции Тарабаев. Вы из органов?

— Алексей, — ответил Лешка и осторожно пожал протянутую ладонь, понимая, что, если не поосторожничаешь, тонкие косточки этой ладони тут же хрустнут.

— Вас интересует эта квартира и ее обитатели? Считаю своим долгом сообщить все, что знаю.

— Вы давно здесь?

— При своей мадам я около двадцати лет, однако живем в гражданском браке по сущности расхождения в вопросах вероисповедания. Эту квартиру я регулярно посещаю с момента вселения туда мадам. То есть два с небольшим года.

— А кто здесь жил до нее, не знаете?

Старик боязливо оглянулся и прошептал:

— Это конспиративная квартира была. Конспиративная квартира КГБ.

— В каком смысле?

— Тайная квартира чекистов. Для встречи и связи с агентурой, с осведомителями, носящими в несознательных слоях общества позорную кличку «стукачи». Я полагаю, что квартира временно законсервирована.

— Почему?

— Потому что хотя органы КГБ ликвидированы и бесстыдно разогнаны предателями, но она, то есть квартира, продолжает функционировать. Все время раздаются телефонные звонки шифрованного характера.

— Как шифрованного?

— Элементарно! Конспирация! — поразился тупости Лешки собеседник. — То спрашивают, здесь ли родильный дом, то требуют нотариуса, то подайте им слесаря или домоуправа! Я же понимаю, что это все клички агентуры, но свою мадам не пугаю. Когда квартиру расконсервируют, то мы получим новую, в другом районе.

Лешка улыбнулся.

— Для этого, наверное, надо, чтобы восстановили КГБ.

— А куда они денутся? — изумился старик. — Общество не может существовать без тайной полиции, без агентов, без стукачей. Поверьте моему опыту и глубокому знанию истории! И не надо мне не доверять, я же вижу, что вы из органов и проводите мне проверку. Поверьте, я абсолютно благонадежен. Двадцать шесть лет проработал в речной милиции в качестве делопроизводителя и очень хорошо знаю функционирование системы.

— Ваша квартира расконсервируется, — жестко сказал Лешка.

— Понятно! Слушаюсь! Готов получить и выполнить задание!

Старый прохиндей прищелкнул каблуками, словно когда-то был офицером.

— Вы получаете подпольную кличку: агент Скорпион! Я регулярно выхожу на связь под позывным Ястреб. Контролируйте все телефонные звонки и всю приходящую корреспонденцию. Сделайте так, чтобы ваша подруга вообще не слышала телефона, и подходите к аппарату только лично, фиксируйте письменно всех, кто выйдет на связь.

— Слушаюсь! — шепотом, округлив от благородного страха глаза, ответил Тарабаев. — Я заглушу телефон так, что мадам не услышит ни одного звонка. Она и так слышит только тогда, когда находится в непосредственной близости от аппарата.

— Никаких регулярных посещений мадам! Живите здесь постоянно и зарегистрируйте свой брак! Это приказ.

— Слушаюсь, — без колебаний простился с разногласиями вероисповедания новый агент секретной службы.

Лешка глянул в его преданные, готовые к любой подлости глаза, и ему стало стыдно.

Он вытащил из кармана бумажник, нашел пять тысяч и вручил старику.

— Это аванс на возможные расходы. Отчетность не нужна, мы вам доверяем.

Тарабаев несколько раз открыл рот, чавкнул и наконец подобрал нужный ответ.

— Служу Советскому Союзу!

Лешка пожал ему руку, отвернулся и пошел со двора. Что же старик, во всяком случае, оказался при деле на закате своих дней. Есть любовь, есть рискованное авантюрное занятие, пенсия, крыша над головой, быть может, ему не будет по-стариковски скучно просыпаться каждый день и засыпать.

Он вернулся домой, и то ли сыграла свою роль послепраздничная душевная опустошенность, то ли попросту настроение было самокритичным, но, окинув взором родную хату, он вдруг обнаружил, что живет захламленно и заплеванно и что квартира давно нуждается в ремонте или по крайней мере в генеральной уборке. И вообще — все здесь говорило о неряшливом быте холостяка — без забот даже приходящей женщины.

Впрочем, женщина к вечеру прорезалась, и совершенно неожиданно. Позвонила Лариса и скучающим голосом сказала:

— А я тебя искала, искала, мой дорогой супруг нанялся на все праздничные дни дежурить, платили ему там втройне, и я наблюдала за праздником жизни через окошко.

— Лариса, — укоризненно сказал Лешка. — Ты же сама предложила разойтись, и мы договорились, что разойдемся друзьями.

— Вот поэтому я тебе по-дружески и звонила, — ответила она капризно. — Я ошиблась. Имеет право женщина ошибаться?

— Имеет, — согласился Лешка.

— Мне тебя не хватает, вот как оно оказалось. Приходи ко мне сегодня вечером, и у нас будет два дня. Мой благоверный получил отгулы и уехал в Тверь к родителям. Без звонка не вернется поскольку потерял свои ключи от квартиры.

— А вот сегодня вечером дежурю я, так что, если не против жди меня утром.

— Тяжко, но подожду. Прощаемся до утренней зари.

После этого разговора стало повеселее, пустое занятие с генеральной уборкой Лешка прекратил, решив, что в ближайшее время сделает капитальный ремонт своего логова.

Систему, сквозь призму которой Лешка решил рассмотреть личные дела сотрудников банка, с тем чтобы выявить среди них возможного шпиона конкурентов, он изобрел, когда ехал вечером на работу. Он исходил из простой аксиомы — первыми предают те, у кого низкая зарплата и работа не имеет перспективы. Вторыми могут быть те, кто в прошлом имел связи с указанным банком «Демпинг-Экстра», но эти связи, естественно, скрыты и обнаружить их по документам вряд ли удастся. Лешка понимал, что система его не блещет глубиной и изяществом мысли, однако начинать с чего-то надо было.

Охранник банка долго рассматривал его через глазок, но — кривлялся, изображал бдительность. Даже помповое ружье в руках держал, когда впустил Лешку в банк.

— Вы сегодня с нами дежурите для инспекции. — обидчиво спросил он.

— Нет, я сегодня работаю с бумагами.

Второй охранник пил чай и таращился в телевизор, а при появлении Лешки привстал и козырнул. Такое же короткое помповое ружье лежало у него поперек стола.

Лешка прошел в кабинет Феоктистова, открыл шкаф и вывалил на стол заседаний все тонкие папки с личными делами служащих банка.

По первым же папкам понял, что работа будет малорезультативной. Личных дел, как таковых, не было. Заявление о приеме на работу: очень коротенькие, формальные биографии (и то неизвестно, зачем написанные), трудовые книжки. Непонятно было, от чего танцевать.

Придерживаясь своей системы, Лешка разложил папки по стопкам. Самая маленькая оказалась та, в которой были сотрудники с высокими окладами. С уменьшением таковых увеличивалась высота стопки людей со средней зарплатой, а самые низко оплачиваемые составляли коллектив в четыре человека. Потом он пересортировал папки с точки зрения перспективы работы каждого работника банка, и снова осталось четыре папки — тех же самых владельцев личных дел.

Лешка уже собрался накрыть «колпаком» каждую личность по отдельности, когда в дверь осторожно постучали и охранник позвал.

— Шеф, вас просят к нашему телефону.

Номер телефона своей работы Лешка еще не давал никому и поэтому с легким недоумением пошел на вахту.

В трубку замычал Журавлев.

— M-м… Я вынужден был тебя разыскать. Дома тебя нет, я решил, ты несешь сторожевую службу.

— Правильно решил. Что случилось?

— Э-э, не дергайся. Ничего плохого. Женщины цветут, сухого закона не объявили. У тебя телевизор под рукой есть?

— Есть.

— Ну, так глянь на информацию в одиннадцать часов… M-m… Увидишь несколько знакомых лиц. Позвони мне потом.

— Ладно, что ты в Каменске с такой скоростью исчез, даже не подошел?

— Работа, Лешка. Мы иногда сутками спим, а потом жареный петух клюнет куда надо, и начинается свистопляска.

Лешка вернулся в кабинет и включил телевизор.

В одиннадцать пошла информационная программа, и через несколько минут началась серия репортажей о праздновании Дня Победы в Подмосковье. На город Каменск уделили около минуты, но в нее вместилась вся потасовка на трибуне, крупно мелькнул несколько раз Рокотов и раз пять — Лешкино изображение, хотя ни к чему толком не привязанное, — то он что-то орет в микрофон, то лезет в драку, отодвигая от Рокотова мужика в портупее. Широкий зритель ничего в изображении не понял. Кроме того, что в разных городах России праздник встретили по-разному и никому в голову не пришло, что каменский репортаж — всего лишь подарок друга. Даже Алик мелькнул на экране — раздув щеки он дул в трубу, хотя где он дул, для кого напрягался, было вовсе непонятно — дул себе и дул, творя праздничную музыку.