Синтия Хэррод-Иглз - Некрочип Страница 53

– Заправила рыбно-чипсового бизнеса. Мне кажется, ты представляешь себе Кейта каким-то Фритюром Первым.

– К сожалению, я не знаю пока его настоящего места во всей этой истории. Кто он – только марионетка в чьих-то руках или же сам выступает в роли кукловода? Конечно, мне трудно пока поверить, что бывший коп мог пойти на такую безрассудную вещь как несколько убийств, но я сейчас уже убежден, что Ронни на самом деле был неграмотный и что Кейт умышленно дал мне ложное показание, чтобы мы окончательно поверили в версию о самоубийстве. И Лемана устранили только потому, что он на кого-то мог указать. Но на кого конкретно? И что вообще реально стоит за всей этой чертовщиной? Ни малейшего представления не имею. Одно только не вызывает сомнений: дело это настолько серьезное, что за него заплачено уже тремя человеческими жизнями.

Они немного помолчали, сосредоточившись на некоторое время на еде, а потом Слайдер сказал со вздохом:

– Нам предстоит проделать еще очень большую работу, и Бэррингтон, думаю, будет от этого не в восторге. Последний из трех китайцев, проживавших в доме Кейта, Ли Чанг работал на базе НАТО. Это хорошо стыкуется с тем, что Мэнди видела, как его подвозили домой на машине с заграничным номером.

– А синее пальто вполне могло быть шинелью служащего ВВС, – подсказал Атертон. – И номерные знаки на американских машинах тоже красные.

– Что ты этим хочешь сказать? – встревожился Слайдер.

– То же, что и Кейт уже однажды тебе говорил, – пожал плечами Атертон. – Ты ведь сам передавал мне его слова о том, что он консультирует администрацию базы по вопросам охраны их объекта.

– Точнее, Кейт обеспечивает связь между службой безопасности базы и охранными подразделениями местной полиции. Это одна из его многочисленных должностей. Вообще, мне кажется, что нет на свете такого комитета, где бы он не участвовал.

– Совершенно верно. Но я вспомнил про американцев, чтобы сказать, что кто-нибудь с базы НАТО мог попросить Кейта помочь с жильем своему коллеге.

– Ну конечно. И прекрасно все стыкуется. Однако я почему-то уверен, что тут все гораздо сложнее.

– А я, между прочим, знаю, в чем состоит главный источник твоей подозрительности по отношению к Кейту, – заметил Атертон, поливая рис дымящимся коричневым соусом. – Тебе несимпатичен Кейт только потому, что он является высшим авторитетом для Бэррингтона. А Бэррингтона ты не любишь. Твоя же нелюбовь к новому шефу происходит по той простой причине, что он плохо относился к Диксону.

– Да, но на это можно посмотреть и иначе: в чем причина такого резко отрицательного отношения Бэррингтона к нашему покойному руководителю?

– Потому что Бэррингтон в прошлом – блестящий офицер из образцовой воинской части, а наш старина Диксон вообще никогда не обращал внимание на свой внешний вид. Это просто два противоположных типа людей. Естественно, что между ними и не могло быть никакого взаимопонимания, тем более – симпатии.

Слайдер ничего не сказал на это, и Атертону, который понял, что с ним несогласны, оставалось только вздохнуть и вновь приняться за еду. Но когда официант подошел к их столику с двумя бокалами пива, которых они не заказывали, Атертон улучил момент и добавил:

– Есть, разумеется, и еще одно обстоятельство.

Услышав эту фразу, Слайдер как бы очнулся.

– Какое еще обстоятельство?

– Которое является причиной твоего нынешнего состояния. Я имею в виду Джоанну.

– Ох.

– Тебе удалось поговорить с ней еще раз?

Слайдер отрицательно покачал головой.

– А я и не пытался. Зачем, когда ей и так тяжело?

– Ну так тогда тем более. Сейчас как раз самый подходящий момент.

– Я не из тех, кто пользуется чужой слабостью. – Слайдер, как будто обессилев, положил вилку на тарелку. – Я сейчас серьезно за нее беспокоюсь. Мне не так трудно все переживать, потому что меня отвлекает работа.

– У нее тоже есть работа, – заметил Атертон.

– Ну вот еще, сравнил. То, чем она занимается, не требует от мозга такой постоянной сосредоточенности, как в нашем с тобой деле.

– Ничего, как-нибудь переживет, – сказал Атертон.

– Я знаю.

– Ты тоже переживешь.

– И это я знаю.

– Но, вижу, тебя и это не успокаивает, – сказал Атертон с сочувствием. Он посмотрел на Слайдера, лица которого почти не было видно в царившем вокруг полумраке, в котором – как, впрочем, и во множестве других ресторанов – предпочитали держать посетителей «Англабанглы». – Ты выглядишь как-то особенно уставшим. Почему бы тебе не отправиться сейчас же домой и не поспать хотя бы несколько часов?

– Скорее всего, я так и сделаю, – сказал Слайдер. – Надеюсь, они не совершат за это время очередное убийство. – Он посмотрел на Атертона испытующим взглядом. Вообще-то, Слайдер обычно не проявлял в разговоре интереса к личной жизни своего помощника, но мужчины, отведавшие экзотических блюд в ресторане «Англабангла», как правило, начинают испытывать друг к другу почти что братское чувство. – Ну что там у вас с Жабловски?

– А ничего, – небрежно ответил Атертон. – Она сказала мне вчера, что у нее появился новый знакомый. Он работает в департаменте в Холлоуэйе. Фамилия Резник.

– Так я его знаю, – сказал Слайдер. – Он из центральной части Англии. Здоровый, мрачный на вид парень с густыми волосами.

– Значит, вон он какой. А я-то его сам еще ни разу не видел. Но знаю, что он уже инспектор, то есть для нее это на целую ступеньку выше. Они познакомились в польском клубе. Оба католики, так что могли найти общий язык.

– Ты расстроен? – продолжал расспрашивать Слайдер.

– Самолюбие немного задето, вот и все, – пожал плечами Атертон. – Я на самом деле довольно легкомысленный молодой человек, у меня серьезного чувства никогда еще не было, и, наверно, не будет.

Неожиданный приход Слайдере не то, чтобы удивил, но как бы даже смутил Айрин.

– Я и не надеялась, что ты сегодня придешь домой. Когда О'Флаэрти сообщил мне по телефону об очередном убийстве, мне подумалось, что ты опять всю ночь проведешь на работе.

– Моя группа сейчас действительно вся в сборе. Но они занимаются пока своим привычным делом, не требующим моего присутствия, – вяло проговорил Слайдер. – Вот я и решил пойти домой, чтобы в спокойной обстановке немного пораскинуть мозгами.

– Я тебя прекрасно понимаю, – сказала она.

– Дети уже спят?

– Да, – Она немного поколебалась. – Ты, наверно, голоден?

– Нет. У нас с Атертоном был ужин с большим количеством кэрри.

– Я и сама бы могла догадаться по запаху, – сказала она с заметной теплотой в голосе. – Если хочешь, можешь принять ванну. Она поможет тебе расслабиться. А то у тебя такой усталый вид, что просто жалко смотреть.

– Да, пожалуй, я так и сделаю, – сказал он.

Волна щемящей тоски прошла по всему его нутру при мысли о том, что никогда больше он не разделит ванну с Джоанной. Не будет ждать, находясь все время рядом, когда она помоется, любуясь ею и предлагая то коктейль, то крекеры с сыром и луком. Он почувствовал себя одиноким человеком, потерпевшим в жизни полное поражение. И впервые всерьез усомнился в своей способности распутать дело, которое вместо того, чтобы проясниться, с каждым днем становилось все сложнее и противоречивее. Но еще хуже и опаснее, чем это сомнение, была впервые посетившая его мысль о том, что он напрасно отдает столько сил своей работе. Ну закончит он это расследование, поручат ему вести очередное, но для него-то самого, как для живого человека, ничего не изменится. Он по-прежнему будет страдать от разлуки с Джоанной. Тогда какой же во всем этом смысл? Может, стоит просто признать свое поражение и не усложнять себе жизнь?

Но оставить все как есть тоже нельзя. Потому что он все равно уже не сможет относиться к Айрин и детям с тем вниманием, которого они вправе от него ожидать. Будет страдать его семья, но и сам он будет чувствовать себя не лучше, тем более, что о Джоанне придется окончательно забыть. А что касается его работы, то есть ли вообще от нее какая-то польза? Ведь как бы он и его коллеги ни старались, все равно им и в будущем, как и раньше, как и сейчас, придется обнаруживать очередную жертву кровавого преступления, которая подобно Питеру Леману будет лежать на пропитанной своею кровью постели, представляя взору ошеломленных свидетелей такие части своей растерзанной плоти, которые, как думал, наверно, Господь, никто из людей не должен был бы видеть. Так что, получается, куда ни поверни, а выхода-то вроде как и нет. Вот и неси свой крест, приятель, каким бы тяжелым он тебе ни казался.

Тут Слайдер наконец обратил внимание на то, что Айрин, задержавшись на месте, смотрит на него, как будто чего-то ожидая. О, Боже, неужели она думает, что настал подходящий момент, когда можно затронуть такую серьезную тему, как их семейные отношения? Нет, он бы сейчас этого просто не выдержал. Он был готов пойти на любой, даже самый решительный шаг, но ему становилось не по себе при одной только мысли, что его ожидает выяснение отношений.