Стена плача - Татьяна Александровна Бочарова Страница 53

– Нет. Это не то, что ты подумала…

– Правда? – Ее губы дрогнули в улыбке. – А что же?

– Ну, Насть… я имею в виду… это же так просто, ерунда. Само вышло, – Алексей почувствовал, что несет чушь, и умолк. Голову схватило с новой силой.

– Для тебя все просто, – со спокойной горечью сказала Ася. – Слишком просто. Так… не бывает у людей.

– Дура ты. – Перед глазами у него уже все плыло, силуэты знакомо сливались в одну зыбкую, дрожащую, многоцветную паутину. – Все так и бывает. По-твоему, я не человек? Сама виновата – знаешь ведь, тошно мне одному, худо. Знаешь и уходишь. Эх, Настя…

Она подалась вперед, губы ее шевельнулись. На мгновение Алексею показалось, что вот сейчас она обнимет его, прижмет его голову к своей груди, скажет, что простила.

– Настенька!

– Все сказал? – Глаза ее блестели, но слез не было. – Теперь дай мне. Если я и виновата, Леша, то лишь в том, что чересчур доверчива, воспринимаю всерьез все, что ты говоришь, а этого делать нельзя. Словам твоим цена копейка.

– Неправда!

– Правда, Леша, еще какая! Ты глянь, в кого превратился: существуешь звериными инстинктами, захотел – дал в морду тому, кто чем-то не понравился, захотел – позволил любой… не буду говорить вслух… затащить себя в койку. Так только в лесу живут: плодятся, размножаются, друг другу глотку зубами рвут и ни о чем не думают.

– Замолчи! – повысил голос Алексей. – Зачем ты так, Настя, зачем? Ты же знаешь…

– Что знаю? Опять болезнью своей будешь прикрываться, ранениями, контузией? Хочешь, чтоб тебя вечно жалели, все тебе прощали – удобно, ничего не скажешь! Особенно для того, чтобы водить за нос идиотку вроде меня.

Он почувствовал, что теряет контроль над собой. Слова, которые она говорила, казались несправедливыми, такими до ужаса обидными, что хотелось одного: любой ценой заставить ее замолчать, прервать поток обвинений, оправдаться.

– Настя, перестань, прошу тебя!

– Не перестану! – На ее щеках вспыхнули два неровных, ярко-бордовых пятна. – Не перестану!! Я… да я презираю себя за то, что связалась с тобой. Ребенка до слез довела, бросила его дома на больную старуху, чтобы сюда, к тебе прибежать. Так мне и надо, твари! Поделом. Впредь будет наука.

– Хватит! – Он схватил ее за руку, со всей силы рванул на себя. – Хватит, кому говорю! Прекрати!

Ее лицо на мгновение исказилось от боли, но тут же снова стало гневным и яростным.

– С собакой своей так разговаривай, понял? Только и слышала от тебя: «Встань! Сядь! Иди! Замолчи!» И мне, дуре, это даже нравилось! – Она рассмеялась, звонко, с издевкой, глядя прямо ему в лицо. – Все, с меня довольно. Я твоей крутостью сыта по горло. Прощай. – Ася дернула руку, пытаясь освободиться.

– Никуда ты не пойдешь! – заорал Алексей, не выпуская ее кисть. – Никуда, я сказал! И рот свой закрой, а то плохо будет.

– Ага. – Она понимающе кивнула, продолжая улыбаться. На лице ее не было и тени испуга. – Конечно, это мы умеем как нельзя лучше. Когда сказать нечего, проще всего работать кулаками. Я тебя правильно поняла?

– Заткнись!! Сейчас же!!!

– Не заткнусь. Ну, давай, попробуй, ударь меня! Давай!

– На-стя!

– Герой! – презрительно проговорила Ася. – Дурак ты пьяный, а не герой. Ухватил?

Пляшущая паутина перед глазами внезапно разорвалась на множество мелких кусков. Алексею показалось, что он ослеп, но как-то странно: кругом была сплошная чернота, и лишь в самом центре до боли отчетливо белело лицо, красивое и холодное, как маска. Оно казалось совершенно каменным, неподвижным, мертвым. Оно заслоняло от него Настю, живую, настоящую, с теплым, ласковым взглядом, со слезами на глазах, дрожащими мягкими губами. Его Настю, такую желанную, единственную, самую близкую и драгоценную.

Надо было разбить эту застывшую маску, раскрошить ее на мелкие черепки, пробиться сквозь них к свету, обрести покой.

Он прицелился и нанес удар по белому камню. Он ожидал боли, какая бывает при соприкосновении с твердой поверхностью, но ее не было. Сжатые в кулак костяшки пальцев ощутили что-то мягкое, податливое, беспомощно-беззащитное. Белое окрасилось красным, по подбородку маски быстро потекли тонкие струйки, извиваясь и сплетаясь между собой.

Слух Алексея различил тихий и странный звук: будто кто-то рядом с ним не то охнул, не то вздохнул. Он озадаченно глянул на свой кулак – на нем была кровь. Настоящая, человеческая, которую он видел множество раз, и ее невозможно было высечь из холодного камня.

Алексей в ужасе зажмурился. Потом медленно приоткрыл глаза. Перед ним темнела пустая стена. Он перевел взгляд ниже, еще ниже: Ася сидела у его ног, на корточках, сложенными лодочкой ладонями пытаясь прикрыть нижнюю часть лица. Красные струйки бежали сквозь ее пальцы, капая на пол.

Алексей как подкошенный рухнул на колени.

– Настя. Господи, Настя! Что я наделал.

Он хотел дотронуться до нее, но не посмел. Только глядел, как тщетно она старается остановить текущую из носа кровь.

– Настя. Прости меня. Я… – горло перехватил спазм. Говорить стало невозможно.

– Это ты меня прости. – Ее голос звучал глухо из-под ладоней, прикрывавших губы. – Можешь… дать что-нибудь?

– Что? – от страха и боли он ничего не понимал.

– Тряпку какую-нибудь, платок.

– Да, сейчас. – Алексей вскочил, бросился к комоду, вытащил оттуда первое попавшееся под руку полотенце. – Надо намочить. Я мигом.

– Не надо. – Она протянула руку. – Дай сюда.

Ткань сразу окрасилась алым. Ася вытерла ладони и, опираясь о стенку, медленно поднялась на ноги. Он стоял рядом и смотрел на нее, не решаясь сделать хотя бы шаг.

– Настя, убей меня. Лучше убей, только не уходи. Что я буду делать без тебя?

– Не знаю. – Она мельком оглядела бурое пятно на своем свитере. – Я не знаю, Леша. Сама во всем виновата, ты себя не кори.

– Ты… не придешь… совсем?

Ася покачала головой.

– Нет. Я тебя… очень люблю. Правда. Но так больше нельзя. У меня… Степка и… я пойду, прости.

– Пожалуйста, Настя! – Алексей снова опустился на пол, обхватил руками ее колени, прижался к ним лбом. – Ну что мне сделать, чтобы ты простила меня? Что?

– Ничего, Леша. Пусти, ради бога.

Он кивнул и разжал пальцы. Мгновение она смотрела на него в упор, не отрываясь, точно стараясь запомнить. Потом резко развернулась, почти бегом миновала коридор. Хлопнула дверь.

Алексей медленно встал, прислонился спиной к стене, прикрыл глаза. Так он стоял, не шевелясь и не меняя позы, пока в прихожей не послышались веселые шлепающие шаги.

В комнату вошла Морковка, босая, обмотанная полотенцем.

– Чего в темноте сидишь? – Она щелкнула выключателем, оглядела красную лужицу на полу и многозначительно присвистнула: –