Александра Маринина - Последний рассвет Страница 54

Он успел съесть сациви и лобио, когда в зале появились двое. Почему-то Сотников ни на секунду не усомнился: это они, полицейские. Хотя вроде и не похожи, один – молодой рыжеволосый качок, второй – высокий красивый парень с тонким лицом. Да, каждый в отдельности действительно не похож на оперативника, а вот то, что они вместе, сразу выдает их принадлежность к одной профессиональной группе. Ибо в обычной жизни между этими молодыми людьми не могло бы быть ничего общего.

Интересно, о чем они будут спрашивать? Вроде следователь, который допрашивал его после опознания, обо всем уже спросил. Да, спросил-то он обо всем, но обо всем ли рассказал ему Алексей Юрьевич? Во время вчерашних посиделок по случаю Лёнечкиного дня рождения посетила его странная мысль: да, о мертвых – или хорошо, или ничего, но так ли уж это правильно? Позавчера, в среду, его спрашивали о Лёне, и он отвечал так, как считал нужным. Мертвый Лёня лежал буквально за стеной, в десятке метров от кабинета, где с Сотниковым беседовал следователь, и казалось немыслимым рассказывать о старом друге всю правду. Правду о его слабостях. Правду о его пороках. О его характере. О его отношении к жизни. И Сотников сказал только то, что и так было всем известно: Леонид был знаком с широким кругом представителей шоу-бизнеса и мира искусства, активно ухаживал за женщинами и много лет поддерживал отношения с Кариной Горбатовской. Вроде бы ничего плохого о Лёне он не сказал.

А вот вчера, слушая Илюшу, произносящего долгую прочувствованную речь в память о Лёне, Алексей Юрьевич вдруг подумал о том, что если рассказывать следствию про погибшего только хорошее, как того требует христианская мораль, то ведь убийца может остаться безнаказанным…

Сегодня он готов был рассказать всё. Ну, почти всё.

Поэтому предложив оперативникам на правах гостеприимного хозяина заказать что-нибудь из фирменных блюд и напитков, он приготовился отвечать на вопросы.

Как и следовало ожидать, первым был вопрос о конфликтах и врагах. И он рассказал об Олеге Цыркове. Рассказал все, как было.

И об Илюше Горбатовском тоже рассказал.

И о Карине. О том, как Курмышов ей изменял.

– Значит, вы знали, что у вашего друга были любовницы. Вы были с ними знакомы?

– Я хорошо знал только Каринку, она практически выросла на моих глазах, а других любовниц Курмышова когда знал, а когда и нет. Лёня знакомил меня с ними, если представлялся случай, но мог и не познакомить, особенно если понимал, что связь случайная и кратковременная.

– А в последнее время у Курмышова появилась новая любовница? И вообще, кто у него был в последнее время, кроме Карины Горбатовской?

– Точно не знаю, – признался Сотников. – Но, вероятнее всего, кто-то был, потому что Лёня не мог долго оставаться только с Кариной, ему нужен был адреналин, новые ощущения, новые впечатления. Он панически боялся старения, особенно после микроинсульта, гнал от себя мысли о том, что немолод и нездоров, и всячески развлекался в этом направлении.

– А как отец Карины относился к такому поведению? Или он не знал о похождениях вашего друга?

– Знал, – Сотников насмешливо посмотрел прямо в глаза рыжеволосому оперативнику. – Прекрасно знал. И относился к этому плохо.

И о самом Леониде Алексей Юрьевич тоже рассказал то, чего не говорил на первом допросе.

– Лёня любил общество, – говорил Сотников, – принимал все приглашения, а их было ох как немало! Он буквально купался в статусе лица, приближенного к звездам, для него это было очень важно. Видите ли, мой друг был весьма тщеславен. Это не значило, что я его меньше любил, я принимал его таким, каков он был, но недостатки отчетливо видел.

– Леонид Константинович был хорошим ювелиром? – спросил рыжий качок. – Или просто модным?

Вопрос Сотникову понравился. Этот мальчик понимает разницу между тем, что модно, и тем, что действительно хорошо. Странная парочка. Рыжий спрашивает, а второй, с тонким интеллигентным лицом, больше молчит, только пометочки какие-то в блокноте делает.

– Для Лёни ювелирное искусство – это не мир прекрасного, – ответил он. – Он вообще от искусства как такового был весьма далек. Он занимался ювелирным делом, которое для него было просто ремеслом, доходным ремеслом, способом заработать и оказаться на одной орбите с известными и влиятельными людьми. И в этом всегда было принципиальное различие между нами. Для меня главное – создать изделие, Изделие с большой буквы, произведение искусства, в которое вложен глубокий смысл, уникальное, неповторимое, предназначенное для конкретного человека и конкретного случая. А Лёня этого не умел и не считал нужным уметь. Лёня не был творцом. Все, что он придумывал сам, было, мягко говоря, примитивным и пошловатым, у него отсутствовал природный вкус и то, что нынче именуют креативом. Но он был поистине гениальным исполнителем, мастером, его руки могли творить такие чудеса, которые неподвластны практически ни одному ювелиру, которого я когда-либо знал. Лёня был гением тонкой работы.

И тут второй оперативник, тот, что все время молчал, достал из конверта фотографию. Сотников бросил презрительный взгляд на слишком кичливое, по его мнению, ожерелье.

– И что это?

– А это мы хотели у вас спросить, – заметил молчаливый сыщик. – Вы сами-то не знаете, что это?

– Это ювелирное изделие, – насмешливо ответил Алексей Юрьевич. – Называется ожерелье-нагрудник. Что еще вас интересует?

– Вы когда-нибудь раньше его видели?

– Нет. Никогда не видел. А должен был?

– Это изделие находилось в сейфе Леонида Константиновича Курмышова.

Ну, все понятно. Вполне Лёнькин вкус.

– Возможно, – пожал плечами Сотников. – И что из этого следует?

– То есть вы не знали о том, что ваш друг делает это украшение?

– Нет, не знал. А что в нем особенного? Кроме размера и цены, конечно, – уточнил ювелир. – Судя по количеству камней, оно весьма недешевое. Кто-то заказал, Лёня сделал. Он же все-таки ювелир, а не сантехник, он и должен делать подобные вещи.

– Видите ли, Алексей Юрьевич, нам сказали, что для этого изделия Курмышов почти полтора года искал и подбирал камни. Неужели вы могли об этом не знать?

– Вполне мог. Мы действительно дружили с Лёней с самого детства, но это не значит, что мы жили на глазах друг у друга и делились каждой повседневной мелочью. Это женщины так дружат. Мужская дружба все-таки несколько иначе выглядит. Например, я уже говорил вам, что со своими подругами Лёня меня редко знакомил.

– Да, конечно, – согласился рыженький. – Алексей Юрьевич, я понимаю, что следователь вас уже спрашивал об этом, но все-таки: что может означать рабочий пакет огранки алмаза, проткнутый насквозь нательным крестом? Не дает нам это покоя. Очень смахивает на ритуальное убийство, совершенное по личным мотивам. Убийца хотел что-то этим сказать. Что? Подумайте, пожалуйста. Мы ведь знаем, что профиль вашего Ювелирного Дома еще с девятнадцатого века – символика, изделия со скрытым смыслом, с посланиями. Может быть, вы сумеете разгадать и это послание?

И тут Сотников поймал взгляд, который бросил на рыженького молчаливый. В этом взгляде было и удивление, и одобрение, и восхищение. Ай да рыжик! Подготовился к встрече, молодец. А второй, судя по всему, ничего о Ювелирном Доме Сотниковых не знает.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Подумаю. Сразу навскидку не скажу, но обещаю подумать. Если что-то придумаю – сразу позвоню, вы мне свои телефончики оставьте.

Рыженький и молчаливый достали из карманов визитные карточки и протянули ему. Сотников быстро пробежал глазами скромные надписи: Роман Дзюба, Антон Сташис и номера телефонов. Больше ничего – ни званий, ни должностей, только небольшой рисунок – щит с мечом, символика правоохранительной системы.

Он стал прятать карточки в бумажник, и пальцы вдруг одеревенели и перестали слушаться.

Кому убийца Лёни оставил послание? Полиции? Всему миру? Или конкретно ему, Алексею Сотникову?

Кто должен был, по замыслу преступника, разгадать скрытый смысл послания? Кто, если не Алексей Юрьевич Сотников Четвертый?

– Ну, ты даешь, – восхищенно проговорил Антон, когда оперативники вышли из кафе. – Когда ты успел?

– Что успел?

– Да про Сотникова этого столько узнать.

– Сегодня. Пока мы сюда ехали.

– И откуда?

– Из Интернета, – равнодушно ответил Роман. – А Интернет – в телефоне. Там все есть. Надо только не лениться искать и не забывать это делать.

– Вот жук! Сидел, ковырялся в своем айфоне и мне ни слова не сказал, – возмутился Антон. – Ромка, так не поступают. Мы едем беседовать со свидетелем и должны быть одинаково информированы.

– Да я не успел просто! – начал оправдываться Дзюба. – Я порылся в Инете, нашел кое-что, только хотел тебе рассказать, а ты про Генку спросил, вот я и отвлекся. Как про Генку разговор заходит – у меня сразу все мозги отшибает, начинаю переживать. Не сердись.