Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга Страница 55

Когда вечером после освобождения Нертова из ИВС Федоров собирался отправиться домой, к нему в кабинет впервые заявился Санькин. Гость потребовал, чтобы «территориалы» немедленно занялись разработкой Нертова, а главная идея сводилась именно к тому, чтобы из подозреваемого превратить его в обвиняемого и надолго «забить в клетку».

Федоров попытался по-человечески объяснить этому «циркачу», что на «земле» (обслуживаемой территории) других заморочек хватает, а здесь все ясно: необходимая оборона, бандюкам настучали по мордам за дело (пусть и до летального исхода), так что нечего головы людям морочить. Только Санькин отказался что-либо понимать, да еще, вернувшись на следующее утро, зарегистрировал по входящему номеру у дежурного несколько отдельных поручений следователя. А самое неприятное, умудрился каким-то образом заручиться поддержкой надзирающего помпрокурора района. Поэтому, просто «отписаться» от поручений (мол, «установить не представилось возможным, не значится, не числится») не удалось. А тут, как назло, очередные дежурства с очередными трупами.

Попытался Федоров выйти на Санькина через его бывших коллег из соседнего РУВД, но там только руками замахали, дескать, сами еще не можем отойти от общения с «циркачем», так что «Вова, извини, но разгребываться с ним тебе придется».

А тем временем треклятый Санькин не унимался, лично перепроверяя бумаги, которые готовил Федоров для горпрокуратуры. И допроверялся-таки!

Не поленившись провести лично повторный поквартирный обход дома на Металлистов, где Нертов столь успешно настучал по головам бандитам, «циркач» выяснил, что до сей поры с жильцами никто не беседовал, о чем и объяснения у граждан получил. Затем эти бумажки аккуратно подколол к федоровской справке («в ходе бесед установить не удалось») и благополучно отправил надзирающему прокурору с копией в инспекцию по личному составу. Теперь Федорову грозило, как минимум, «неполное служебное», что за год до двадцатилетней выслуги было весьма чревато…

Сегодня, заступая на дежурство, оперативник тоже интуитивно чувствовал беду. Только не знал, откуда она появится. Но предчувствие не обмануло, поставив точку сомнениям телефонной трелью.

— Вова, давай на труп! — металлом проскрежетал в мембране трубки голос дежурного по отделу.

«Ну вот, опять жмурик. И конечно, в мое дежурство, — расстроено констатировал Федоров, доставая из сейфа ПМ и запихивая его в наплечную кобуру. — Могли бы сначала и участкового послать — авось, информация и не подтвердилась или, на худой конец, бомжик паленой водкой траванулся».

Но надежды старшего опера не оправдались. Труп был. И не чей-нибудь, а адвоката Якова Львовича Бернштейна, умудрившегося аккуратно повеситься в собственной квартире.

Якова Львовича Федоров знал лично и любил вызывать его к задержанным, требующим немедленного присутствия защитника — пройдоха-Бернштейн никогда не забывал о «комиссионных». За одного Нертова он, расщедрившись, отвалил целых сто баксов — видно, бедолага, думал наварить на перспективном клиенте не одну тысячу. Но, выходит, не наварил. И сегодня Федоров, стоя в квартире Бернштейна, рассматривал его новенькие ботинки, покачивающиеся в метре от пола.

Владелец ботинок, сводя счеты с жизнью, почему-то решил одеться, будто шел на раут — в строгий черный костюм, белую рубашку с цветастым шелковым галстуком и в эти самые ботинки. Такие же мечтал купить на осень и Федоров, только его оперской зарплаты хватило бы лишь на один, да и то поношенный. Поэтому происшедшее его слегка огорчило.

— Володя, что с соседкой делать? — осведомился участковый. — Ну, с той, которая в «контору» позвонила?

Из-за плеча милиционера выглядывала востроносенькая старушка. Она, признав в Федорове старшего, торопливо начала делиться распирающей ее информацией.

Бабуля тут же пояснила, что живет с великовозрастным племянником в квартире напротив. Час назад она (конечно, случайно!) выглянула в дверной глазок и заметила, что дверь в квартиру Бернштейна чуть приоткрыта. Удивившись такой беспечности соседа, старушка хотела захлопнуть дверь, чтобы у Якова Львовича ненароком что не пропало и (тоже, конечно, случайно!) заглянула в его жилище, чуть не наткнувшись сослепу на висящее тело хозяина. Тогда-то она и вызвала милицию.

Потом соседка начала рассказывать о странных коротко стриженных гостях, посещавших в последнее время адвоката («Кстати, я их и сегодня видела. Утром, когда ненароком выглянула в глазок!»); о том, как несколько дней назад пожарные вломились в эту квартиру и как потом негодовал вернувшийся домой Яков Львович…

Старшему оперу было недосуг слушать эти мемуары: мало ли клиентов навещает поверенного и какое отношение имеет история с пожаром к повешенному? Очевидно, надо вовремя газ выключать, когда еду готовишь. Поэтому оперативник рассудил, что бабушкины рассказки вполне сможет позднее выслушать тот же участковый, и предложил ей пока вернуться домой («Вас обязательно подробно допросят!»), а сам стал раздумывать, что бы лучше сделать с телом: то ли вызвать «скорую», то ли вынуть труп из петли, так как медики все равно откажутся возиться со жмуриком.

Попутно Федоров очередной раз оглядывал помещение, надеясь обнаружить где-нибудь на видном месте записку с текстом, вроде: «В моей смерти прошу никого не винить». Но делал это лишь на всякий случай, в глубине души надеясь на очередное чудо, которого, как известно, не бывает — чуть ли не двадцать лет службы его в этом убедили.

Старший опер не зря отработал в уголовном столько лет — он уже понял, что просто «скорой» здесь не обойтись и, по-хорошему, надо вызывать следственную бригаду да искать понятых, благо теперь за лишнюю сто пятую со службы не выгонят.

«Во-первых, — рассуждал Федоров, осторожно проверяя, нет ли записки в карманах погибшего, — безмотивный суицид — вещь весьма сомнительная. Во-вторых, Бернштейн не такой дурак, чтобы вешаться в парадном костюме, который будет испачкан фекалиями и непроизвольным мочеиспусканием. Скорее ушлый адвокат костюмчик-то положил бы где-нибудь аккуратно, мол, переоденьте после смерти в чистенькое. Впрочем, никаких видимых оснований расставаться с этим миром у Якова Львовича не было. И, в-третьих (а может, лучше, во-первых), где же та славная стремяночка, с которой бы нынешний покойник при его росте умудрился достать до потолка, дабы привязать веревку к крюку люстры, готовясь отправиться к праотцам?..»

Арчи проснулся в седьмом часу утра и сразу же понял, что от телефонного звонка. Звонил «Главбух».

— Через десять минут выходи. Буду ждать.

— А чего не через минуту? — спросонья проворчал Арчи, но трубка уже издавала мелкие гудки.

Через четверть часа, успев прожевать наспех склееный бутерброд и нацепить верхнюю одежду, Арчи вышел на улицу. Там уже стояли джип и автофургон с рекламой «кока-колы».

«Главбух», сидевший в джипе, поманил рукой, приоткрыв дверцу — полезай вовнутрь. Лишь только дверца захлопнулась, обе машины сорвались с места и помчались, разрывая занавес промозглого осеннего дождика.

— Ну, и погодка, — буркнул Арчи. — Прямо скажем, самая что ни есть подходящая для парадов, футбольных матчей и прочих состязаний под открытым небом.

— Самая подходящая для спецопераций, — ответил Павел Олегович. — Глушится любой звук.

Больше они ни о чем не говорили. Арчи было неуютно. Ему вспоминались автобусные экскурсии в детском саду, когда взрослые тети сажают всех своих подопечных в большую машину, потом куда-то везут, и только они знают — куда. Вокруг медленно и неохотно светало. Казалось, они едут вслед за уходящей осенней ночью. Впрочем, Арчи понимал, что это так и есть; по его прикидкам, двигались они на северо-запад.

Потом обе машины внезапно остановились. Из полумрака вынырнула фигура в плаще и доложила высунувшемуся из джипа «Главбуху», что «все на месте».

— Спят?

— Ни фига не чуют. У них свет горит, музыка шпарит. В окно заглядывать не стал — во дворе собака. Вроде, кавказская овчарка.

— Хорошо. Грейся в автобусе.

Арчи видел, как парень торопливо залезает в автофургон. Оттуда выскочил другой боец. На его лице была черная маска, а в руках — небольшой чемоданчик.

Машины снова двинулись, но уже значительно медленнее. Потом они остановились. «Главбух» протянул Арчи какой-то предмет, который тот сразу не разглядел в темноте. Лишь потом понял, что это черная маска из плотной ткани, с небольшими вырезами для глаз, ноздрей и рта.

— Натяни, как следует.

— А если я захочу почесаться и ее сниму? — невинным голосом заметил Арчи.

— Тогда тебе придется самому убить того, кто тебя увидит без маски, — без малейшей улыбки ответил Павел Олегович.