Виктория Платова - Инспектор и бабочка Страница 56

К тому же Исмаэль Дэзире Слуцки – саксофонист. Очень талантливый саксофонист, он служит джазу, а само понятие «джаз» для Субисарреты свято. Хороший джазмен может оказаться не очень хорошим парнем, любителем алкоголя и травки, головной болью для женщин и геморроем для друзей, но руки в крови он не испачкает никогда. Никогда не совершит злодейства, никогда хладнокровно не лишит жизни другого человека.

До сих пор все умозаключения Субисарреты строились на том, что вчерашним гостем Виктора был именно Исмаэль, теперь же они, как о скалу, разбиваются о надменный профиль черного принца. Принц не проявляет ни малейшего беспокойства, единственная эмоция, которую можно прочесть, кроется в уголках губ: Исмаэль Дэзире сочувственно улыбается.

Ну и собачья работа у вас, инспектор.

Собачья, да.

– Где вы были вчера, в районе четырех часов дня?

– Это важно? В Аквариуме.

– У меня другие сведения.

– Интересно.

– Вы, действительно, были в Аквариуме, это подтверждают члены вашей семьи. Но затем вы расстались, – и?..

– …и я отправился в «Эль Пахарито», я говорил вам об этом джаз-клубе.

– В котором вы выступали накануне ночью?

– Да. У меня была назначена встреча и как раз на четыре пополудни. С одним из друзей владельца, он тоже работает с джазовыми исполнителями. Речь шла о возможных клубных выступлениях в Мадриде и еще нескольких городах.

– Участники встречи могут это подтвердить?

– Конечно.

– Хотелось бы узнать их имена.

– Могу назвать только одно, потому что разговаривали мы с глазу на глаз. Луис Альмейдо. Если вам нужны его контакты… У меня сохранилась визитка, она в гостинице.

– Это всего лишь простая формальность, Исмаэль, —

Субисаррета чувствует облегчение и досаду одновременно. Облегчение от того, что Иса непричастен к мутной ирунской истории с Виктором. Досада тоже вполне объяснима: если визитер – не Исмаэль, им может оказаться кто угодно. И найти этого «кого угодно», украшенного дредами и золотом, – проблема из проблем.

– Я могу узнать, что произошло вчера в четыре часа дня? Это как-то связано с убийством в гостинице?

– Это связано с возможным свидетелем убийства…

– И этот свидетель – Виктор Варади?

– С чего вы взяли?

– Вы ведь хотели поговорить со мной именно о нем, не так ли?

– Скажем, рассматривается и такая версия.

– Он показался мне славным парнем. И он был добр к нашим кошкам.

И снова Исмаэля нисколько не взволновало упоминание о Викторе Варади. Но он хотя бы проявляет любопытство, в отличие от опекунши ангела.

– Дарлинг сказала мне, что вы часто бываете в Африке.

– Так и есть. Я родом оттуда. Из Конго.

Еще одно очко в пользу саксофониста: он не стал напрягаться при одном упоминании Черного континента, да и улыбка сожаления больше не тревожит губы Исмаэля: теперь ее можно назвать мечтательной.

– Моя мама очень любила Африку и всегда хотела вернуться. Остаться там навсегда. Всякий раз приезжая туда, я об этом думаю.

– Но все же не остаетесь.

– Это зависит не только от меня. От людей, которых я люблю. Я буду там, где лучше им и приму любое их решение.

Еще один пример безоговорочной преданности клану, состоящему из трех людей и двух кошек. Преданности, залившей корни молодого деревца по имени Исмаэль цементным раствором. Он не допускает и мысли, что все в его жизни может в любой момент измениться. Что если он когда-нибудь полюбит девушку, а та по какой-то причине не понравится Дарлинг или вздорному ангелу? Посягнет на привычный уклад? Субисаррета почему-то уверен: выбор будет сделан в пользу нынешней семьи в ущерб возможной будущей. А если ради двух женщин – большой и маленькой – придется отказаться от карьеры джазового саксофониста?

Исмаэль пойдет и на это.

– Убитый Кристиан Платт тоже… м-м… интересовался Африкой.

– Я знаю массу людей, которые интересуются Африкой, – флегматично замечает Иса.

– Он интересовался искусством Африки. Это то поле, на котором играет один из членов вашей семьи.

– Вы имеете в виду Дарлинг?

– Да. Возможно, это случайное совпадение, что знатоки и любители Африки синхронно оккупировали европейский отель…

– Совпадение и есть. В противном случае… В случае если бы мы встречали этого человека раньше, мы обязательно сообщили бы об этом следствию. Мы – законопослушная семья…

Глава девятая:

гора Ургуль, Сан-Себастьян,

24 июля, 19 ч. 45 мин. по среднеевропейскому времени

…Субисаррета подъехал к Кастильо-де-ла-Мота на предпоследнем рейсовом автобусе. Последний пойдет сразу после восьми, и есть немаленькая вероятность, что тот, кому Кристиан Платт назначил встречу у статуи Христа, может оказаться в нем. Воспользоваться машиной он вряд ли сможет, велосипед серьезно не рассматривается, так же как и восхождение на своих двоих, – на него можно убить полчаса, а то и сорок минут (учитывая неспешный обзор окрестностей). Но вряд ли часы «Улисс Нардин» будут безропотно отсчитывать каждую минуту из сорока, они призваны сжимать время для сомнительных прогулочных удовольствий, а не растягивать его до бесконечности.

Субисаррета был почти уверен, что на Ургуль поднимется именно Улисс (так он назвал для себя похитителя купюры из «Папагайос). Роль простого курьера, с которой в свое время неплохо справилась Лаура, ему не подходит – не тот масштаб, не те часы, не та физиономия.

О физиономии Улисса инспектор мог судить предметно: вот уже несколько часов он являлся счастливым обладателем портрета, созданного коллективными усилиями Йонатана и бармена из «Папагайос». По словам бармена, не без гордости озвученным Йонатаном, незнакомец на рисунке получился «как живой», именно этот человек выпил в тапас-баре кофе и снял с доски купюру.

Тип, вызванный к жизни мазилой-растаманом, действительно был примечательным во всех отношениях: с листа бумаги на Субисаррету смотрел мужчина средних лет, с правильными, без единого изъяна, чертами лица. Не то чтобы красивый, но исполненный внутренней силы и человеческой значительности. Его легко можно было бы представить отошедшим от дел суперагентом. Отправившимся на покой не по возрасту, а в силу изменившейся жизненной философии. Так и есть, Улиссу надоело бесконечно спасать неблагодарный, погрязший в пороках мир, и он повесил на гвоздь свою лицензию с правом на убийство. Занялся чем-то совсем другим, прямо противоположным своему прежнему ремеслу, демонстративно противоположным. Судомоделированием или, к примеру, разведением кошек-ориенталов. С трудом отыскал на карте пару мест, где еще не побывал, и съездил туда как турист, с группой школьных учителей. Подтянул языки: пару мертвых и один практикующийся в малодоступных горных районах Северных Анд; в перерывах между решением японских кроссвордов выстроил график прохождения через Солнечную систему кометы Эльста-Писарро и просчитал все возможные, связанные с кометой, риски.

Просчитывать риски – его основное занятие.

Это первое, что пришло в голову Субисаррете относительно Улисса. Вторая мысль, которая посетила Субисаррету: не хотел бы я, чтобы этот человек стал моим врагом.

– Надеюсь, это не преступник, – промурлыкал Йонатан, вручая инспектору портрет.

– Надеешься?

– Если он преступник – тебе его не переиграть.

Несмотря на страсть к марихуане и общую безалаберность, Йонатан – неплохой психолог, и, как бы Субисаррета ни относился к сказанному, его мнение нельзя сбрасывать со счетов. Фанат Тарантино вовсе не пытался наступить инспектору на профессиональную мозоль – просто констатировал очевидное. Вступая в схватку с Улиссом, непонятно, где окажешься. И хорошо бы оказаться там в сознании и без несовместимых с жизнью травм.

Но пока Икер находился ровно там, куда привез его рейсовый автобус: на смотровой площадке с видом на бухту Ла Конча, у подножия замка Кастильо де ла Мота; «замок», впрочем, весьма условное название, «ла Мота» больше подходит определение «форт».

Статуя Христа – еще выше.

Портрет Улисса внес некоторую корректировку во внешний облик инспектора: он успел сменить фатоватый пиджак на рубашку с короткими рукавами нейтрального темно-серого цвета, а брюки – на джинсы. И только ретрошляпе удалось удержаться, прошмыгнуть в автобус и добраться до места назначения. В очередной раз обнаружив ее отражение в автобусном стекле, Икер подумал: если так пойдет и дальше, он будет спать и есть в ее обществе, и сойдет с ней в могилу. А до этого энное количество раз примет душ; жаль, что в результате этих невинных манипуляций шляпы с Икером, а Икера – с собственным сознанием, джазменом не станешь.

– Ну, как я выгляжу? – спросил Икер у верного оруженосца Микеля, прежде чем отправиться к Христу.