Петр Катериничев - Беглый огонь (Дрон - 3) Страница 57

Глава 40

Минут десять мы мчались в полном молчании, которое принято называть напряженным. Барышня Ольга давила педаль газа с таким остервенением, будто через минуту-другую собиралась взлететь и с ревом скрыться в стратосфере. А я курил, чуть щурясь, но не от табачного дыма, а от не на шутку разыгравшейся боли в пропоротой ноге: указания доктора Каткова я перестал выполнять раньше, чем следовало. На душе? было паскудно, а в голове тем не менее вертелась бодрая башлачовская строчка: "Бодун крепчал, пора принять таблетку. В ушах пищал секретный позывной..." Неожиданно машина вильнула к обочине и замерла. Какое-то время Ольга сидела отрешенно, с застывшим лицом мученицы: прямо Орлеанская девственница перед святейшим собранием инквизиторов. Потом произнесла: - Вылезай! На ее предложение я не отреагировал. Объясняться было бесполезно. Вернее рано. Когда набухший вулкан готов рвануть, нет смысла любоваться странным курением дымка над вершиной: нужно прикинуться ветошью, дать магме, сжигающий все на пути, низвергнуться огненною лавой, и только потом начинать изучать явление. - Ты... Ты... Вылезай, отморозок хренов, выметайся к едрене матери, пропади, сгинь, растворись! Еще секунда, и она бросится на меня с кулаками. Или - сбежит сама. Ну да. Побуравив мою равнодушно-покойную физиономию взглядом, от которого, по идее, и ртуть должна закипать, барышня перешла ко второму варианту. - Тогда - я сама уйду! - Ольга порывисто распахнула дверцу и на парах мотанулась к близко подступавшему к дороге леску. Я закурил очередную сигарету и продолжал изучать приборную доску, размышляя: а нет ли канавки перед леском? В которую дама может угодить по самые уши, измазаться, вымокнуть... И предстать перед лицом неприглядного настоящего - мокро, грязно, зябко... То есть вполне достаточно для того, чтобы перестать переживать уже случившееся прошедшее и обратить свой взор в конкретное будущее. Деревья стояли на небольшом взгорке. Ольга легонько, аки горлица, взметнулась по нему. Болотца, к сожалению, не нашлось, и я уже готовился последовать за дамой: ее боевого порыва хватило бы метров на пятьсот борьбы с буреломами, но... На мою удачу, ножка у барышни оскользнулась и она с маху налетела на неловко торчащий из земли обглоданный сучок, острый и грязный, расцарапавший ее так заботливо намарафеченное лицо подобно кошачьему когтю. С полминуты она сидела на земле неподвижно, ощупывая грязную царапину, и тут - заплакала, зарыдала, заметалась, всхлипывая и причитая... - Гад... Сволочь... Козел... Мерзавец... Подонок... - это был лишь малый перечень эпитетов, какими Ольга сыпала сквозь рыдания, и больше всего походила теперь на маленького ребенка, обиженного ударом о край стола и потому желающего поколотить этот стол палкой. Но взрослость, то есть понимание, что ни обидчик сучок, ни обидчик мужчина вовсе не обеспокоятся от такой трепки, брала свое: рыдания прекратились, слез стало меньше, всхлипы сделались все неустойчивее, передыхи между ними продолжительнее... Пора. Неспешно покинул салон, не забыв вынуть ключи из зажигания, поднялся в лесок, протянул руку, чтобы помочь барышне подняться. Ольга всхлипнула напоследок, посмотрела на меня снизу: - Похоже, это твой стиль. - Угу. Я - стильный мужчина. Супермен. Секс-символ. - Ну да. Сначала извалять даму в дерьме, потом - протянуть руку, чтобы помочь выйти из троллейбуса. Джентльмен. - Не без этого. К дороге мы спускались как счастливая пара, имевшая среди часов любви несколько мгновений размолвки. - Я сильно разодралась? Я промычал нечто нечленораздельное, но Ольга и не ждала от меня никаких ответов - устремилась к зеркальцу и придирчиво рассмотрела ранение. Ее жизнерадостности и оптимизму позавидовала бы любая женщина: - Пустяк. Ничего не останется. В детстве я так царапалась по десять раз на день. Только нужно промыть. Она ловко искупала белоснежный носовой платок в хорошем шотландском виски, замерла, решилась, и одним движением, зажмурившись, провела по царапине. Заголосила тоненько: - А-а-а-а-а... Я не вмешивался.. Чтобы не стать виноватым в чем-нибудь еще. - Ну что стал? Подул бы, что ли! Щиплет! Вот теперь мы точно стали похожи на счастливую семейную пару, идиллия просто: голубка, побитая, поцарапанная, но не побежденная, позволяет своему голубку промыть рану чистым шотландским виски хорошей выдержки четырехмесячная учительская зарплата, между прочим, в одном флаконе! И дуть, дуть, дуть, вспоминая времена давние, когда такой вот примитивный, но действенный трюк применила при лишении меня девственности соученица-старшеклассница, взявшаяся натаскивать меня, двоечника, по иноземному языку: "Ой, соринка в глаз попала, посмотри!" - расчетливо при этом став напротив оконца, чтобы свет пронизывал легкое платьице насквозь; ресницы прикрыты, губы полуоткрыты, один локон чуть сбился, дыхание чуть неровно... Лицо, ждущее поцелуев, тело трепетное, готовое к самым нескромным ласкам... Тогда я не устоял. Теперь - дую с постоянством и спокойствием хорошего импортного кондиционера. Но настойчиво. М-да. "Где вы, годы молодые, где вы, сини васильки..." После оздоровительной процедуры Ольга приняла, уже для душевного равновесия, означенного напитка прямо из горлышка, выдохнула, уселась в машину на сиденье пассажира: - Ну и что теперь будем делать? Ответ у меня был готов: - Наслаждаться жизнью. - Ты хоть понимаешь, что ты меня сжег? Спалил к чертовой бабушке? Как кусок картона под ацетиленовой горелкой, разом! Чего не сделали бывшие соратнички братца, то сотворил ты в минуту приступа неуемного суперменства! На тебя что, нападал кто-нибудь? Нет, ему характер показать надо: одному - бамс, другому - хрясь, и вот уже я в родном городе персона нон-грата, и пожалеть и вызволить меня, бедную девушку, некому! - Вали на серого, серый все стерпит! - Что? - Если будут претензии, скажешь: нехороший дядько захватил тебя, убогую и доверчивую, вместе с машиной, разумеется, изнасиловал в извращенной форме и влек по испорченности натуры на природу продолжать маньяческое дельце оставшимися тридцатью способами, еще более извращенными. Где и намеревался бросить со следами сексуального насилия на лице. - Чего ты несешь? А почему я тогда не орала как резаная вблизи родной милиции с автоматами? - Во-первых, скажешь: подонок был образованный, даже интеллигентный, напичкал транквилизаторами по маковку, вот и функционировала как кукла Барби с подсевшими батарейками. Сиречь неадекватно оценивая окружающую действительность. А во-вторых, боялась, и, как выяснилось, не зря: только собрала в кулак волю и возжелала взреветь белугой над округой, означенный маньяк, насильник и террорист-махинатор положил всех правоохранников рядочком, мордой вниз, и убыл. - Складно врешь. И язык подвешен, и рукам волю даешь влегкую... Особливо в смысле по мордам прописать. Не мужчинка - Джеймс Бонд какой-то. - Бонда в наших реалиях пристрелили бы давно, как вальдшнепа, да, нафаршировав, поджарили и схарчили. Схрумкали со всем шпиёнским оборудованием, не поперхнувшись. - Олег, а ты, часом, не шпион? - Угу. Сенегальский. И прибыл в Покровск выяснить технологию изготовления сосулек из дистиллированной коровьей мочи: при кариесе, бают, крепко помогает. - Шуточки-прибауточки. Ты мне ответь серьезно на один вопрос: кто ты такой? И почему сорвался на мирных гаишников, как Рембо на косоглазых вьетнамцев? И брось свои отговорочки: грех попутал... Он многих путал, но они не стреляют навскидку в тесных квартирках с убийственным результатом и не вяжут четверых вооруженных служивых играючи, за сорок секунд... Терминатор просто! - Да не Рембо я и не Терминатор никакой! - В сердцах хлопаю себя по здоровой ляжке. - Какой-то сопляк влегкую пропорол мне пикой ногу, ты сшибла на машине, словно тупое полено в кегельбане, ночной патруль гонял по дворам, как шелудивого койота... Это и есть заслуженное счастье супермена? - Олег, ты Орлова читал? "Альтиста Данилова"? - Это про демонов, что ли? - Про них. Помнишь, некий домовой с Даниловым там в шахматы резался? - Смутно. - Так вот, у меня порой возникает впечатление, что ты намеренно играешь на уровне домового, хотя можешь играть и на уровне демона. Просто пока команды не было. Или - боишься, как это у вас называется... рассекречивания? - "Рассекречивания" чего? - Ну, мало ли... Олег, я обещала не лезть в твои дела? - Ага. И слова не сдержала. - Да? Ух ты какой деликатный, елка с палкой! Ты хоть понимаешь, что спалил меня по самые уши! Ладно машина: оформлена она через пятые руки, менты замучаются владельца устанавливать... А вот водительское у меня подлинное, сержантик его рассмотрел добре, со всем тщанием, будь спок! Сейчас эта молодежь оклемается, и ко мне на квартирку поедет наряд, ты понял?! И что они там обнаружат? Полдюжины теплых трупов? Или бригаду гробовщиков, бодрых и румяных, как юные пионеры, вывозящих эти самые трупы под видом металлолома? Куда денут побитую девушку, сестру предпринимателя с темным прошлым и неясным настоящим? В камеру! Ты знаешь, я парашу никогда не нюхала и не хочу, понял? Особенно после вчерашнего, когда все в городе полетело вверх тормашками и влево по резьбе! Но сейчас... Знаешь, что я сделаю сейчас? Доеду до ближайшего телефона, позвоню куда следует и отдам себя в руки правосудия, понял?! В конце концов, сторона я потерпевшая! Дай сигарету! Подаю ей пачку, чиркаю кремнем зажигалки. Похоже, тайфун прошел. Остались пусть не мелкие, но волны. Ольга - барышня решительная, но не настолько, чтобы пойти и сдаться властям, будучи даже самой потерпевшей из терпил. Не в Америке живем, у нас добровольно в камеру пойдет разве только совсем обезумевший псих с тяжкими мазохистскимй наклонностями; все всегда помнят, что эта самая камера отпирается лишь с одной стороны, с внешней, а уж ключик... В том, что он завсегда может оказаться у персоны, далекой от идеала во всех отношениях, и говорить не приходится! Поэтому мы мирно сидим и покуриваем. Молча. За это время мимо нас прокандыбали две автоцистерны, фура, три легковушки отечественные и "фольксваген" иноземный, но откатавший свой срок по дорогам милого сердцу фатерлянда до полного морального устарения еще до нашей перестройки. Барышня одним движением пальцев выщелкнула бычок за оконце, повернулась ко мне: - Интересно, почему нас не преследуют? Ладно, рацию ты расколошматил, палку забрал, но стопорнуть любую машину менту - как два пальца обмочить. Хотя бы ту же фуру дальнобойщиков. Ага. Ольга начала соображать в хорошем темпе и вполне приемлемом направлении. Пора придавать этому направлению азимут. - Милая барышня, ты зачем меня подобрала на дороге? - Как это - зачем? Что, нужно было бросить? - Во-о-от. Значит, из человеколюбия. Впрочем, какого именно человека ты любишь: "простого советского", волею злой судьбы-индейки брошенного под колеса твоей иномарки, или сидевшего за рулем в тот злополучный миг - от этого суть дела не меняется. Быть доброй самаритянкой - это крест длительного ношения. Взялся - пыхти. Помнишь, как в Писании? Самаритянин подобрал человека, омыл раны, доставил в гостиницу и заплатил вперед, чтобы заботились, кормили, поили, ни в чем не отказывали до полного выздоровления... - Что ты плетешь?! - И это было эгоистично с его стороны. И не учитывало реалий. А что, если как только добрый самаритянский купчик с предельно чистой совестью отъедет, этот ханыга, хозяин отеля, просто-напросто выбросит несчастного раненого умирать в поле? Мораль: добро должно быть не только конкретно, но и доведено до логического финала. - До какого? - До счастливого. Трагедии мне нравятся куда меньше комедий. Хотя трагедии почему-то считаются великими произведениями, а комедии - обыкновенной развлекухой. Не так? - Олег, чем ты занят? - Заговариваю тебе зубы. Ты успокоилась? - Ха! Он зубы мне заговаривает! И о безмятежности душевной беспокоится. Ха! - Ольга взяла бутылку и приложилась на этот раз вполне основательно. Босоногое детство сказывалось. - Знаешь, чего я боюсь? - Злого сифилиса? - Собственного легкомыслия. Наверное, я крайние года два действительно слишком хорошо жила. А потому... Вот, подобрала на улице мужика, привезла в дом... А он за неполные сутки знакомства успел навалять гору трупов... - Это была самооборона... - Набить морды ментам при исполнении, а я... Я не знаю не только кто ты такой и откуда, я даже твоей фамилии не знаю! Нет, я точно ненормальная. Знаешь почему? Серега с батяней, матерью и бабкой в Покровске жил, а я, считай, до семи лет у материной мамы, бабушки Дуси, в деревне. И потом только и страдала, как туда, на волю и свободу, в поля, вырваться. И когда уже Серега деловым заделался, мне все было по фигу! Да и... Неудачное замужество... даже два. Такие дела. Ладно. Ты меня убивать ведь не станешь? - Не-а. - И утюгом каленым по нежным персям водить не будешь? - Зачем мне? - Все так говорят. Все-таки, по-моему, ты не бандит. Бандит не стал бы ментов щадить. - Она задумалась, закурила сигарету. - Но и ты меня потом под статью не подставляй, ладно? Как задание свое выполнишь. - Ольга замолчала, глядя в одну точку. - Я что, похож на мента? - Вот на мента как раз не похож. Слишком раздолбаистый. Но и деньги на тебя особого впечатления не производят. Значит, ты "сосед". Таких полудурков даже в ФСБ остались считанные единицы. Но, наверное, есть. - Я что, действительно... - Прекрати, Олег! Ладно, там, в квартире, мне не до того было, а вот когда ты ментов валял... Это - жесткая рукопашка, никакой не стиль, каким в спортзалах учат. Это первое. Второе: ты не здешний. - Но это еще... - Погоди. Третье и главное. У тебя в лице какая-то отрешенка. - Да? - Словно ты получил важное задание и с тем - отпущен в свободный вылет. Задачу свою ты готов выполнить, невзирая на лица и ранги тех, кто будет тебе противостоять. - Тебе бы романы писать. - Вот-вот. Олег, мне тридцать один год скоро, но вот что я думаю... Я умная и проницательная баба, ты не подумай, что хвалюсь, так и есть. Но порой поступаю так, что... Вот с теми же Серегиными "сослуживцами" лопухнулась, как девка сопливая... Зачем вообще в квартиру пускала? - Не переживай. С каждым может случиться. - Глупого бабьего у меня еще выше крыши, вот что. И самое противное... Расставаться с этим вовсе не хочется. Ладно, не обращай внимания на болтовню пьяной женщины. Садись за руль. Мы поменялись местами. - Только не думай, что я тебя из чистой бабьей дури буду теперь прятать. Все ж мужик, какая-никакая, а защита. И пистолетом ты пользуешься, как стоматолог - отечественной бормашиной: такие дырки крутишь, что никакой пломбой не закроешь. - Она вздохнула. - А на своих теперь надежды мало. Помолчала, задумавшись о своем, женском, добавила: - Да и не особая я стерва, а? Просто жизнь такая. Я пожал плечами. Спросил: - Далеко едем? Ольга отхлебнула из бутылки: - В пампасы. Налаживать тихую жизнь на лоне природы. Пока все не уляжется. Синоптики обещали солнечное бабье лето. И сухую осень. - Я в ваших пригородах не вполне. И где у вас пампасы, а где - прерии, не сильно соображаю. - Вперед, ковбой. Когда поворачивать, я скажу. А пока - вперед.