Наталья Борохова - Адвокат инкогнито Страница 57

– Да, до того вечера, когда я буквально напросилась на день рождения твоей жены, – кивнула Софья. – Профессор Крапивин согласился взять меня с собой. Тогда у меня не было никаких планов. Мне просто хотелось сидеть в стороне и без помех рассматривать тебя – как ты смеешься, как ешь, как разговариваешь с другими. Каждый твой взгляд, каждый жест имел для меня особую ценность. Но ты не обращал на меня внимания. А твоя жена тем более. Стала бы она беспокоиться из-за такой женщины, как я. В ее глазах я была на банкете пустым местом, безымянной спутницей известного человека. Конечно, на мне было тогда самое лучшее платье из моего гардероба. Я даже сходила к парикмахеру и казалась сама себе очень красивой. Но ты, помнится, равнодушно скользнул по мне взглядом, только для того, чтобы узнать, с кем пришел профессор Крапивин. И, решив, что я – птица невысокого полета, сразу же потерял ко мне интерес. А твоя жена на меня даже не взглянула, принимая из моих рук подарок. Она в этот момент смотрела на профессора и улыбалась ему. Мне было бы не так обидно, если бы ты по-свойски подмигнул мне. Спросил, как мои дела. Отметил бы мою прическу. Но тебя это не интересовало. Даже ради приличия.

– И тогда ты решила отомстить мне?

Она покачала головой.

– Тогда – нет. Всему виной случай. Странное стечение обстоятельств. Ну откуда мне было знать, что твоя жена не останется с тобой до конца торжества, а улетит в Прагу? Могла ли я рассчитывать на то, что ты, сидя за полупустым столом, обратишь внимание на меня? Но ты обратил! Ты улыбнулся мне, и в твоих глазах я опять прочла интерес. Желание появилось позже. Ты смотрел на меня с вожделением, как на женщину, которой хочется обладать. В душе я ликовала. Только к радости примешивалась грусть. Я ведь знала, что твое очарование мной ненадолго. До следующего утра, когда ты будешь недоумевать, что я делаю в твоей постели. Но я все же не отказалась пойти с тобой.

– Наверняка я опять говорил тебе глупости?

Она усмехнулась.

– Каждое твое слово ложилось бальзамом мне на душу. Ты не поверишь, но то, что я сказала на очной ставке, было правдой. Про холодность твоей жены, про упреки стариков Андриевских, про проблемы с детьми – все это наговорил мне именно ты. Я не нанимала детектива, чтобы выяснить подробности твоей жизни. Скорее всего, у тебя просто накипело на душе, а алкоголь развязал язык.

– Но как тогда на твоем теле оказались все те ужасные следы?

Она заколебалась.

– Кое-какие ты оставил сам, – пожала плечами Софья. – Я уже говорила: ты был слишком порывист, причинял мне боль. Пытаясь сдержать твой натиск, я даже расцарапала тебе грудь. Синяки на бедрах – тоже твоих рук дело. Я добавила всего лишь несколько царапин, что было несложно.

– Но, ради всего святого, почему? Ты хотела посадить меня в тюрьму? – На лице Соболева не было упрека. Только страдание.

– Тогда я хотела обратить на себя внимание. Немного жестко, но действенно. Думала, что до тюрьмы дело не дойдет. Я ждала, когда ты придешь ко мне с разговором. А ты прислал своего адвоката и через нее попытался откупиться от меня деньгами. Я была терпелива, но ясно дала понять, что деньги меня не интересуют. Потом явился ты сам и настырно стал предлагать решить вопрос миром. Когда же я объяснила, что значит «мир» в моем понимании, ты был оскорблен. Посчитал, что я просто свихнулась, предлагая тебе сделку, от которой придут в ужас все твои знакомые. И жена, конечно, тоже. Тогда ты готов был идти на суд, но не признаться в том, что у тебя могла быть ко мне страсть. Это меня задело. Задело так, что я подумала: «Раз он настолько глуп и груб, пусть идет в тюрьму». Тогда я еще не знала, какое впечатление произведут на тебя собранные по делу доказательства.

– Я был в шоке, – признался Аркадий.

– Я видела, и в душе моей тлела надежда, – понимающе кивнула Софья. – Я не хотела наказывать тебя. Просто знала, что с позорной статьей, отвергнутый и презираемый всеми, ты будешь своей жене не нужен, ведь Виктория привыкла коллекционировать только награды. И подумала: может, тогда мы станем ближе друг к другу? Я была глупа. Правда?

– Правда, – согласился Соболев. – Но теперь-то мы что будем делать?

– Теперь мы в одной лодке. Я не могу признаться, что оговорила тебя, меня же тогда накажут. Но и тебе не поверят, если ты вдруг сошлешься на мое признание. Мы должны действовать сообща.

– Но что сказать моей жене?

– Скажи, что это просто сделка, – виновато пожала плечами Кислова. – Ты покупаешь свободу. Я – признание себя как женщины…

Глава 27

Дубровская пыталась разложить по полочкам полученную от Виктории информацию. После телефонного звонка, сумбурного рассказа клиентки, прерываемого гневными репликами: «Понимаете, он ходит к ней домой!» и «Чего доброго, он опять спит с ней!», – у нее осталось тягостное впечатление и ощущение того, что дело вышло из-под ее контроля. Теперь даже самый смелый аналитик не смог бы предсказать, чем все кончится.

В глубине души Дубровская и раньше чувствовала, если не сказать – знала, что Аркадий Александрович Соболев – не насильник. Когда эксперт описывал телесные повреждения, а дежурная по этажу – растрепанный вид Кисловой, Елизавету не оставляло ощущение неправдоподобности, театральности происходившего в гостинице. Этакая постановка под названием «Изнасилование»… Но Кислова спутала ей все карты, заявив Соболеву о том, что в ней говорила вовсе не месть, а женская обида. Неужели ее душевная рана была столь глубока, что она пошла на преступление, на оговор невиновного человека, только потому, что бедный профессор забыл с ней поздороваться? Это было бы слишком…

Но у ситуации определенно была предыстория. Именно та, которую «нарыл» детектив. Аркадий Соболев оказался невероятно похож на человека, которого любила Софья Кислова в молодости. По драматическому стечению обстоятельств молодых людей развело в стороны. Чувства поклонника не устояли перед напором родственников и трезвым расчетом. Он сломился и решил вопрос к вящему удовольствию своей матери и новой родни.

Много лет Софья страдала от обиды. Она потеряла ребенка, а вместе с ним и надежду иметь детей вообще. Ушла вера в собственные силы, исчезла привлекательность юности. Не такие, как Кислова, девушки котировались на рынке невест. Она была бедна, скромно одета и не отличалась особой красотой. Мамаша Аркадия словно очертила вокруг нее заколдованный круг, за пределы которого Софья боялась выйти. У нее не хватило ни сил, ни амбиций закончить учебу в вузе. Перебиваясь скромным заработком лаборантки, она вела затворнический образ жизни. Подруг после предательства Лики у нее тоже не появлялось. Только странное приятельство с Ольгой Клюкой, первой вертихвосткой во всем университете. Софье доставляло болезненную радость слышать от нее рассказы о похождениях в профессорско-преподавательской среде. Мир образованных и ученых открывался ей совсем с незнакомой стороны. Интеллигенты в очках были совсем не праведниками и не возражали приударить за какой-нибудь симпатичной студенткой или аспиранткой.

Супруги Соболевы попали в поле ее зрения не случайно. Пожалуй, они были самой яркой парой в университете. Виктория – красивая, уверенная в себе женщина, публичная персона, волочила за собой шлейф славы и всеобщего восхищения. Аркадий выглядел намного скромнее и казался мужчиной, задавленным авторитетом жены и ее именитых родителей. О них говорили как о самой благополучной семье. Многие им завидовали. Многие злословили. Но ничего не могли поделать. Супруги Соболевы, казалось, стояли на недосягаемой для простых смертных высоте.

Все решил случай. Немного перебрав норму на банкете по случаю защиты Романова, Аркадий Александрович позволил себе небольшую вольность – игриво обнял лаборантку и шепнул ей на ушко парочку неуклюжих комплиментов. Другая женщина на месте Кисловой только отмахнулась бы от нечаянного кавалера. В самом деле, мало ли что придет в голову пьяному мужчине… Но Софье никто давно не говорил приятных слов. Она словно и сама захмелела. А когда заглянула в бездонные глаза Аркадия Александровича, поняла, что пропала совсем. Как же раньше она не замечала, что тот так поразительно похож на человека, который некогда разбил ей сердце? Ко всему еще его и звали так же – Аркадий.

Кислова увидела знак судьбы. Решила, будто встреча была дарована им свыше. На следующий день она проглядела все глаза, чтобы улучить момент, когда в здание университета зайдет Соболев. Специально утром надела любимое синее платье, а рабочий сатиновый халат забросила далеко в шкаф. Профессор не должен был стыдиться ее внешнего вида. Но, похоже, ученому было все равно. Он недоуменно взглянул на невысокую, полноватую женщину в несуразном платье и не ответил на ее приветствие. Он просто не узнал ее.

Для Кисловой это стало потрясением. Она стала приглядываться к профессору на банкетах и вечеринках, любила слушать его речи, усевшись на задний ряд во время научной конференции. Соболев казался ей таким умным и таким… уязвимым. Она сравнивала его со своим первым любовником и считала, что так же чувствовал себя ее Аркадий, попав в хитрые силки, расставленные матерью и Ликой. Она жалела Соболева, искала оправдание его невнимательности. А когда Ольга Клюка рассказала ей, что мужчина неравнодушен к некоторым студенткам, возликовала. Он не любит Викторию и никогда ее не любил. Весь их якобы удачный брак – только фикция, фантик от конфетки, которой никогда не было. Так же и ее Аркадий относился к своей Лике – как к выгодному приобретению, чему-то очень полезному, как телевизор или стиральная машина. Между тем искреннюю любовь он дарил только ей. Только к ней Аркадий испытывал чистые чувства. Конечно, он рано умер, но только по причине своей загубленной жизни.