Наталья Солнцева - Иллюзии красного Страница 59

– Это тебе поэтому стало так смешно?

Тине стало жалко Людмилочку, которая суетилась вокруг нее, как заботливая мамаша. А она, неблагодарная…

– Не поэтому.

– А почему?

– Костик твой меня насмешил.

– Ко-остик? – Подруга вытаращила глаза. – Ну, ты скажешь! Тут не смеяться, – плакать надо.

И они захохотали, на этот раз вдвоем, до слез. Отсмеявшись, принялись за чай с шоколадными конфетами. Шум и смех разбудили Костика, который заглянул на кухню с сонным лицом, убедился, что ничего из ряда вон выходящего не происходит, и прошествовал в туалет.

– А чем он тебя так рассмешил? – поинтересовалась Людмилочка под журчание сливного бачка.

– Да так… сравнила его с одним мужчиной. – Тина снова хихикнула. – Уж больно контраст был разительный.

– Костика с мужчинами сравнивать нельзя, – серьезно ответила его жена, – он к ним никакого отношения не имеет. Это особь совершенно другой породы.

– Какой же? – Тина разворачивала очередную конфету, отмечая для себя, что шоколад отлично успокаивает, гораздо лучше пресловутой валерьянки.

– Маменькин сынок. – Людмилочка в сердцах загремела чайником. – Тебе еще налить?

– Нет, спасибо. А к чему кровь снится?

– Кровь?! – подруга от неожиданности села. – И много?

– Очень много.

– Слушай, не знаю. Дети куда-то «Сонник» дели, не могу найти. А так не помню. Вот если зуб выпадает, это нехорошо. А кровь… – Людмилочка пожала плечами.

– Ладно, пошли спать.

Они улеглись и погасили ночник. Но сон не шел ни к одной, ни к другой. Тина лежала и смотрела на потолок, по которому пробегали полосы света от проезжающих машин, думала.

– Сиур надолго уехал? – наконец, спросила она.

– Влад говорит, что нет. А он сам что, не сказал тебе? Ты его видела перед отъездом?

– Ко мне приходила Вера.

– Какая Вера?

– Не прикидывайся, что не знаешь. Ты ее сама ко мне проводила, а потом спряталась за стеллажами и все подслушивала.

– Ничего я не подслушивала, – обиделась Людмилочка. – То есть я хотела, конечно, но… не вышло. – Она вздохнула. – Там, понимаешь, мыши… Ну, я терпела изо всех сил, а потом чувствую – все! Не могу больше! И убежала. В подсобку. А оттуда ничего не слышно.

– Да, не повезло тебе.

– Еще бы. И когда администрация меры примет? Ведь эти мыши все книги пожрут!

– Только не говори мне, что тебя волнует судьба культурного наследия, – захихикала Тина.

– Ну… и наследия тоже. В какой-то степени. Так что это за Вера?

– Они с Сиуром любовники. Бывшие, правда, но все равно… тоскливо как-то на сердце стало. Я виду, конечно, не подала…

– Шутишь! Вот это да! – Людмилочка аж привстала от возбуждения. – Любовники! Что ж ты хотела, чтоб он девственником был до тридцати с лишком? Это даже и ненормально. Подозрительно. Что за мужик такой? А уж он мужчина хоть куда! И днем, и ночью, – все по высшему разряду.

– Ты-то откуда знаешь? – разозлилась Тина.

– Тут и знать нечего. И вообще, я чувствую. Вот взять хоть моего Костика. Ну разве у него может быть любовница? Кто на него позарится? А Вера – женщина роскошная. Потрясающая женщина, скажу я тебе. Настоящая королева! Глаз не оторвешь… Я ее как увидела, у меня аж дар речи пропал.

– Ты что, назло говоришь мне это? Подруга, называется…

– Господи, да я совсем не это имела в виду! Раз у мужика в любовницах такая женщина – он чего-то стоит. Ты что, сама не понимаешь этого? А раз он ее оставил ради тебя… тут уж не злиться, а прямо таять от счастья надо. Как сосулька! Кап-кап… Так ты из-за Веры расстроилась? Зря…

– Я не то чтобы расстроилась, а… как подумаю, что он с ней… Лучше бы мне не знать.

– Это ты напрасно. Не думай о его женщинах. Их было много, не одна Вера. Но тебя это не касается. Если ты будешь о них думать, то отдашь им как бы часть себя, свою силу. Что есть, то есть, и оно никак на нас не влияет, пока мы не начинаем воздвигать барьеры между собой и тем, что нам не нравится. Чем больше наше желание защититься, тем сильнее на нас обрушивается все то, что мы отвергаем. Поэтому визит Веры произвел на тебя такое впечатление. Ах, ну какая же она, все-таки, красавица!

– Прекрати, – Тина засмеялась. – Я сейчас вновь почувствовала себя маленькой девочкой. Помнишь, как мы с тобой, забравшись на большой диван, обсуждали нашу будущую жизнь, мужчин, женщин, любовь, ревность?.. Как это все увлекало. Как все это казалось далекой сказкой… Тогда ты рассуждала совсем по-другому.

– Господи, Тина! Я столько размышляла о жизни, о себе, о Костике… Почему у меня все так? Может быть, из-за того, что мы судили жизнь, а ее нужно принимать и любить? Мы делили ее только на две части – хорошее и плохое. А она – целая радуга. Много радуг, которые тесно сплелись, порождая невиданные цвета! Посмотри, как играет солнце на снегу в морозный зимний день… А если разложить все на составляющие? Грязная замерзшая вода – вот чем будет этот прекрасный сверкающий ковер! Боже мой, разве стоит в изящной, легкой снежинке искать обыкновенную каплю воды? Почему не насладиться ее невесомым полетом, ее изысканной, тонкой красотой, ее ослепительным блеском? Даже если знать, что в конце концов она растает. Но ведь сейчас… она опускается, торжественно и плавно, на твои волосы или ладонь… в этом мгновении вся ее жизнь, быстротечная и прекрасная. Ты можешь сожалеть о ней, но вокруг – посмотри! – летят мириады таких же чудесных, искрящихся звезд, – а завтра снова будет снегопад, и снова выйдет красное морозное солнце! А за этой зимой придет следующая! На что мы тратим жизнь? На наслаждение ее красотой, которую она щедро дарит нам, или на поиски «правды» в виде грязной воды?

– Ты прямо воспеваешь жизнь! С каких это пор? – Тину поразили изменения, произошедшие в Людмилочке за последние несколько недель. Словно она разговаривала с абсолютно другим человеком, очень мудрым и очень внутренне красивым.

– С тех самых пор, как я увидела Влада. Я почувствовала себя… Не смогу объяснить. Как будто внутри меня произошла какая-то вспышка, которая осветила все сокровища, которыми я владею. А раньше я их почему-то не видела. Они всегда были у меня, но… Наверное, нужен был свет, чтобы я смогла увидеть, какая я богатая. Влад зажег свечу в темноте, которая окружала меня, и которую я считала правдой о жизни. Понимаешь?..

Тина промолчала. Она просто не знала, что сказать. Людмилочка говорила простые слова, которые проливались на ее раненое сердце, как волшебный бальзам.

– Да, – наконец, произнесла Тина. Она приняла для себя очень важное решение. – Вот если у тебя есть острый нож в руках – ты можешь сделать разные вещи. Ты можешь срезать им розы для своего букета, а можешь вонзить его в свое сердце. Или в сердце другого человека. У нас всегда есть этот выбор. Это не жизнь заставляет нас. Это мы выбираем, и мы делаем. Сами. Всегда только сами.

ГЛАВА 21

Человек в черном неторопливо шел по захолустному подмосковному поселку. Его привели сюда не совсем обычные дела. Во-первых, хотелось отдохнуть, надышаться всласть свежим прозрачным воздухом, посидеть на речке с удочкой; во-вторых, встретиться с бывшим одноклассником, единственным школьным другом, с которым все еще сохранялись теплые отношения.

Друга звали Никита. Он был инвалидом с детства, прикованным к креслу, худеньким, умным и необычайно светлым и добрым мальчиком. Сейчас он, конечно, вырос. Превратился в приятного интеллигентного мужчину, который переехал с мамой жить за город, в бабушкин дом. Отец бросил их давно, как только узнал, что ребенок родился больным и никогда не выздоровеет. Никиту вырастили мама и бабушка. С мужчинами их семье как-то не везло. Зато женщины были превосходные – тихие, умные, терпимые и бесконечно добрые. В доме был рояль, огромная библиотека и компьютер.

Человек в черном вспомнил, как он нанимал рабочих делать ремонт в старом, непригодном для жилья доме. Починили крышу, лестницы на второй этаж, установили сантехнику, переложили печку, сделали два камина, перестелили полы и наклеили новые импортные обои. В просторных комнатах пахло клеем, свежими сосновыми досками, лаком и известкой. В столовой накрыли большой круглый стол. Бабушка, низенькая и седенькая, напекла пирогов с картошкой, капустой и творогом. Посередине стола дымилось огромное старинное блюдо с пельменями. Пили водку, настоянную на травах, закусывали солеными грибами и мочеными яблоками, смеялись, пели гусарские романсы под старый рояль. Никита был счастлив, наверное, впервые за свою тоскливую жизнь. Он никогда не жаловался, не сетовал, никому не завидовал, радовался успехам других по-настоящему, от всей души. Инвалидом он был только физически, душою же – светлым и хорошим человеком.

Его друг, которого он любил еще со школьной скамьи, нелюдимый, но очень храбрый и сильный мальчик, всегда защищал его от нападок других детей. Никиту даже никто не дразнил, все боялись его отчаянного друга, от которого спуску не жди. Прозвенел последний звонок. Пути мальчишек разошлись. Друг занялся чем-то таинственным, каким-то непонятным бизнесом, который приносил ему баснословный доход. Никита изучал иностранные языки. Они вновь встретились, им было хорошо вдвоем. Для Никиты это была связь с внешним миром, слишком сложным и враждебным для него, а для его друга – чем-то вроде искупления грехов.