Ольга Играева - Как загасить звезду Страница 59

Абдулов посмотрел на Ицковича скептически.

— Значит, так, — решил он поставить точку. — Мой выбор таков: нападение не связано ни с профессиональной деятельностью Алины, ни с убийством Лосского, ни с первым покушением. Случайность, совпадение, попытка уличного ограбления. («Может, изнасилования?» — тут же воодушевился Ицкович.) Никакого изнасилования! Ни слова лишнего без моего ведома, всем заучить текст своих выступлений для прессы, который мы сейчас вместе разработаем. Побольше естественности, непосредственности, не вздумайте бубнить и напрягаться, вспоминая слова… Чтобы никто на экран не лез, помимо тех, кого мы сейчас утвердим! Ицкович, это тебя касается в первую очередь, любишь красоваться перед телекамерами со своими бредовыми идеями… — давал инструкции Абдулов. — Надо подготовить спецвыпуск, Марфа, добудь в архиве предыдущие съемки Алины, вырежь оттуда что-нибудь задушевное… Или постой-постой — лучше героическое. Тот сюжет про «Шереметьево» — вот-вот, это то, что надо. Звони этим двум раздолбаям Мешалкину и Дмитренко, пусть летят сюда, меня не интересует, что их дома нет, — мы им на то и выдали мобильники с пейджерами, чтобы по первому требованию являлись сюда даже из постели любовников, любовниц и проституток…

Монолог Абдулова прервал звонок мобильного.

— Аркашечка, дорогой, как же так? — раздались в трубке причитания Огульновского. — Как мне жаль Алиночку… Нет-нет, не разбудили, у нас тут презентация еще не закончилась. Но я шокирован новостью, просто убит. Куда же ты смотрел, дружочек, почему не попросил у меня помощи сразу после первого покушения? Разве бы я тебе отказал? Вы ведь у меня оба — звезды драгоценные, кумиры, объекты поклонения миллионов… Ведь с вами никто не сравнится. Зачем ты меня не побеспокоил? Это не беспокойство, это мой долг, ведь вы мне не чужие. Как так можно? Чем же теперь тебе помочь? Дать денег? Дополнительную охрану? Может быть, позвонить в Кремль или в Белый дом, чтобы за вами присмотрели, не дали в обиду?

— Нет-нет, — поспешил заверить Абдулов. — Спасибо, но эшелоны власти, я уверен, здесь ни при чем. Самое грустное в том, что ни я, ни Алина, мы понятия не имеем, кто это делает, почему и зачем. Мы в недоумении. Деньги не помешают, Виктор Леонидович, — за Алиной требуется уход…

— Как она, бедняжка? — забеспокоился Огульновский.

— Лучше, чем могло бы быть, — успокоил его Абдулов. — Врачи уверяют, что, кроме сотрясения мозга, ничего нет. Испугана, в ужасе. Еще толком не зажил шрам от пули, а тут… Охрану надо усилить. После лечения я отправлю ее отдохнуть куда-нибудь подальше, в теплые далекие места — в Египет, Израиль. Надо было мне это раньше сделать…

— Да уж, да уж! — подхватил Огульновский. — Совершенно тебя понимаю. В такой постановке вопроса есть большой резон. Что же ты? Как же ты не догадался? Отправь ее на Карибы или на побережье ЮАР. О деньгах я распоряжусь немедленно. Охрану попроси у Кечина — я его предупрежу о твоей просьбе. Передай Алиночке мой привет. И звоните, звоните сразу же, если будут затруднения! Не стесняйтесь — как я тебе уже говорил, вы мне не чужие…

Кечин объявился на проводе буквально через пять минут.

— Что у тебя там опять такое? — вопросил он недовольным и требовательным голосом. — Ты дня не можешь провести без ЧП — учти, нам это начинает надоедать. Убийство Лосского, два покушения на Сохову, смерть Соловей — не слишком ли много для такого скромного телевизионного подразделения, как твое? В конце концов мало кому понравится делать с тобой бизнес — живем как на вулкане. Не знаем, где рванет в следующую секунду… — Кечин говорил монотонным голосом, без остановки, не давая Абдулову ни доли секунды, чтобы вклиниться со своими замечаниями. — Девчонка на твоем попечении — и что мы имеем? Ее дважды чуть не прибили какие-то м…ки. Почему не принимаешь меры? Тобой недовольны, неужели не понимаешь? Какие деньги? Какая охрана? Я никаких распоряжений от Огульновского не получал. Обещал? Виктор Леонидович — добрая душа, он всем обещает. Но денег нет, и, честно говоря, Аркадий, ты их и не заслужил. Такие проколы в последнее время себе позволяешь… Из-за твоих Лосского и Соховой — передавай ей привет при случае и пожелания выздоровления — нас каждый день по всем каналам полощут. А Соловей? Это вообще какой-то тихий ужас. Хорошо, мы пока информацию в прессу о ней не давали. Но когда все откроется — а рано или поздно придется это сделать… Этот кусок дерьма нам еще только предстоит съесть. Я уже предвкушаю. Из администрации президента звонят и интересуются, что у нас происходит, почему журналистов щелкают как мух. Ты там резвишься, а тень падает на Виктора Леонидовича. Никакой охраны — и не проси. Людей нет, самим едва хватает. А что касается денег… Может быть, позже, но не обещаю. Денег нет. Сам, сам думай, что делать и где деньги добывать, — привык из рук кормиться. А ты сам попробуй дело организовать, продукт свой продать, «я» свое творческое. Заработай. Твоя передача и ты нам все дороже и дороже обходитесь.

«А то я никогда себе деньги не зарабатывал, — в ярости захлопнул крышку телефона Абдулов после разговора с непосредственным начальством. — И зарабатывал, и процветал, и не только «с рук кормился». С ваших поганых рук… Да в 87-м ты сам мне в кабинет, заискивая, заглядывал — мол, чем удивишь мир, Аркадий? «На Старой площади ждут — мне звонили, — ждут, что ты будешь корректен. Нет-нет, не пойми превратно. Никто тебе не диктует, о чем снимать и говорить, но ты все же учти, что все не так однозначно и инициатива партии и Горбачева о совмещении поста партийных руководителей с руководителями Советов заслуживает если не одобрения, то заинтересованного обсуждения и доброжелательного внимания… Я понимаю, что ты не можешь врать зрителю, но не стоит рубить сплеча…» Тогда кассеты с нашей передачей в провинции шли на ура по десятке… Я зарабатывал, пока не пришли на телевидение акулы вроде Огульновского с прилипалами вроде тебя. Ты сам что в жизни заработал? Ты сам не с рук кормишься? Левретка Огульновского…»

— Аркадий Николаевич, — раздался вкрадчивый голос Ицковича. — Тему изнасилования точно поднимать не будем?

— Алина, как вы себя чувствуете? — тихо спросил Костов, приблизившись к больничной кровати.

— Погано все! — раздался в ответ вопль такой силы, что опер вздрогнул, хотя по характеру работы привык к эксцессам и вообще был не из пугливых.

Через долю секунды Костов сообразил, что вопль исходил не от раненой девушки. В открывшуюся с грохотом дверь в палату ворвалась Надежда, с которой они расстались часа три назад.

— Шеф! — орала она, как обычно, не обращая внимания на больную. — Все погано! Не догнала. Этот гад сел в машину и — тю-тю, только его и видели. Номер грязью заляпан, телефонов поблизости никаких… Только чулки все даром изгваздала. Надо по травмпунктам ориентировки разослать — пусть стуканут, если к ним подползут по поводу укусов животных в область лодыжки. Где мои сумки?

Костов подал Надежде знак глазами — мол, чего орешь, девушка и так в шоке. Та, только сейчас заметив лежавшую на койке Алину, прикусила язык и сделала сочувственное лицо.

— Я чего, напутала ее? — догадалась Надежда.

Опера заботливо склонились к изголовью кровати. Из глаз Алины текли слезы, увлажняя виски и оставляя мокрые пятна на подушке.

— За что? Почему меня? Я не понимаю… — услышали менты еле слышный писк. — Я так устала… Где Аркадий?

Костов, как практически все мужчины, впадал в расстройство и недоумение от женских слез — не понимал, как можно плакать из-за всякого пустяка так долго и бессмысленно, не понимал, что, собственно, эти слезы значат, ему было неловко, хотелось отвести глаза. Он уже решил было бежать за врачом. Пусть успокоительного даст или еще что-нибудь. Но профессиональный эгоизм его удержал. Придет врач, отругает их, выставит из палаты, запретит появляться у раненой.

И все-таки слушать попискивания Алины было стыдно, как будто он позволил себе что-то неприличное — как будто подслушивал или подглядывал в замочную скважину, как она переодевается. «Удивительно, как женские слезы способны создать у человека комплекс вины…» — подумал Костов. Как всегда, выручила Надежда, в совершенстве владевшая искусством развеять неловкость бестактностью.

— Коньяку хотите? — врубилась она с энтузиазмом.

Алина перестала ныть — опешила от напористого тона оперши, от оригинальности вопроса и самой идеи выпить для равновесия.

— Хорошо бы, — всхлипнула она и затихла.

Надежда, узнав у Костова, что тот пристроил ее сумки с едой в холодильник к дежурному врачу, только головой покачала. «Будто не знает врачей. Эти в ночную смену даже слона съедят, не то что чужой харч… Да и не только в ночную», — бурчала она себе под нос, несясь по лестницам спасать закупки.