Чингиз Абдуллаев - Жребий Рубикона Страница 6

– Очень приятно. Садитесь, господа, – предложил Балакин.

Они уселись за стол.

– Вы уже знаете, зачем мы сюда пришли, – начал Дронго, – Раиса Тихоновна пришла к нам и попросила помощи. Она считает, смерть ее брата была не случайной и он не мог умереть от обычного инфаркта. Вы давно его знали?

– Много лет. Я пришел сюда сразу после института, – ответил Балакин.

– Вы были его помощником?

– Да. И смею считать, что знал его довольно хорошо.

– Он когда-нибудь жаловался на сердце?

– Что вы, – улыбнулся Балакин, – у него было превосходное здоровье. Спортсмен, альпинист. В молодости занимался легкой атлетикой. Даже пятиборьем. И не выглядел на свои годы. У нас была разница почти в двадцать лет, но я казался чуть ли не старше его. Очевидно, я слишком быстро начал терять свои волосы.

– Ничего, – успокоил собеседника Дронго, – у лысой головы есть хорошее свойство. В молодости выглядите старше своих лет, зато в старости гораздо моложе. Не видна седина.

Все трое рассмеялись.

– Наверно, вы правы, – согласился Балакин.

– И вы тоже считаете смерть Николая Тихоновича подозрительной?

– Я бы не сказал, что она подозрительная. Скорее странная.

– Раиса Тихоновна вспомнила, что он говорил ей о каких-то неприятностях на работе в день своей смерти. Вы ничего не знаете?

– Какие неприятности? – развел руками Балакин. – Его все любили и уважали. Нет, она, наверно, не так его поняла. У нас не могло быть никаких неприятностей в институте. Возможно, имелись неприятности личного плана и он не желал огорчать свою сестру.

– В каком смысле?

– Я бы не хотел об этом говорить. Вы ведь наверняка встречались с Раисой Тихоновной и она высказала вам некоторые претензии в адрес Далвиды Марковны.

– Боюсь, что она была не совсем объективна. Ее явно раздражала молодая супруга брата.

– Возможно, она была субъективна, – согласился Балакин, – но мы все считали, что он совершил непродуманный поступок, когда позволил себе так увлечься молодой женщиной.

– Почему?

– Есть несколько причин. Первая – это разница в возрасте. Скорее даже не в возрасте, а в мировоззрении. Все-таки двадцать лет. По национальности она литовка, и у нее иной менталитет. Как она сама считала, более продвинутый и западный.

– А другие причины?

– Ее супруг, – пояснил Балакин, – вы понимаете, насколько это было не совсем удобно и непривычно. Ведь он по-прежнему работает в нашем институте, и все знали о том, что супруга Калестинаса Моркунаса ушла от него к директору института. Согласитесь, что это вызывало определенные кривотолки и пересуды. Не всегда приятного свойства. Калестинас должен был защищать докторскую еще два года назад. Но пока отложил свою защиту, и, возможно, именно в силу этих причин. Ведь его научным руководителем был сам Николай Тихонович, и именно поэтому они так часто встречались с семьей Моркунаса.

Дронго взглянул на Эдгара. Тот с мрачным видом кивнул. Конечно, ситуация была более чем странная. Молодая женщина уходила от мужа к его научному руководителю. И понятно, что муж уже не мог или не хотел защищать диссертацию. Дронго понял все, что не сказал ему его напарник. Снова обращаясь к Балакину, он спросил:

– Как вы считаете, подозрения Раисы Тихоновны обоснованны? Я имею в виду против Далвиды Марковны?

– Вы ставите меня в неловкое положение, – признался Балакин, – меньше всего мне хочется подозревать вдову Николая Тихоновича. Мне не хотелось бы об этом говорить. Но у них в последнее время были разногласия. Я ведь часто приезжал к ним на дачу, где они обычно оставались. В последние месяцы молодая женщина часто уезжала за границу, оставалась в городском доме с сыном, тогда как сам Николай Тихонович жил один за городом. Мне это казалось неправильным, ведь у него была молодая, красивая супруга. Но я предпочитал бы не комментировать их отношения.

– Значит, они не жили вместе?

– Я так не сказал. Просто я обратил внимание, что он часто оставался на даче один. Конечно, не совсем один. Там были пожилые кухарка и сторож. Они семейная пара, которая уже давно там живет и присматривает за дачей в отсутствие хозяев. Но эта ситуация мне тоже казалось странной.

– Вы хотите сказать, что Далвида Марковна не всегда приезжала к мужу на дачу, предпочитая оставаться в городе? – уточнил удивленный таким обстоятельством Вейдеманис.

– Да. Именно так. Не всегда.

На этот раз Эдгар выразительно взглянул на Дронго.

– Скажите, Вилен Захарович, у вашего бывшего директора могли быть личные враги в институте? – спросил Дронго. – Если, конечно, не считать его сложных отношений с бывшим мужем его второй супруги.

– Не знаю. Не думаю, – ответил Балакин.

– А какие у него были отношения с его секретарем? С госпожой Никагосян?

– Нормальные. Отношения шефа с секретарем. Офелия – женщина эффектная, легко возбудимая, иногда излишне эмоциональная, но компетентный и исполнительный сотрудник.

– Она работала с Николаем Тихоновичем только полтора года?

– Вы и это знаете. Да, именно столько. Перешла к нам из смежного института, где числилась лаборанткой. Она неплохо знает английский язык, и Николай Тихонович решил, что Офелия будет ему полезна в качестве личного секретаря. Он и пригласил ее на работу. Хотя быстро выяснилось, что английским она владеет очень слабо.

– А прежний секретарь? Кто работал до госпожи Никагосян?

– Людмила Дичарова. Она уволилась полтора года назад. Вот она в совершенстве знала английский язык. И была очень компетентным сотрудником. Но подала заявление по собственному желанию.

– Как раз перед приходом нового секретаря?

– Да, – не очень решительно подтвердил Балакин, – но об этом тоже лучше не говорить. Во всяком случае, в стенах нашего института.

– Почему?

– Муж Дичаровой не разрешил ей оставаться работать в институте. Знаете, у нас ненормированный рабочий день. Иногда Николай Тихонович задерживался, и естественно, задерживалась и его секретарь. Несколько раз нам приходилось довольно поздно отвозить ее домой. Ее супругу это не нравилось. Он устраивал ей сцены ревности, о которых знал весь институт. Дело закончилось тем, что она была вынуждена уволиться. И тогда Долгоносов нашел нового секретаря.

– То есть Дичарова уволилась не из-за прихода новой сотрудницы?

– Конечно, нет. Она вполне устраивала своего шефа. Но ее мужу не нравилась эта работа, и она подала заявление. Тогда Николай Тихонович сам нашел себе нового секретаря.

– Мы могли бы поговорить с госпожой Никагосян?

– Конечно. Она сидит в приемной директора. Сейчас там исполняющий обязанности директора Ростом Нугзарович. Но его нет в институте, он уехал на совещание. Как раз удобный момент, чтобы вы могли переговорить с Офелией.

– Какие у нее были отношения с Далвидой Марковной?

– Какие могут быть отношения между двумя молодыми женщинами, каждая из которых много времени проводит рядом с мужчиной? – улыбнулся Балакин. – Конечно, натянутые. Они примерно одного возраста. Далвида Марковна не замечала Офелию, считая ее… обычной работницей своего мужа. А Офелия, в свою очередь, нервничала, замечая подобное отношение. Но внешне это никак не проявлялось.

– Я могу задать вам несколько личных вопросов, касающихся вашего бывшего шефа? – неожиданно спросил Дронго.

– Смотря какие, – насторожился Балакин. – Не забывайте, что он умер, а о покойных говорят либо хорошо, либо никак.

– Это зависит от точки зрения, – пояснил Дронго. – Как вы считаете, он был увлекающимся человеком?

– Вы имеете в виду отношение к женскому полу?

– В первую очередь.

– Думаю, что да. Он развелся более десяти лет назад. Жил один. Мог позволить себе встречаться с кем угодно. Почти академик, директор института, состоятельный человек, доктор наук. Умел красиво говорить, хорошо одевался. Женщинам он очень нравился. И ему нравились женщины. Он был сибаритом.

– И с Далвидой Марковной он встречался еще до того, как они узаконили свои отношения?

– Конечно. Или вы думаете, что они сначала поженились, а потом начали встречаться? – снова улыбнулся Балакин. – Только не спрашивайте меня, как относился к этому ее супруг. Наверняка ему не нравилась вся эта история.

– А с Офелией у Долгоносова ничего не было? Никаких личных отношений?

– Я не буду отвечать на этот вопрос. О покойниках либо…

– Вы уже это сказали. Значит, отношения были, если о них нельзя говорить.

– Никаких комментариев, – с непроницаемым лицом проговорил Балакин и неожиданно добавил: – Это тоже не самое страшное в жизни нормального мужчины.

– Согласен. Судя по всему, ваш бывший директор института был человеком любвеобильным.

– И никогда не скрывал этого, – согласился Балакин. – Я помню одну известную актрису, с которой он встречался несколько месяцев. Я же говорил, что он пользовался большой популярностью у женщин. И отвечал им взаимностью.