Наталия Левитина - Блондинка в Монпелье Страница 6

Барышни хохотали и переговаривались о чём-то, сияя белоснежными зубами. Лица у них были загорелыми и морщинистыми.

Они и нас одарили радостными улыбками:

— Бонжур! Бон аппети!

— Бонжур! Мерси, — лихо ответила я по-французски.

— Я сейчас сфоткаю их, — шепнула Кристина, шаря в сумке.

— Перестань, неудобно, — сказала я и помахала «девчатам» рукой.

Мы доковыряли арбуз, превратив его в полусферу, похожую на каску пехотинца, и выкинули в мусорку.

Глава 5

Безумная новость

И вот, перебирая воспоминания, словно хрустальные чётки, я мысленно добралась до четверга, до той границы, откуда начиналось полное забвение…

День стартовал прекрасно, как и все остальные, было солнечно и прохладно. Как говорится, ничто не предвещало. Я приготовилась с восторгом отдаться ещё одному волшебному дню, но никак не могла запретить себе думать о работе. Совершила ритуальный обзвон — Тане, секретарше Вике, главному бухгалтеру, в отдел продаж. Все удивлялись не тому, что я контролирую их даже из Франции, а почему не звоню каждые двадцать минут.

— Бьёшь себя по рукам? — догадалась Татьяна, совладелец компании.

— Елена Владимировна, вы что, телефон вчера в море утопили? — нервно спросила Вика. — Я жду-жду, а вы всё не звоните! Пожалуйста, у меня опять накопилась бездна вопросов. Спросить, как вы понимаете, не у кого. Потому что Татьяна Николаевна вообще ни в чём не разбирается! — сдавленно прошипела она…

В четыре часа я бросила арендованный «Ситроен» на одной из улочек с булыжной мостовой в районе площади Комедии — главной площади города, где перед Оперным театром красовался заросший зеленью фонтан Трёх граций. Прогулялась по центру, заполненному толпами весёлой молодёжи, не спеша добралась до площади Жана Жореса. Там, под большими навесами, шумели уличные кафе. Туристы и студенты в атмосфере всеобщей расслабленности и легкомыслия потягивали напитки и вели бесконечные беседы, в то время как между столиками ловко маневрировали официанты. На тротуаре стояли громоздкие чёрные доски-треноги, исписанные мелом, или изящные пюпитры с меню. Гул голосов и звяканье приборов, звон посуды и смех висели над площадью, словно густое марево.

Я сидела за столиком, наблюдала за бесконечным перемещением народа, а в голове, сцепившись зубчиками, работали шестерёнки: главный бухгалтер подбросила проблему. Ощущение праздничной беззаботности как рукой сняло…

Мы договорились с Наткой, что перекусим в кафе после занятий, а потом придумаем себе какое-нибудь развлечение.

Я издали увидела мою крошку — она шла в толпе друзей и, очевидно, являлась эпицентром их маленькой компании. Лица немок были обращены в сторону дочери, высокий бразилец шёл, склонившись к её плечу, и что-то рассказывал, а черноглазая венесуэлка держала Натку за руку.

Поднявшись из-за стола, я помахала ребятам, чтобы привлечь внимание дочери. Вскоре она попрощалась с одноклассниками и подошла ко мне.

— Ты сегодня обедала?

— О, да! Слопала сэндвич из багета.

— Где взяла?

— Купила!

— Да неужто? — удивилась я.

Бесконечные лотки и витрины с едой являлись неотъемлемым атрибутом пешеходных улиц города. Отрытые магазинчики под зелёными и красными балдахинами соблазняли прохожих бриошами, круассанами, пончиками, миндальными пирожными «macarons» всех цветов радуги и живописными сэндвичами из разрезанных багетов с начинкой из салата, ветчины, козьего сыра и так далее.

Но дочь если и делала поползновения в сторону соблазнительной уличной еды, то лишь мысленно. И дело было не только в желании сохранить фигуру…

Помню, как-то в Париже мы с ней решили перекусить на скорую руку между двумя экскурсиями. В районе метро Бланш, рядом со знаменитым кабаре «Мулен Руж», подстёгиваемые голодом, сгоряча заскочили в палатку, где смуглый араб жарил «les crêpes» — огромные блины диаметром в полметра. Нафаршировав, он сворачивал их треугольником.

— Jambon et fromage, s’il vous plaît, monsieur, — заказала Натка и тут же перевела мне: — Возьму с ветчиной и сыром.

— Отлично. И мне то же самое! Скажи ему.

Араб тем временем приступил к манипуляциям: щедро навалил резаной ветчины на распятый на плите солнечный блин, подхватил из контейнера горсть тёртого сыра… Мы с дочкой впали в оцепенение, не в силах отвести взгляда от его тёмных пальцев с серыми ногтями… Он и не подумал надеть одноразовые перчатки!

Как можно?!

У Натки, вероятно, остановилось сердце. Потрясённый до глубины души ребёнок, не дыша, следил за движениями повара. Вот он, бросив на нас маслянистый взгляд, добавил начинки, типа, «для красивых девушек ничего не жалко!». Одновременно принял мелочь — семь евро монетами — и бросил в ящик кассы. Почесал затылок, потом висок, вытер руки о замызганный передник…И в конце концов вручил нам по увесистому горячему конусу, завёрнутому в салфетки.

— Я это есть не буду, — прошептала дочь.

Мы удалились на пять метров от палатки и отдали добычу бездомному, клошару. Они в этом районе встречались в избытке…

Насколько я поняла, и здесь, в южном средиземноморском городке, царили столичные нравы: продавцы подавали покупателям бриоши и багеты голыми руками. Нам с Наткой это казалось дикостью. Представляю, какой бы поднялся гвалт, если бы такой фокус попыталась проделать продавщица у нас в магазине. Её бы сожгли на костре негодования.

Но здесь, очевидно, существовали другие стандарты чистоты.

Что поделаешь, везде свои обычаи!

Вот почему я удивилась, узнав про съеденный Наткой сэндвич. Наверное, дочь умирала от голода, раз поступилась гигиеническими принципами…

Вообще, я считаю, что ребёнок чересчур загрузил себя на курсах. Могла бы не брать индивидуальные уроки после обеда или, наоборот, отказалась бы от групповых по утрам. Но Натка, вероятно, решила выжать всё возможное из месяца занятий и вернуться домой синхронным переводчиком.

Мы заказали салат.

— А ты знаешь, кто такой Жан Жорес? — спросила Натка.

— Конечно, — не моргнув глазом ответила я. — Тот солидный бородатый чувак, что стоит в центре площади.

— Но кто он?

— Доча, нехорошо напоминать мамочке о некоторых пробелах в её образовании. Если ты уже посмотрела в Интернете, чем прославился этот суровый дядька, то просто скажи. И всё.

— Угу. Он — видный французский политический деятель, социалист, историк и философ. Его застрелили в парижском кафе в тысяча девятьсот четырнадцатом, в год начала Первой мировой войны. Это из-за него в Советском Союзе стали называть мальчиков Жоресами.

— Вон откуда ноги растут! Так значит знаменитый Жорес Алфёров, нобелевский лауреат, красавец-мужчина, обязан именем этому самому французу? — я кивнула в сторону памятника.

— Получается, что так.

— Ух ты!

— И кстати… Ты помнишь Анатоля Франса? Мы говорили о нём недавно.

— Конечно.

В тот же вечер, когда Натка процитировала знаменитого литератора, я нырнула в Интернет и бегло просмотрела несколько его произведений. Теперь могу поддержать в течение получаса беседу в кругу профессоров филологии. Если хочешь говорить со своим ребёнком на одном языке, надо разделять его интересы. Мне ещё очень повезло, что Натка увлекается литературой, а не биологией. Иначе пришлось бы изучать способы размножения мокриц, а это, подозреваю, жесть!

— И что насчёт Анатоля Франса?

— Они с Жаном Жоресом были близкими друзьями.

— Круто.

Но потом я вдруг отключилась от действительности.

Натка и дальше что-то рассказывала, она безостановочно щебетала, но я ничего не слышала. Проблема, поставленная передо мной бухгалтером, занимала все мысли, необходимо было как можно быстрее её решить и дать распоряжения.

Когда руководишь собственным делом, производственные проблемы — твоя круглосуточная головная боль. Их более чем достаточно. Вот и сейчас я вдруг поняла, что поступила ужасно неосмотрительно. Как я могла на целую неделю удрать в Монпелье?! О чём я думала! Я словно сбежала с поля боя, бросив на произвол судьбы беспомощных солдат и военную технику.

Нельзя мне было уезжать.

— Извини, — коротко бросила я дочери. — Надо позвонить.

— Ну, мама! — возмутилась Натка. — Мы же договаривались! Ты обещала целую неделю не заниматься делами, а думать только обо мне.

— О тебе я думаю всегда! Денно и нощно!

Произнеся пафосную тираду, набрала номер главного бухгалтера и принялась диктовать план действий. Затем позвонила Татьяне. И снова — главному бухгалтеру. А дочь тем временем обиженно ковырялась в тарелке с салатом.

— Мама, у меня для тебя сообщение, — заявила Натка спустя минут двадцать и выпрямилась на стуле.

— Подожди минутку, — бросила я, прикрыв рукой трубку. — Уже заканчиваю.