Алина Егорова - Колдовской оберег Страница 6

– Ваш брат часто ходил через пустырь? – задала вопрос Валентина.

– Да. Как и все. Так ближе, если на автобусе ехать.

– И вы тоже через пустырь ходите? Ведь это опасно.

– Иногда, если без машины. Но только, когда светло.

– Вы на машине, стало быть, – отметила Семирукова.

– Сейчас нет. Она в ремонте почти две недели. Старая совсем, на ладан дышит.

– А у вашего брата машина была?

– Была, но он ее мне отдал. Хоть и старенькая, но зато своя. Сказал, тебе нужнее, ребенка возить и вообще, а я себе заработаю. Он о джипе мечтал, чтобы на рыбалку с друзьями ездить и нас возить. Осенью собирался покупать. Нет, не джип. Что-нибудь попроще. На джип у него денег не хватало.

– Хороший у вас был брат, – сказала Валентина и смутилась. – Простите, – зачем-то добавила она, совсем растерявшись. Ей еще не приходилось допрашивать людей, потерявших близких. И в этом деле требовалась деликатность.

– Вижу, вы совсем молоденькая, не знаете, как задавать вопросы в такой ситуации. Вы спрашивайте, не стесняйтесь, – ее состояние не ускользнуло от цепкого взгляда Дарьи.

Валя мысленно приказала себе собраться – ее растерянность заметна не только коллегам, а это ни в какие ворота не лезет. Придав голосу суровость, она продолжила допрос.

– У вашего брата были враги?

– Да какие враги?! Елик был мягким, безобидным, отзывчивым. Он с моим сыном тетехался, с рождения с ним управляться помогал. Больше родного отца участие принимал, когда мы с ним еще вместе жили. Да что там с рождения! Я только узнала, что ребенка жду, Елик сразу меня заботой окружил – по магазинам ездил, в аптеку за лекарствами-витаминами, даже по дому прибирался, чтобы я не утомлялась. Берег меня, знал, что муж женскую работу делать не станет. Светлый был человечек, с кристальной душой, как у младенца. Я ему венок с белыми лилиями заказала, символ чистоты. На светлую память.

Голос женщины дрогнул, она достала из своей большой сумки платок и промокнула навернувшиеся слезы.

– Хотите воды? – предложила Валя.

– Нет, спасибо. Вы не обращайте внимания, спрашивайте.

Легко сказать – спрашивайте. Сидит потерпевшая, слезу утирает, а ты ее спрашивай. И вопросы вроде уже закончились.

– Вы идите, Дарья Витальевна. На сегодня все. Если что, вас еще пригласят.

Казарцева исчезла за дверью, оставив после себя шлейф духов. Валентина распахнула окно, чтобы проветрить комнату, избавиться от резкого запаха. Как назло, в этот момент зашел Потемкин. Сергей Викторович, конечно же, не смог удержаться от замечания.

– Валечка! При открытом окне кондиционер работает зря!

Валя про себя чертыхнулась. Ну не успела она дойти до конца коридора и выключить этот проклятый кондиционер! А точнее – не собиралась. Думала быстренько проветрить и закрыть окно. Так нет же, обязательно нужно было кому-нибудь прийти и ткнуть ее носом.

– Да я на минуточку! Проветрить надо.

– Дело хорошее. На улице теплынь – ни ветерка, ни дождика. А это что? Сладостями балуемся? – кивнул он на открытую пачку печенья, оставленную в закутке на тумбочке с чайником.

«Сейчас скажет, что превратила рабочий кабинет в буфет, и вообще худеть пора», – подумала Валя. Про то, что худеть пора, Сергей Викторович, конечно же, промолчит – все-таки он человек интеллигентный, но подумать подумает. После того как ей стали тесными ее институтские брюки, Валентина почувствовала себя толстой. Она приняла решение непременно похудеть и, пока не похудеет, прятать «жир» под многослойной одеждой. Похудание давалось непросто ввиду того, что Валя не могла отказаться от сладостей. Если перейти на чай без сахара ей удалось довольно-таки легко, то пить его без пастилы и печенья она не смогла.

– Угощайтесь, Сергей Викторович, – предложила Семирукова.

– А давай угощусь! – неожиданно согласился эксперт. – А то уже скоро обед, а я чаю еще не пил.

– У меня только в пакетах.

– В пакетах… Что это за чай в пакетах?! Не возьмут тебя, Валька, замуж, если женихов таким чаем поить будешь. Ну, давай какой есть, выпьем и помои, мы не гордые.

Опять учит! Замуж не возьмут, видите ли. А ему какая печаль? Беспокоится, прямо-таки отец родной. И чашки, как назло, содой не почистила, все руки не доходили, а водой коричневые круги в них не отмываются. Можно представить, что о ней подумает этот ворчун. Может, сходить помыть?

Валя зыркнула на Потемкина, вольготно устроившегося на единственном кресле за чайной тумбочкой. Хоть бы стул для дамы принес! А, ну и пускай! Пускай пьет из грязной чашки! Барин выискался, чтобы для него еще чашки мыть!

– Скачет сито по полям, а корыто по лугам, – процитировал эксперт Чуковского.

Эрудит хренов! Валентина налила Потемкину полную чашку кипятка, не удосужившись опустить в нее чайный пакетик, чтобы немного замаскировать коричневые разводы на стенках чашки, и мстительно поставила перед ним сахарницу с затвердевшими остатками сахарного песка на донышке. В тумбочке у нее лежала новая пачка сахара, но она нарочно не стала наполнять им сахарницу. Перебьется!

– Уууу, мать. Плохи твои дела. Сидеть тебе в девках до скончания века.

– Ничего, посижу.

– К тому же бука.

– Какая есть.

– Даааа, Валечка. Придется взять тебя на воспитание.

Семирукова поежилась. Что я ему, ребенок, что ли? Если ему так хочется кого-нибудь воспитывать, пусть заводит детей и воспитывает их, а меня уже поздно. Валя набрала в легкие воздуха, чтобы высказать этому воспитателю все, что о нем думает, но скромность ей этого не позволила. Она отвернулась к окну, пряча свои дрожащие от обиды и негодования губы.

– Я вот чего пришел, Валентина. У меня по поводу орудия убийства появились кое-какие соображения.

Валя повернулась, обида растаяла на глазах. Следователь приготовилась внимательно слушать.

– Той странной кукле с отбитыми головой и рукой много лет. Очень много.

– Сто? – наугад спросила Валя.

– Больше. Намного больше.

– Как это? – удивилась она. В ее представлении все, что было старше века, должно храниться в музее, а не валяться на помойке.

– По моим расчетам, эта кукла изготовлена в период неолита.

– Первобытными людьми, что ли?

– Не совсем. Первобытные люди такой сложной техникой не владели. Материалу не меньше пяти тысяч лет. Похоже на керамику дзёмон. Как ты понимаешь, это мои предварительные умозаключения, и поделился ими я с тобой по блату, – подмигнул эксперт своим серым, проницательным глазом, отчего Валю бросило в дрожь, и ей показалось, что Сергей видит ее насквозь, как видит предметы, что попадают к нему на экспертизу. Она для него тоже предмет для исследования.

– Официальный отчет получишь позже, а это пока пища для размышления.

– Спасибо, Сергей Викторович, – с чувством поблагодарила его Семирукова. Ради работы она готова была простить эксперту и поучения, и неподанный стул.

– Кушайте на здоровье. И вот еще что. Рука и голова у куклы были отбиты недавно – сколы свежие.

– То есть вы хотите сказать, что они откололись при ударе о висок Плюшева и их следует поискать на месте преступления?

– В верном направлении думаешь, Валечка. Только на пустыре стоит искать голову куклы, а ее рука была отбита несколько раньше.

– Неужели еще один труп?

– Не обязательно, но и не исключено.

На этой «жизнерадостной» ноте Потемкин допил «помои» без сахара и откланялся, озадачив Валентину головоломкой.

– Михаил, нужно поискать голову от куклы.

– Нужно – поищем. Только где?

– На месте преступления. Потемкин сказал, есть вероятность, что она была отбита при убийстве Плюшева.

– О том, что ее нужно искать, тоже Сергей Викторович надоумил? С него станется. Как ты это представляешь, Валечка? Голова куклы, должно быть, с гулькин нос, и искать ее на заросшем травой пустыре да после дождя все равно что иголку в стоге сена.

– Но вы все же поищите.

– Поищем, куда же мы денемся, – вздохнул Михаил. – Но это пустая затея – не найдем мы ничего! А если найдем, на ход расследования она мало повлияет. Я понимаю, ты у нас процессуальное лицо и все такое, а наше крестьянское дело выполнять поручения и умных вопросов не задавать. Но я, как старый сыскной волк, вот что тебе скажу…

Валя поморщилась. Небесову чуть за тридцать, а он уже старый, да еще и волк. Всем, ну всем хочется ее научить уму-разуму!

– В этом деле все проще, чем тебе кажется. Смотри, какой расклад получается. Плюшев был одинок, близких родственников, кроме сестры, не имел. Значит, квартира достанется ей. Из чего следует, что у нее прямой интерес в смерти братца.

– Но ведь Казарцевой есть где жить. И это ее единственный брат! – возразила Валентина. Ей казалось невероятным, чтобы близкие люди убивали друг друга из-за квадратных метров. Она все понимала, бывает, что дележ бутылки приводит к семейной трагедии, но такое происходит среди маргиналов, а Дарья Казарцева производит благоприятное впечатление.