Дмитрий Вересов - Искушение ворона Страница 6

Их первая ночь была прекрасна.

Но она все же поплакала.

Поплакала, прошептав сама себе: «Прости меня, прости меня, мой ослик! Прости меня, Пашка…»

А когда они завтракали с Гришей, завтракали в постели в его номере, Гриша вдруг предложил ей записаться на студии «Юнайтед Артистс».

– Давай запишем альбом цыганских романсов!

– С тобой – все что угодно, – сказала Таня и снова раскрыла ему свои объятия.

Леди Морвен – Гейл Блитс

Морвен-хаус

Лондон, Великобритания

Март 1996

Интересным образом на смерть лорда Морвена отреагировал журнал «Форбс». Американец Дэвид Лоусон, экстравагантный секретарь короля иллюминатов, который достался Тане в наследство вместе со всем движимым и недвижимым, во время утреннего доклада сообщил, что «Форбс» включил ее, леди Морвен, в десятку самых богатых женщин Англии. Сразу на почетное шестое место, между госпожой Аль-Файед и принцессой Анной.

– Боюсь, это нескромно, – сказала Татьяна Лоусону.

– Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, – ответил Лоусон с легким поклоном головы, – таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам…

Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности… Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.

Отметила в списке мировых лидеров знакомые фамилии людей из Ордена… Петти, Макмиллан, Хаммонд, Джейкоб Цорес…

Обратила внимание на впервые появившиеся в списках русские имена… Тополинский, Черновыдрин…

Но каков Гейл Блитс!

Он обогнал их всех и стоит на первой позиции.

«Наверное, это нехорошо», – подумала Татьяна и, резким, почти каратистским движением хлопнув ладошкой по рычажку сигарных ножниц, закурила длинную ароматную «Ромео и Джульетту»…

Разбирая почту, Лоусон напомнил ей, что целесообразно было бы откликнуться на приглашение и посетить благотворительную выставку Королевского общества садоводов, потому что там обязательно будут и королева-мать, и сама председательница общества – королева Елизавета.

У леди Морвен появится прекрасный повод напомнить ее величеству о намерении покойного тринадцатого лорда и кавалера орденов Подвязки и МБИ участвовать во вновь создаваемых благотворительных фондах ее величества…

– Увы, Лоусон, боюсь, это выглядело бы некорректно, ведь мы все еще в трауре.

Ох уж этот траур…

Хотя черные шляпки с вуальками от Нины Риччи ей были очень к лицу.

Таня не без удовольствия целых три дня потом разглядывала фотографии похорон, опубликованные и в «Ньюсуик», и в «Сан» и в «Пари-Матч», где крупным планом из-под черной вуали видны только бледная щека и подбородок… Белая-белая кожа… И красные-красные губы самой ярко-красной помады! Черное, белое и красное!..

И желтые розы, которые так изысканно смотрятся на черном…

На выставке будет море желтых роз…

Ах, и все-таки она женщина! Ей оч-чень хотелось поехать на выставку. Как маленькой девочке хотелось когда-то поехать в парк и покататься на карусели…

– А что, Лоусон, – спросила Татьяна, – ко дню Дерби мы еще будем в трауре?

Лоусон поглядел в календарь, беззвучно пошевелил губами и утвердительно кивнул.

– Да, мадам, все еще будем…

– Ах! – тягостно вздохнула леди Морвен, – и на скачки в Эскоте мы тоже не поедем!

И не то чтобы ей нужны были скачки, просто хотелось на люди, в суету, хоть на несколько часов избавиться от гнетущего одиночества.

Ах, как она теперь была одинока!

Родители?

Мамочка Адочка, насколько известно, все еще хороша, несмотря на свои шестьдесят пять, по-прежнему беззаботна и убеждена, что ежемесячные две тысячи долларов ей выплачивает ваучерный фонд «Августина».

Тот, кто по документам числился ее отцом, академик Захаржевский Всеволод Иванович, семь лет назад скончался в глубокой старости и глубочайшем маразме. Про истинного отца Таня в свое время не спросила, а теперь поздно – мать, как и все, кроме немногих посвященных, убеждена, что ее самой давно нет в живых.

Брат Никита? Одно название, что брат, а так… Да и брат-то наполовину условный.

Павел, когда-то любимый муж? Твердый, цельный, прозрачный, как его любимые алмазы, – и вчистую проигранный ею судьбе-злодейке. А был ли шанс сохранить его? Не было… Наверное, так оно и лучше, какая у них могла бы быть общая жизнь, с их-то несовместимыми векторами? Зато теперь он определенно счастлив, достаточно вспомнить, каким взглядом он смотрел на ту, другую Татьяну, тогда, в аэропорту, после…

А вот этого лучше не вспоминать. Но и забывать нельзя.

Нюта? Нюточка-разлучница? Девочка не может не знать, что Татьяна Ларина – не родная мать ей, с Павлом бывшая Ванькина жена сошлась всяко позже того, как нынешняя леди Морвен стала на время миссис Дарлинг, Нютка тогда была уже в сознательном возрасте. Но что знает она про свою родную мать? Скорее всего, ничего… Взрослая, двадцатый пошел… «Нюточка, где ты, доченька моя, кровиночка? Где ты теперь? Хоть и не умею молиться, а за тебя помолилась бы, да только вряд ли молитвы мои будут услышаны…»

Нил-Ро?

Как же он мал!

Как же он недосягаем!

И наконец…

Это имя она не произнесла даже про себя.

Единственный, желанный… Отвергший ее любовь и отобравший самое дорогое…

И вот теперь одна…

Неожиданно для себя леди Морвен почувствовала тупую, саднящую боль необъяснимой словами тоски по покойному супругу.

Любовь – не любовь, но, как ни крути, два сапога пара. Когда-то он взял ее, как берут крепость: осадой, измором, хитроумным обходным маневром. Странно, но она так и не успела спросить его светлость, знал ли он, что ее первый муж жив, когда через Фахри подписал ее на убийство Шерова. И чем только старый упырь так досадил… другому старому упырю? Правда в отличие от Вадима Ахметовича его светлость до последних своих денечков был, что называется, мужчина в соку… До семидесяти одного не дотянул всего-то двух месяцев. Ах, какие у них были ночи! А блеск его лысины в лучах полной луны!

«Да, Эндрю, я полюбила другого, я хотела расстаться с тобой, и мне казалось, что за свободу я готова была заплатить любую цену. Оказалось – не любую. Такого я не хотела и не могла предвидеть… Надеюсь, боль не была долгой…»

Она прошла по просторному, гулкому в своей пустоте Морвен-хаусу, непроизвольно притрагиваясь к вещам, хранившим прикосновение его рук, теребила на пальце ничего уже не означающее обручальное кольцо, вышла на навесную террасу, подолгу глядя вниз, на освещенные аллеи Риджент-парка. Под косым мартов-ским дождем статуи казались бесприютными сиротами…

Прерывая меланхолические раздумья, за спиной леди Морвен вежливо кашлянул Лоусон.

– Мадам, на проводе мистер Гейл Блитс. Возьмете трубочку?

– Скажите, что меня нет, и узнайте, что ему надо.

Самый богатый человек планеты просил выделить ему полчаса на следующей неделе.

Через день после звонка Блитса последовал звонок от Уильяма Петти.

Тот просил об аудиенции для себя и Макмиллана в любое удобное для ее светлости время.

Пауки в банке зашевелились…

По установленным в Ордене специальным правилам все переговоры, касающиеся Ордена, могли вестись только в специально проверенных местах. Именно поэтому за двести лет своего существования иллюминаты не допустили ни одной существенной утечки информации. Кабинет лорда в его лондонском Морвен-хаусе входил в список тех мест, где переговоры могли вестись открытым текстом без каких-либо опасений быть подслушанными.

Татьяна решила принимать Петти и Макмиллана по орденскому протоколу.

Так было политически правильнее.

Им надо сразу дать почувствовать, что она, леди Морвен, не просто наследница и правопреемница… Что она – королева иллюминатов, чей брак с почившим в бозе королем пять лет назад освящен таинством обряда Великого Ордена… Что она теперь Бетрибс-Тиранозавр, она теперь самка, кладущая яйца, она матка улья… Неужели они, зная все тонкости орденского устава, не предполагали тогда, пять лет назад, что лорд не вечен и что у них рано или поздно могут возникнуть проблемы с формальностями управления Капитулом?

Или можно предположить, что это кого-то устраивало?

Как некогда на российский трон была посажена заведомо недалекая и ожидаемо-управляемая племянница Петра – Елизавета? Но ведь Елизавета и задала им потом жару!

Тем, кто ожидал, что будут дергать ее за ниточки…

Татьяна думала, что давить на нее начнут сразу после похорон.

Но не начали.

Выжидали.

Вернее, договаривались между собой, кто именно будет регентствовать…

И в предстоящей борьбе опереться ей не на кого. Правда, интуиция подсказала, что прежде Петти и Макмиллана следует принять Гейла Блитса. И Петти с Макмилланом будут обязательно информированы о том…

– Леди Морвен, позвольте мне представить вам моего русского друга Вадима Барковского, – сказал Гейл Блитс, жестом руки указывая на высокого блондина в превосходном темно-сером костюме, едва Лоусон пропустил их в кабинет.