Владимир Рыбин - Золотой капкан Страница 6

А по эту сторону забора не росла даже трава. Прежде она, конечно, росла и здесь, но привыкшие к буйству таежных кустов и трав заключенные не берегли ее, и трава исчезла, обнажив сухую, окаменевшую на солнце почву.

Здесь всегда стояла тишина. Днем заключенные были на работе, а вечером, намаявшиеся на лесоповале, они засыпали, едва добравшись до своих нар. Только дважды в сутки, утром и вечером, начинал звенеть серый динамик, висевший на сером столбе возле караулки, и зычным голосом выкрикивал команды и распоряжения, пугая ворон, соек и прочую таежную мелочь.

Был полдень. Под столбом на сером вытертом чурбаке сидели два человека — здоровенный парень свирепого вида, каких любят брать в охранники нынешние коммерсанты, и хилый мужичонка с лицом, заросшим до такой степени, что маленькие глаза его, зажатые между низко надвинутой шапкой и поднявшейся до щек бородой, сверкали, словно из амбразуры. Перед ними стояли носилки с мотками проволоки и веревок.

Солнце припекало, но они не снимали ни шапок, ни телогреек, парились, привыкшие к неписаному закону зоны: твое — твое до тех пор, пока на тебе. Сидели и молчали, ждали, когда придет конвоир и поведет их с носилками через тайгу, через болота и мари, к тому пятачку, где на новой лесосеке строились новые бараки, в которые этой осенью им предстояло переселяться.

Впрочем, это была не колония, а "огрызок колонии", как выражался начальник их лесозаготовительного подразделения лейтенант Дуб, получивший эту кличку за фамилию Дубов. Сама колония находилась далеко, а это место называлось вахтовым участком, одним из тех, что кочевали с делянки на делянку. Хотя и это название не соответствовало, здесь, скорее, было что-то среднее между вахтой и поселением бесконвойников, свезенных сюда на «полуволю» за хорошее поведение. Они рубили лес, на двух вечно ломавшихся лесовозах тащили хлысты за 30 километров к узкоколейке, откуда другие такие же полувольные зэки отправляли их в райцентр. Поэтому начальником вахтового «огрызка» был всего лишь лейтенант. Хотя комплекцией и амбициями он вполне соответствовал званию полковника.

— Два зэка заменяют одну лошадь, — глубокомысленно изрек парень, пнув носилки.

Мужичонка никак не отозвался на реплику.

— Не надорвешься, Мухомор? — спросил парень, все так же не поворачивая головы.

И снова мужик промолчал.

— Тебе чего, язык прищемили?

— Кто? — устало отозвался мужик.

— Дуб или кто другой. Ты к начальству-то часто бегаешь.

— Надо, вот и бегаю.

— Сексотничаешь?

— Дур-рак!

Парень привстал угрожающе. Но в этот момент сверху послышалось очень похожее:

— Ар-рак!

На сером столбе сидела серая ворона и каркала, словно передразнивала. Мужик взглянул на нее, насмешливо блеснул глазами из своей амбразуры. Парень рассмеялся, сел, спросил миролюбиво:

— Давно сидишь, Мухомор?

— Недавно.

— И я недавно. Сколько тебе?

— Все мои.

— Я не про срок, про жизнь спрашиваю. Бородища больно здорова.

— От комаров спасает.

— Комаров боишься? Я же вот бреюсь.

— Здесь-то? — сказал мужик и огляделся. — Здесь не комары, а комарики.

— А где комары?

— В тайге.

— Это что — не тайга?

— Настоящей тайги ты не видывал.

— Еще как видывал! — горячо возразил парень.

— Да? — Мужик брезгливо осмотрел парня с ног до головы. — Что ты вообще-то видел в своей жизни?

— Побольше твоего. На золоте сиживал всей задницей.

— За что и сел.

— Ты откуда знаешь?

— Так сам говоришь. Все, кто меряет золото задницей, кончают одним и тем же.

— А ты за что сидишь?

— Я человека убил.

Парень недоверчиво посмотрел на мужика и хотел что-то сказать, но тут на пороге караулки показался Дубов, встрепанный, без фуражки, посмотрел на них, почесал щеку и спросил непонятно:

— Сидите? Ну, сидите, сидите.

Он повернулся, закрыл за собой дверь. И тут же снова выглянул.

— Сизов! Поди сюда. — И, не дожидаясь, когда мужичонка подойдет, спросил его: — Дорогу на новый участок знаешь?

— Нет, не знаю.

— А, черт! — выругался Дубов. — А ты? — крикнул он парню.

— Два раза гоняли.

— Не гоняли, а водили.

— Так точно, гражданин начальник, два раза не гоняли, а водили.

Парень был серьезен, но глаза его насмешливо поблескивали.

— Поговори у меня!

Дубов протянул руку назад, достал фуражку, сдул с нее что-то, надел, снова перешагнул порог и встал над парнем, высокий, строгий в своей новенькой военной форме и сияющих, только что начищенных хромовых сапогах.

— Поговори у меня! — повторил он. Подумал и добавил неожиданное: Послать-то с вами некого. Одних отправить, что ли? Бесконвойники же. Срок у обоих плевый, наматывать себе не будете. Да и некуда вам бежать, окромя как обратно сюда же. — Он помолчал, словно давал время оценить его благородство. — Старшим мог бы ты, — ткнул Дубов пальцем в парня. — Не сбежал бы? Ты ж себе не враг?

Парень ухмыльнулся. Нет, он не был себе врагом. Дураком был, это точно. Иначе бы не вкалывал тут.

— Ну, чего молчишь?

— Не боись, когти рвать не стану, — съязвил парень.

— А рванешь, тебе же и хуже. Сколько по тайге погуляешь? "Зеленый прокурор" — он ведь не милует, выживешь, так через неделю вернешься. И за каждый день получишь довесок — по году зоны. Да не такой, как этот наш курорт. Устраивает? Не устраивает, — сам себе ответил Дубов. — Да и чего бежать-то при твоем сроке?

Дубов знал немудреную психологию подопечных и любил порассуждать на популярную среди заключенных тему о "прогнозировании будущего". Ему непонятен был только этот вот мужичонка, Сизов. Интеллигент, себе на уме. А что-то непонятное за ним. Начальство намекает, что надо, мол сделать так, чтобы этот Сизов почаще общался с Красюком, чтобы покорешились они. Конечно, это не его, Дубова, дело, — в работе с зэками какихтолько фокусов ни бывает, — а все же интересно. Вот и на днях звонили, сказали, что едет какой-то важный чин специально для разговора с Сизовым.

Вдруг Дубов уставился на кусты, куда уходила хорошо утоптанная тропа, замахал рукой:

— Беклеми-ше-ев! Где ты ходишь? Идти надо, а он ходит. Засиделись твои.

— А им все равно где сидеть, — хмуро изрек Беклемишев, долговязый худой конвоир, появляясь из кустов.

— Поторопись, чтоб затемно успеть. Переночуешь там, а утром обратно. Вместе с этим… Сизовым. Завтра ему надо быть здесь.

— Чего это? — не удержавшись, спросил Сизов.

— Так надо.

— А чего?

— "Чего, чего"… Зачевокал. Надо, и все.

Парень и мужичонка снова уселись под столбом: хорошо знали этого Беклемишева — не сразу раскачается. Покуривали, помалкивали, радуясь тому, что срок не задерживается вместе с ними, а идет себе и идет.

Конвоир вышел только через полчаса. Он не стал открывать хлипкие ворота, сделанные больше для порядка, чем для охраны осужденных, пропустил их с носилками через калиточку возле караулки и пошагал следом, косо посматривая за своими подопечными — маленьким Сизовым впереди и этим верзилой сзади. Носилки длинные, чтобы побольше на них убралось, но из-за разницы в росте носильщиков носилки все равно были круто наклонены вперед, и конвоира беспокоило только одно: как бы эта пара не растеряла чего по дороге.

На первом же повороте тропы из-под брезента, прикрывавшего носилки, выскользнул моток веревки. Его бросили поверх брезента, но он снова упал на землю.

— Стой! — крикнул конвоир. — Перевязывай все.

Он оглянулся обеспокоенно. Над низким лесом еще виднелся столб с динамиком на самом верху, и ворона, сидевшая на столбе, вытягивала голову в их сторону, каркала.

— Вот сука, ведь накаркает! — весело сказал парень. В точности то сказал, что только что подумал Беклемишев.

— Не твое дело! — одернул он развеселившегося арестанта.

— А что мое дело?

— Тащить носилки и не вякать.

— Вороне можно, а мне нельзя?

Какая-то мудреная философия была за этими словами, и Беклемишев не нашелся что сказать.

Тайга стояла тихая в этот час. Сойки верещали над головой, первые сплетницы леса. Синицы и поползни суетились у корней деревьев. Серые ореховки бегали по стволам, громко кричали. Черный дятел исступленно бился о сухую березу красной своей головой. Выше, над застывшими в безветрии кронами, скользили в синем небе быстрые стрижи.

Парень не стал перевязывать. Кинул себе через плечо выпавший моток веревки, наклонился к носилкам.

— Берись, чего рот разинул! — крикнул напарнику.

— Как думаешь, зачем я им понадобился? — спросил его Сизов, берясь за ручки носилок.

— Не слышал, что ли? Этап готовят.

— Этап? Куда это?

Парень захохотал.

— На Кудыкину гору. Нашего брата посылают обогревать места, которые похолоднее. А ты как думал? Вахтовый участок переезжает, а сколько мест на той вахте, считал? То-то же. Кого-то надо и отправлять.