Хуан Мадрид - Подарок фирмы Страница 6

Я открыл дверь своим ключом и увидел мужчину, сидевшего на диване с бокалом в руке и напевавшего вполголоса модную мелодию: "Милая моя, я уже не дитя". Он резко оборвал свое мурлыканье и встал, изобразив робкую улыбку. Это был крупный, очень смуглый тип с длинными баками и толстыми губами, одетый в двубортный синий костюм в белую полоску. Он слабо пожал мне руку. Я успел заметить по меньшей мере три кольца, блеснувшие на его толстых пальцах.

— Меня зовут Хесус Маис, — заявил он улыбаясь.

— Тони Романо, — ответил я в том же тоне. — Сидите, пожалуйста, и не обращайте на меня ровно никакого внимания.

Я прошел в спальню. Лола стояла перед зеркалом в трусиках, старательно орошая себя огромным количеством дорогих духов. Подобно завсегдатаям клуба «Нью-Рапсодия», аплодировавшим ей каждый вечер, кроме понедельника, я в который раз спросил себя, как ей удается сохранить столь безупречную форму груди явно неординарного размера. Бюстгальтеров Лола никогда не носила.

— Привет, милый, — сказала она, не прерывая своего занятия.

Я облокотился о косяк двери. Лола собиралась надеть черное платье, предназначенное для самых торжественных случаев.

— Как жизнь? Что новенького?

— Ничего особенного. Помоги застегнуть молнию.

Я помог. Платье было узким и сильно декольтированным с разрезом справа. При ходьбе открывалась вся нога.

Было заметно, что под платьем ничего нет. Это сразу бросалось в глаза. Я подумал, что, не подвернись я, молнию застегивал бы тип, сидящий в гостиной.

— Собралась погулять?

— Да. Он меня пригласил на пирожные с кремом. Ты же знаешь, как я люблю пирожные с кремом. — Она поцеловала меня в губы и присела на кровать надеть туфли, напевая ту же мелодию: "Милая моя, я уже не дитя!".

— И ради пирожных с кремом ты надела это платье?

— При чем тут платье?

— Ни при чем. Платье очень красивое.

Она продолжала напевать.

— У него четыре концертных зала в Гуадалахаре.

— У кого?

— Как это у кого? У дона Хесуса, глупый.

— Вот как!

— Он собирается ставить ревю. Подготовка уже нача лась. Есть либретто и все прочее. Называется "Я и пять женщин".

— Твой агент в курсе?

— Висенте стал невыносимым. Полный идиот. Ничего не знает и не умеет. Единственное, чему он научился, так это жить за мой счет. Я ошиблась, сделав его своим агентом. Сидит на моей шее!.. Мне необходимо сменить обстановку, Тони, завести новые знакомства, а Висенте в этом мне не помощник. Подумай только, что он предлагает мне на январь! Ты даже представить себе не можешь!

— Что же?

— "Ты и я". Понимаешь, о чем идет речь?

— Вполне.

— Ну вот. Я его послала куда подальше. До черта надоели все эти кабаре. Хочется выступить в ревю, попробовать себя в других жанрах.

Она вздохнула и встала.

— Ладно, милый. Как я тебе?

— Неотразима.

Лола потрепала меня по щеке.

— Ты прелесть, Тони. Пошли, я тебе его представлю.

— Мы уже познакомились с доном Хесусом.

— Не иронизируй, он порядочный человек, импресарио, а ты уже бог весть что вообразил.

— Ничего я не вообразил.

— Знаю я тебя… Он два вечера подряд ходил к нам в клуб только затем, чтоб увидеть меня. Ведет себя как джентльмен: тратит на меня уйму денег и при этом пальцем не трогает. Представляешь, Мари и Плюсес пристали к нему, пытались увести, а он на них ноль внимания. Все время хочет быть со мной. Вот как.

— Он, конечно, уже говорил, что у тебя артистический темперамент? Угадал?

— Ну и что? А ты разве не считаешь, что у меня артистический темперамент? — Она пристально посмотрела на меня, и я подтвердил эту мысль кивком головы. — Ну все. Пошли. — Прежде чем выйти из спальни, Лола успела шепнуть мне: — Выпивка обошлась ему больше тридцати тысяч. Антонио говорит, что он богат, как Онассис.

Мы вышли в гостиную. Импресарио встал, широко улыбаясь.

— Дон Хесус, я хочу представить вам моего большого друга, который…

— Мы уже познакомились, — он поставил стакан на столик. — Ну что, пойдем?

— Я готова, дон Хесус.

— Пожалуйста, Перлита, обращайся ко мне на «ты», просто Хесус и все. Я ведь тебя просил.

Лолин смех был не более естествен, чем декорации из папье-маше или улыбка уличенного в мошенничестве финансиста Руиса Матеоса, позирующего в момент выхода из тюрьмы для обложки популярного журнала.

— Не хочешь ли пойти с нами, Тони?

— Я пойду домой.

Закрыв за ними дверь, я подождал, пока не затихли шаги на лестнице, вышел из дома, пересек улицу и зашел в бар "Погребок Риваса".

Хозяина не было. Клиентов обслуживал его помощник Пепе.

— Вермут, — попросил я.

Пепе не большой любитель поговорить. Он принес мой вермут и продолжал обслуживать других посетителей. Я отпил глоток. В этот момент кто-то положил мне руку на плечо.

Это был Хавиер Баленсуэла по прозвищу Мавр и по профессии всезнайка. Он всегда был в курсе всех дел и не умел делать из своих сведений тайну.

— Тони. дружище, где ты пропадаешь! — Его умные, живые глазки блестели. Одет он был в узкий черный пиджак и брюки, перешитые по моде. Никто не знал, чем он занимается на самом деле. — Я тут видел Лолу с… решил, что это ты, и даже подошел, но…

— Выпьешь вермута?

Вермут был его слабостью.

— Один вермут, Пепе, — закричал он, глаза его еще больше заблестели. И поменьше тоника!

Пепе принес вермут. Мавр выпил его залпом и прищелкнул языком

— Его зовут Хесус Маис, ловкий тип, говорят, у него много денег, очень много. Ходят слухи, что он хочет открыть современную дискотеку, знаешь, с мерцающими цветными огнями и прочее… — он помолчал. — Еще говорят, что он компаньон известного импресарио Ромеро Помбо, они якобы задумали ставить шоу по всей Испании… ты ведь знаешь, сейчас это опять в моде.

— Пепе, еще один вермут для сеньора!

— Спасибо, Тони! — На этот раз он не стал его пить залпом, а решил продлить удовольствие. Каждый глоток подолгу держал во рту. производя звуки как при полоскании. — Этот тип только на вид сильный… Не бери в голову, Тони… Все это только фасад, одна вывеска… Ты же знаешь женщин…

Я положил деньги на стойку, потом дал ему еще пятьдесят песет.

— Выпей еще один за мое здоровье.

— Ты большой человек. Тони! — Он проводил меня до дверей. Я уже шел по улице Пальма, а он все стоял и кричал мне вслед: — Этот тип обычно бывает в баре «Иберия» на улице Пелигрос… по вечерам, часов в восемь… хозяин — его земляк!

Он помахал мне рукой, и я тоже.

Открыв двери обоих балконов, выходящих на улицу Эспартерос, я занялся уборкой. На это занятие ушло полчаса, но не потому, что квартира большая кухня, ванная, коридор со встроенным шкафом и довольно просторная комната, совмещающая функции спальни, столовой и гостиной, — а потому, что пыли накопилось не меньше, чем в заброшенном замке.

Потом я закрыл балконные двери, зажег светильник над диваном и включил приемник. У меня оставалось еще две бутылки джина: одна початая, другая полная. Я поставил на журнальный столик обе, принес чистый стакан, лед и пачку сигарет.

Декорация была готова.

Тогда я открыл нижний ящик комода и вытащил коробку из-под обуви. Рядом лежал мой «габилондо» калибра 9 мм, хорошо смазанный и завернутый в мягкую тряпочку. Прикосновение к нему холодило пальцы.

Потом отпил глоток и открыл коробку. Она была набита фотографиями, в основном черно-белыми, пожелтевшими от времени. Под ними лежали мой военный билет, паспорт, разрешение на ношение оружия, членский билет Испанской федерации бокса и несколько газетных вырезок.

Итог моей жизни.

Одна из вырезок представляла собой интервью, взятое у меня, когда я еще был восходящей звездой испанского бокса. Это было после того, как я выиграл армейский чемпионат в легком весе. Во второй, более поздней заметке анализировались мои шансы на победу над Басилио Аренасом на чемпионате страны. Басилио выиграл по очкам, и после той встречи я не собирал газетных вырезок.

Что касается фотографий, то их было очень много.

Они относились к самым разным периодам моей жизни: в спортзале, на каком-то празднике с моей первой девушкой, на воскресной прогулке в окрестностях Мадрида, единственной, которую мы совершили вместе с родителями… а вот я с друзьями в форме пехотинца во время прохождения службы в Учебном центре № 2 по подготовке призывников, расположенном в Алкала-де-Энарес. Первым, кого я узнал на фото, был Луис Роблес.

По воскресеньям к нам в лагерь приходили фотографы и предлагали сняться на память для матерей и невест.

В одно из таких воскресений и был, вероятно, сделан этот снимок. На фотографии нас шестеро. Первый слева — высокий сутулый парень, его я не помнил… следующий, кажется, Лоло, он жил в районе Чамбери, у его отца была мастерская по ремонту велосипедов; рядом с ним стоял Ингаусти, точно, он еще прекрасно подражал мяуканью котов, между ним и Луисито стоял я, крайний справа — Паулино по прозвищу Лысый, голова у него блестит, как лампочка, без единого волоска, он перенес какую-то болезнь.