Виталий Листраткин - Знак Зверя Страница 6

- Ну же! - возмутилась она. - Вы мне дадите пройти спокойно мимо или нет?

Я посмотрел на девушку, уже было хотел ей что-то ответить, но... Поразительно! Я не нашелся сразу с ответом. Обычно я никогда не терялся в разговоре с женщинами. Обычно...

Нет, вы только представьте! Девушка лет примерно двадцати, с чуть волнистыми каштановыми волосами, собранными сзади в скромный пучок. Большие, чуть наивные синие глаза в окружении пушистых ресниц, обалденная фигурка, состоящая из фантастических по своей длине ног и сногсшибательного бюста. Завершали картину полные губы, в улыбке открывающие вид изумительных по своей белизне зубов.

Красавица, настоящая красавица! Но даже не это главное. Она была настолько живой, естественной и настоящей, что у меня перехватило дыхание и жестоко заломило где-то под сердцем...

Она заметила это:

- Что с вами? Вам плохо?

- Нет, все хорошо... Уже хорошо. Скажу более: все отлично! И только благодаря вашим очаровательным глазам!

Она улыбнулась понимающей улыбкой настоящей женщины. О, Джоконда... Королева... В синей глубине ее прекрасных глаз я неожиданно обрел силу и уверенность для себя самого.

- Это не будет величайшим секретом, если вы добровольно и без применения пренеприятнейших пыток скажете, как вас зовут?

Она звонко рассмеялась:

- Нет, не будет. Меня зовут Катя.

- Я знал, я так и думал!

Теперь мы смеялись уже вместе, легко и согласно. Еще пара моих фирменных шуточек, и мы болтали уже так, как будто были знакомы целую вечность.

По правилам игры я обязательно должен был задать следующий вопрос, задать небрежно и как бы между прочим:

- Скажите, Катя, вы случайно не замужем?

Она приняла игру и мягко улыбнулась:

- Случайно нет... А вы?

- Я есть разведен, если вас это не смущает. Не смущает?

- Нет, не смущает. Это ваше дело.

Мелочь, но как одернула!

- Но все же я ничего не понимаю: вы не замужем, сейчас второй час ночи, а вы одна?!

- А мне показалось, что я уже не одна. Или только показалось?

- Что вы, мадемуазель! - я изогнулся в галантном поклоне и смешно возмутился. - Как вы могли такое подумать?!

- А я и не думала, - сказала как отрезала. - Я так почувствовала.

Разумеется, я проводил ее до дома, а прощаясь, не стал выспрашивать номер ее телефона и квартиры. Зачем? Если потребуется, и так узнаю. Если потребуется... А я уже знал: потребуется.

Сегодня ночью я впервые заснул легко и спокойно, как ребенок. Мне снилась зеленая лужайка, беспородно-желтые цветы и, конечно, она... В общем, полный детский сад.

Обычно, просыпаясь, ни фига не помнишь. Но утром я помнил свой сон до малейших деталей. А вспоминая, улыбался, крошил пеплом сигареты куда попало, разбил чашку... Все клинические признаки ясно указывали на то, что я влюбился, и влюбился не на шутку.

С одной стороны, все это совершенно некстати, а с другой - существенно облегчит мою роль патологически влюбленного соперника. Я уже предвкушал, какие раритеты смогу затребовать с Владимира Евгеньевича за переуступку сердца этакой красавицы. Ax, какой красавицы! Я его вполне понимал.

В такой игре нужно действовать классическими приемами. Женщины по своей сути более консервативны и обожают всякие замшелые ходы типа старомодно-трогательных серенад. Как ни накладно, я начал с роз. Здоровенных букетов алых роз. Она принимала эти самые розы с артистическим равнодушием, но я-то видел: впечатление производило.

Я неустанно сыпал шутками, анекдотами и прикольными байками. Она смеялась, мой рейтинг рос как на дрожжах.

Следующий этап. Нужно войти, пробраться в ее жизнь, став пусть малой, но неизменной и стабильной частью.

Я стал ежедневно встречать ее на институтском крылечке и на машине подвозить до дома. Это было круто. И в первую очередь - в глазах ее сокурсниц. Еще бы! Взрослый дядька с озорным огоньком в глазах, культурный, под юбку не лезет, матом не ругается... Я прекрасно видел, как они украдкой облизывались на меня. В другое время... э-ээ... быть может, но сейчас... Дело есть дело, и я не позволял себе сиюминутных шалостей.

Время шло, а я не уставал подогревать ее интерес к себе тщательно отмеренными фактами из своей собственной удивительной биографии. Все-таки в двадцать лет трепетная и наивная юность всегда ждет героя, и я понемногу становился этим героем, рыцарем на белой "десятке".

Последним ударом было мое признание в своем прошлом солдата и убийцы, сделанное дрожащим и волнующимся голосом. Признание подкреплялось демонстрацией удостоверения ветерана. Мы оба почти что всплакнули...

В этот момент я понял: все! Образ создан. Отмечу: вполне достоверный, но сколько порой требуется сил и нервов, чтобы люди поняли, что дело обстоит именно так, а не иначе!

Для проверки образа был предпринят следующий лакмусовый тест:

- У тебя есть кто-нибудь еще, кроме меня?

На что она ответила:

- Да так... Но это не серьезно.

Вот... Вот! Вполне ожидаемая реакция. Я нежно беру ее ладони в свои:

- У тебя руки холодные...

И что она мне отвечает?

- Зато сердце горячее!

Господи! Как сладко это слышать, как сладко! И дело не в игре и деньгах, а просто слышать и все... Я чувствовал себя последним негодяем, ибо уже стал разрываться между желанием получить деньги и стремлением к сердцу этой девушки. Как всегда, мне хотелось невозможного - и того, и другого.

А что? Может, правда, объегорить всех да и взять ее с собой в качестве королевы на мое побережье? Занятная мысль, но я обдумаю ее после. Мне уже пора делать один из самых важных ходов в моей игре, пора...

Уже как всегда, забрав Катю из института, я проехал мимо офиса Владимира Евгеньевича, аккуратно подгадав момент, когда враг готовился к погружению в служебную "Волгу".

Его харю надо было видеть. Самые экстравагантные полотна Пабло Пикассо ничто по сравнению с тем зрелищем, которое я наблюдал из открытого окна своего автомобиля.

Как он выжил после таких корчей? Непонятно. Владимир Евгеньевич кривился с такой яростью и желчью, как будто разом подавился целым вагоном замечательных таких лимонов. Весьма, доложу я вам, незрелых лимонов. Я вполне понимал его расстройство. Это ж надо! Я искалечил его физически, сломав его руку, а теперь забирался в святая святых - его душу.

Я искоса посмотрел на Катю и понял, что она знает, что я знаю. Она была несколько ошарашена, взволнована, прелестно кусала губки, но стоически не говорила ничего.

Я тоже молчал. Зачем нарываться на ложь? Лучше объехать ее тремя молчаливыми кварталами вокруг. По крайней мере, так будет честнее и правильнее. Мы не обмолвились ни единым словом об увиденном.

Забыли - проехали. И расстались также, привычно-скромным поцелуем в щечку. Все в общем, как всегда. Как всегда... Я не часто оперирую этим словом?

Но не будем о грустном... Вечером по обыкновению я валялся в горячей воде, курил и размышлял.

Пока Владимир Евгеньевич не среагирует на мой хамский выпад, у меня не было хода. Нужно ждать. Ждать, что он такое сможет придумать в отместку. Опасное, но крайне увлекательное в своей непредсказуемости занятие - ждать... Глава 5. Трактат о любви

Прошло целых два дня, прежде чем я дождался пресловутого хода. Немудреного хода, скорее попытки ввести в игру новую фигуру.

Вечером на околоподъездной скамейке меня ждали. Ждали долго и упорно, судя по огромному количеству разбросанных вокруг окурков "Парламента".

Мусорили Владимир Евгеньевич Соколовы-с собственной персоной-с, на пару с незнакомым хмурым субъектом в короткой кожаной куртке. Субъект был лыс, как отборная селекционная репа. Поодаль стоял уже знакомый "мерс". Рядом - новенькая "Тойота".

Я встретил их более чем радушно:

- Ба, какие люди в Голливуде! Вован, сколько лет, сколько зим! Обнимемся, друг!

Владимир Евгеньевич несколько нервно уклонился от объятий, лысый грозно засопел.

- Прекрати ломать комедию...

Я изобразил искреннее непонимание сути вопроса:

- Какую комедию, Вова? О чем ты?

Какая в его глазах тоска! Ну просто нар без дозы...

- Да все о том же... Оставь Катю в покое!

- Ути-пути...Батюски... - откровенно издеваюсь я. - А то чаво будет?

- А то... - он напрягается и оглядывается на лысого.

Но лысый неожиданно занимает нестандартную позицию по отношению к моей персоне:

- Володя, нам лучше уйти.

- Чего?! - изумляется тот.

Лысый непреклонно суров и насуплен:

- Я узнал его. Он работал в бригаде Гоши Паритова. А когда Гошу закрыли, этот тип свалил в Москву. Помнишь Гошу?

Судя, с какой скоростью месье Соколов хлопает ресницами - помнит. Я тихо балдею. Да, Гошу Паритова, действительно, очень трудно забыть. Особенно тому, кто имел неосторожность оказаться его врагом. А я был его другом. Следовательно, мой недруг автоматически являлся недругом самого Гоши.

Есть такой факт в биографии: поработал на бандитов. От всей души, можно сказать, поработал. И теперь слава этой банды работала на меня. Еще бы! В послужном списке этих живодеров было все: от банально отрезанных ушей до взорванных самолетов. Гоша тогда и сел, вероятно навсегда, даже при полном отсутствии живых доказательств. Правосудие-с... Остатки команды разбежались. Я не был исключением, благополучно смывшись в первых рядах.