Владимир Безымянный - Выигрыш - смерть Страница 6

Через три дня беглецы стояли перед выстроенной на плацу зоной. Шел дождь вперемежку со снегом, била дрожь от промозглой сырости. Грела только подленькая мыслишка: "Хорошо, что не я! Господи, кто угодно, только не я!"

Покрытые коростой грязи босые ноги парней на асфальте, отрешенные поникшие лица, покорность в сутулых фигурах, взгляд... Да какой там взгляд у затравленных, сломанных зверушек... Они бежали в кирзовых сапогах, но "кирзачи" не годятся для болот, куда беглецов загнали озлобленные преследователи. Пацаны завязли в трясине, и распаленный удачей мордастый потный конвой доставил добычу на плац босиком. Обуют в тюрьме, где их ждут новое следствие и суд.

Вальяжный, холеный "хозяин", смахивающий на преуспевающего доцента, произнес подобающую случаю речь, которую никто не слушал. Все было ясно и без того.

Кое-что про злоключения Саши и Лени рассказывали вольнонаемные. Ранним утром они "взяли" магазин. Добычу составили два спортивных костюма, сумка с продуктами (коньяк, шоколад, сигареты) и туристский топорик. Групповая кража - до восьми лет. Затем - жадное и торопливое поглощение еды и пойла на пустующей даче, в лесу, на болоте. Максимальное наказание для несовершеннолетних - червонец, десять лет. Как бы не намотали пацанам на всю катушку.

Петька, уборщик с вахты, захлебываясь от восторга, поведал, как Монгол завел в будку троих дежуривших в ночь побега охранников. Потом из будки в течение добрых десяти минут доносились лишь глухие удары да стоны. Затем наказанные выползли из помещения вахты и в соответствии с полученными инструкциями удесятерили усилия по розыску. Теперь им предстоит конвоировать в "воронке" беглецов. Господи, помоги беднягам!

Прошло время, кутерьма улеглась. Мы со "студентом" подкатились к Божку:

- Алексей Софронович, мы решили проявить себя получше. Возьмем каждый по отделению школьников и будем помогать им в учебе. Польза будет. Только вы, если конечно не против, сами объявите об этом - как бы в порядке поручения,- начал Талалаев.- А то слушаться не будут, да и не принято самому вылазить.

Капитан хитро прищурился. Подоплека нашей "инициативы" была достаточно прозрачной. Да мы и не скрывали своих намерений.

- Итак, хотите себя зарекомендовать? - Божок пристально вглядывался в нас.- Побуждения понятны. Вы, наверно, понимаете, что берете на себя большую ответственность, и если завалите дело - прямая вам дорога в НТК?

Вечером приказом начальника отряда всех свободных от дежурств собрали в красном уголке.

- Все устали, хотят спать. Поэтому буду краток,- сказал Божок.Талалаев и Лемешко, подойдите к столу. Сейчас вы переселяетесь в седьмое и девятое отделения, чтобы помогать ребятам в учебе. Посмотрим, чему вас в институте учили, тем более, что по отзывам мастеров, толку от вас на производстве что-то не видно. Так что попробуйте мне не дать повышения успеваемости! Всем разойтись, кроме Талалаева, Лемешко и актива названных отделений.

Начался новый этап моей жизни в колонии. Вскоре я понял, что сам вырыл себе яму. Учиться хотели единицы, а каждая двойка тянула назад в соревновании, взамен уютного безделья на инструментальном участке я приобрел массу хлопот. Но без актива нет и свободы. Заканчивалась треть срока, по отбытии которой я мог рассчитывать на досрочное освобождение. Знала это и администрация.

Меня выпустили работать за зону. Махая метлой под стеной колонии, я поражался, глядя на спешащих прохожих. Никто не остановится перекинуться парой слов, не угостит сигаретой. Неужели коротко стриженные парни в черных робах с нагрудными бирками никому не интересны, даже как экзотика?

Вот идут парень и девушка. Проходят, скользнув по мне взглядом. Потом, вероятно, посидят в кафе, девушка беспечно будет болтать, ковыряя в вазочке тающее мороженое, а парень пропустит рюмочку коньяку. Его глаза заблестят смелее, он вдруг увидит, что у девушки удивительно круглые и белые колени, он ощутит сладковатый и терпкий запах ее волос. Рука его найдет руку девушки, и ее пальцы вздрогнут. Севшим от волнения голосом парень предложит девушке заглянуть к знакомому, посмотреть видик. И вот они вдвоем в комнате. Знакомый возится на кухне с кофе, на экране демонстрирует фантастические груди одна из бесчисленных Мессалин, за окном - приглушенный шум города, в висках туго бьется юная кровь, подстегивая желание...

Я, наверное, задремал, опершись на метлу, потому что, когда рука соскользнула с держака, основательно клюнул носом.

Во что бы то ни стало надо вырваться отсюда!

Заключенного, представленного к условно-досрочному освобождению, на пути к свободе ожидают два препятствия: комиссия и суд, официально утверждающий ее решение. Главное - комиссия, где заседают хорошо знающие тебя люди: мастер, начальник отряда, начальник колонии, воспитатели, учителя.

Пришло время, а меня все не вызывали. Спрашивать у Божка я не решался, боясь спугнуть удачу. И наконец дождался!

- Лемешко, Антоненко - на комиссию!

Незаметный, глуповатый или прикидывающийся таким Антон добросовестно махал в производственной зоне молотком, сбивая наплывы и брызги сварочных швов на полуосях. Его подозревали в доносительстве, но явных улик не было. Вел он себя тихо в течение тридцати месяцев после того рокового удара топором, которым он, тогда шестнадцатилетний, раскроил голову дебоширу-отцу, под пьяную руку измывавшемуся над матерью. Из полученных за непреднамеренное убийство пяти лет Антоненко отсидел чуть больше половины.

В президиуме в красном уголке - сплошь знакомые лица. К двери приникли "болельщики" - что готовит нам сегодня судьба?

Комиссия прошла благополучно, за ней суд, где седой пузан зачитал постановление о том, что к нам возможно применить условно-досрочное освобождение. И вот - вокзал, куда нас двоих доставил все тот же Божок. Каким чудесным казалось все вокруг! Солнце, улицы, даже облезлые стандартные постройки! С разбегу я наобещал Божку выслать краску для ремонта здания отряда, писать о своих делах и что-то еще. В мыслях же был уже дома.

Поезд прибыл в Донецк поздним вечером. Прощелыга-таксист заломил два счетчика, но кто же станет торговаться! За полтора года непыльной работы я, за вычетом ежемесячного ларька, получил в кассе колонии тридцать четыре рубля. В двадцать раз меньше, чем трудяга Антоненко. Впрочем, это меня нисколько не огорчило - не на заработки же ездил! По дороге я завел с таксистом "тюремный" разговор, на что тот почти не реагировал, изредка для приличия поддакивая и, вполне вероятно, желая быстрее от меня избавиться.

Дом, мама, радостная встреча, новенький паспорт, фальшиво-приветливый лейтенант - инспектор по надзору. Свои владения он объезжал на мотоцикле. Не миновал и меня, чтобы узнать, устроился ли я на работу. Просьба маминой подруги с электромеханического завода смягчила кадровиков, и я был принят фрезеровщиком третьего разряда.

В цехе я не скрывал прошлого, даже бравировал своей бывалостью. Ландшафт на производстве мало чем отличался от колонии. Те же грязно-зеленые станки, баки с мусором, стружкой, лужи разлитой эмульсии на полу, выложенном чугунными плитками. Мне предстояло выполнять элементарную операцию, с которой справился бы и мальчишка. Устанавливай две фрезы и нажимай поочередно кнопки. В случае поломки придет наладчик. Даже меня, совершенно безразличного к технике, научили в колонии большему.

Словом, работа, а особенно зарплата под три сотни, меня устраивали. Про висящий надо мной условный срок я не забывал. Ровесники в армии, военкомат меня пока не тревожит, друзей и до отсидки было не много. Да и радости встречи со знакомыми не доставляли. Их интересовало одно - тюремная "клубничка", особенно мужеложство. И когда я уверял, что эти штуки за решеткой случаются не чаще, нежели на воле, многие казались разочарованными. Кино мне приелось, а к спиртному не слишком тянуло.

Столкнулись мы и с Гизо. То, что Гизо на самом деле зовут Гурамом и что из Рустави в Донецк он переехал в двухлетнем возрасте, я уже знал. Дело было зимой у одного из баров в центре. Спутники Гурама - крепкие, румяные, одетые подчеркнуто дорого и модно, как бы воплощали собою местную "золотую молодежь".

- Ба! Кого я вижу? Дима, вот так встреча!- радушно вскричал Гурам, завидев меня.- Когда освободился? Жаль, жаль, нехорошо у нас получилось! Неужели из-за этого проигрыша и пошли брать магазин? - Гурам держался неестественно, явно переигрывал.

- Ну, по рюмке за встречу? В баре и потолкуем.

- Спасибо, Гурам, не хочу. Поговорить можно и здесь.

Радости от этой встречи я не испытывал и скрывать это не собирался.

- Ну, если так, то сразу к делу. Я играл честно, а с Жоркой разбирайся сам. Он в Москве, забурел, а мне и сотня - деньги. Знаешь поговорку: "Тюрьма долги косит". Так вот, здесь это не проходит. Короче, с тебя двести - и в расчете. А пока - держи краба,- Гурам сунул толстую, в рыжей шерсти ладонь.