Доминик Сильвен - Дочь самурая Страница 6

— Вовсе нет. Я вам сказала правду. Я здесь из-за отца Алис.

— Меня расстроила эта история. Такая молоденькая девушка.

— Вы убирались в номере?

— Да, но… администрация не хочет…

— А вы быстро покажите мне комнату. Ваши хозяева и знать ничего не узнают.

— Ну хорошо. Но не больше пяти минут.

Она открыла дверь, пропустила Ингрид вперед. Портье и на этот раз оказался прав: тут было шикарно, но холодно. Бежевые тона, абстрактные гравюры, в которых преобладал синий цвет. И окно с двойными бледно-желтыми портьерами.

— Нужна решимость, чтобы броситься отсюда.

— Думаю, она была очень несчастна, — сказала горничная.

Ингрид и бровью не повела — так легче всего побудить свидетеля говорить. Лола постоянно напоминала ей об этом. Горничная вошла в ванную. Она помедлила, потом, видя невозмутимое лицо Ингрид, указала на ванну.

— Когда я начала убираться, ванна была полна. Клиентка добавила в воду много пены. Рядом стоял почти пустой флакон.

— Принадлежащий отелю?

— Нет. Продукт высшего качества. Но…

— Но?

— Банными полотенцами так и не пользовались. И вот что еще странно — цветы.

— Цветы?

— Да, красивые цветы, они плавали в пене.

— Что бы это значило? — вслух размышляла Ингрид.

— Я подумала, что их подарил ей возлюбленный. Для него она прихорашивалась. Приняла душистую ванну, надела платье с блестками, принесла шампанское. Она предстала перед ним во всей красе, но он пришел только, чтобы сказать ей, что между ними все кончено. После его ухода она пила и плакала. И бросила букет в ванну. А после припадка ярости ее охватило…

— Отчаяние.

— Да, желание умереть. Она любила мужчину, который разбил ей сердце.

— Кто-нибудь видел этого человека?

— Нет, но иначе зачем было принимать ванну и наводить красоту — чтобы выброситься из окна? Между ванной и прыжком с высоты должно быть что-то… или кто-то.

— Телефонный звонок? — предположила Ингрид. — Попрощаться можно и по телефону. Такое случается. И нередко. В наши дни расстаются друг с другом даже par texto.[2]

— Не знаю. Меня так никто не бросал.

Выйдя на площадь Женераль-Кёниг, Ингрид некоторое время, задрав голову, разглядывала импозантный фасад отеля. Что предпринять дальше? Пойти выразить соболезнования Морису или подождать? Поделиться с Лолой выведанными в «Астор Майо» сведениями? А собственно, ради чего? Казалось, все указывало на самоубийство. Тем не менее Ингрид не могла заглушить слабый голосок, нашептывавший ей, что дело не чисто.

Алис Бонен играла роль двойника Бритни Спирс, рассчитывая получить серьезную роль. Зачем же тогда ей понадобилось кончать с собой, да еще подчеркнуто эффектно? И зачем запираться в номере, явно чего-то опасаясь, чтобы потом без колебаний прыгнуть с высоты? Дорогая пена для ванны, сценический костюм, шампанское. Горничная решила, что все это ради мужчины. Незнакомца, которого никто не видел, хотя в коридоре было полно спортсменов.

Приходится признать: в этом деле концы с концами не сходятся. Между упорством Алис, описанным ее отцом, и ее предполагаемым самоубийством; между романтическим исступлением, с которым она швырнула цветы в ванну, и эффектным появлением в «Астор Майо» было непреодолимое противоречие. У Ингрид от всего этого уже раскалывалась голова. Без Лолы ей трудно рассуждать логически. Но как привлечь Лолу к расследованию, когда так мало данных? Проще всего, наверное, будет встретиться с медбратом. Надо разобраться, не водит ли этот подонок мою дочь за нос. Ты прав, Морис. Попробуем.

6

Оказавшись на улице Клод-Вельфо, Ингрид пожалела, что отказалась от кальвадоса хозяина «Красавиц». В суматохе последних событий у нее вылетело из головы, что она ненавидит больницы. Размеры здания удивили ее не меньше, чем его ветхость. Больница Святого Фелиция была построена никак не позже эпохи Средневековья, уму непостижимо, зачем сохранять такую развалину в XXI веке.

Она не успела войти, как специфический запах ударил ей в нос. Вообще-то это были «чистые» запахи, но они невольно наводили на мысль о разложении. Американке казалось, что больница принадлежит перу Иеронимуса Босха. На поверхности здесь все в порядке, но внешность обманчива. В забытом закоулке трепещет жадный вихрь, готовый засосать вас и утащить в пятый круг ада. Ах, бедный, ни в чем не повинный посетитель! Он-то думает, что перед ним бело-зеленая реальность, но на самом деле где-то рядом пульсирует, просачиваясь в нее, красно-коричневый параллельный мир.

Отделение неотложной помощи кишмя кишело народом. Две регистраторши старались как могли сократить очередь поистине вселенских масштабов. Неужто приход весны способствует несчастным случаям? Весеннее тепло действует на людей возбуждающе, и они забывают об осторожности?

Она пошла наугад по коридору, обходя санитарок, толкающих перед собой нагруженные тележки, медбратьев, которых было немало, но ни один из них не походил на испанца. Вооружившись шваброй и тряпкой, какой-то коротышка неопределенного возраста, явно никуда не торопившийся, без особого рвения мыл небольшой кусочек коридора. Это спокойствие потрепанного жизнью философа подействовало на нее умиротворяюще. Ингрид спросила, не знает ли он Диего Карли. Тот поинтересовался, не журналистка ли она. Он расспрашивал ее любезно, но настойчиво. Ингрид представилась подругой отца Алис Бонен, невесты медбрата Карли. Человек утверждал, что хорошо знал «эту девушку, которая вместе с отцом самоотверженно старалась развлечь больных». Потом он показал палату, в которой оказывали помощь пациентке с ожогами. При этом он так опечалился, словно несчастный случай произошел с ним самим. Ингрид подумала, что если он пытается на своих хрупких плечах вынести все горести мира, его существование в больнице должно напоминать бег по доске факира, утыканной гвоздями, или спуск в долину слез. Тут она положила конец лавине метафор. Как ужасен этот неуютный приют больных! Стоит на секунду забыться, и тебя захлестнут эмоции. Она тепло поблагодарила коротышку.

Интерн измерял пожилой женщине давление, а медбрат, вооружившись пинцетом, накладывал ей на икры компрессы, пропитанные беловатой мазью. Ингрид одновременно захотелось бежать куда глаза глядят и провалиться сквозь пол. Она закусила губу, представляя себе, какую боль должна испытывать пострадавшая. Хотя сейчас она выглядела одурманенной обезболивающими.

— А, вы внучка мадам Моде! — сказал интерн. — С вашей бабушкой все обойдется. Сердце у нее крепкое, но она здорово испугалась. Несла кастрюлю с супом и выпустила ее из рук. В придачу к ожогам, она очень неудачно упала…

Ингрид ответила, что он ошибается и ей хотелось бы поговорить с Диего Карли.

— Это я. — Медбрат поднял голову. Глаза темные, как и волосы, акцент, несомненно, испанский. Так это из-за него, такого сосредоточенного и спокойного, Алис выбросилась из окна?

— Меня зовут Ингрид Дизель и… я пришла по поводу Алис Бонен, — продолжала она, ожидая, что ее вот-вот выпроводят.

Но он лишь пристально посмотрел на нее, затем выражение его смягчилось, и он попросил ее обождать в коридоре. Она торопливо вышла. От вида мадам Моде, запахов, неонового освещения ее затошнило. Ингрид заставила себя сделать несколько дыхательных упражнений. Но всеобщая беготня, как на пожаре, не дала ей сосредоточиться. Мимо торопливо пронесли окровавленного человека, Ингрид вытаращила глаза и тут же зажмурилась. Когда она снова открыла глаза, апокалипсическое видение исчезло. А на нее с легкой улыбкой на губах смотрел Диего Карли.

— Ты не журналистка и не полицейская, Ингрид Дизель, иначе ты бы так не бледнела. Ты была ее подругой? Странно, она мне никогда о тебе не говорила.

Ингрид, уже привыкшую к европейским обычаям и даже к тому, что манера общаться становится все более свободной, тем не менее удивило обращение на «ты». И взгляд тоже — чуть более пристальный, чем следует.

— Я подруга ее отца.

— Он, должно быть, ненавидит меня, это естественно. Мне нечем гордиться. Я собирался навестить его. Что ты посоветуешь?

От манер медбрата ей было почти так же не по себе, как от окружающей обстановки.

— Прежде чем давать советы, мне хотелось бы разобраться самой.

— Я тогда только-только пережил любовную драму и чувствовал себя одиноким. Алис бросилась мне на шею. Если бы я мог все исправить… Но жизнь не повернешь назад.

— Может, продолжим этот разговор где-нибудь еще?

— Не стоит беспокоиться. Вся больница Святого Фелиция в курсе.

— Уже?

— Приходил комиссар. Дерганый коротышка, обросший бородой.

Ингрид не стала распространяться о немыслимом Жан-Паскале Груссе. Теперь Садовый Гном занял место Лолы во главе комиссариата на улице Луи-Блан, а широта его ума равнялась двум с половиной микронам.