Ян Флеминг - Осьминожка Страница 6

- Вы хотите напомнить об известном мошенничестве с золотом, когда свинцовый брусок покрывался золотой пленкой? - спросил тревожно майор Смит.

- Ну что вы, нет, майор, - ободряюще возразили оба брата, - об этом не идет и речи. Но, - не исчезали с их лиц улыбки, - если вы не можете припомнить происхождение этих слитков, вы, видимо, не будете протестовать, если мы проведем небольшое исследование. Существует ряд методов определения золотого содержания слитков, и мы с братом знакомы с ними. Если бы вы оставили золото у нас и вернулись после ланча?..

Альтернативы не было. Теперь майору Смиту приходилось безоговорочно довериться братьям. Они могли обосновать любую цифру, и ему просто пришлось бы согласиться с ней. Он зашел в бар и пропустил один-два бокала, попробовал съесть бутерброд, но еда не лезла в горло. Когда Смит вернулся в прохладу офиса братьев Фу, все было по-прежнему - и улыбки на лицах братьев, и два золотых слитка на том же месте, и его кейс, однако теперь перед старшим братом лежала золотая ручка "Паркер" и лист бумаги.

- Мы провели исследование ваших замечательных слитков, майор...

"Замечательных! Слава богу!" - пронеслось в мыслях майора Смита.

- ...и я уверен, вам будет интересно узнать их возможное происхождение.

- Да, разумеется, - с энтузиазмом в голосе произнес Смит.

- Это немецкие слитки, майор. Возможно, из Рейхсбанка времен войны. Такой вывод мы сделали из того факта, что в золоте содержится десять процентов свинца. При гитлеровском режиме у Рейхсбанка существовал такой дурацкий обычай ухудшать примесями свое золото. Этот факт быстро стал достоянием дилеров и цена на немецкие золотые слитки, например в Швейцарии, где оседали многие из них, была соответственно понижена. Так что результатом немецкой глупости явилось то, что национальный банк Германии потерял репутацию честного партнера, которую он зарабатывал на протяжении веков. Улыбка на восточном лице оставалась неизменной. - Очень плохой бизнес, майор. Очень глупый.

Майор Смит восхитился всезнанием этих двух дельцов, живущих в стороне от мировых коммерческих каналов, но вместе с тем внутренне насторожился: "Ну и что дальше?"

- Все это очень интересно, господин Фу, но для меня эти новости неприятные. Что, эти слитки не лучшего качества или как вы там именуете такой случай в мире рынка золота?

Старший Фу сделал правой рукой небольшой останавливающий жест:

- Это не важно, майор. Вернее, это не так важно. Мы продадим ваше золото по его реальной цене, скажем, по цене восемьдесят девятой пробы. Покупатель может его переплавить, а может оставить и прежнюю пробу. Это уже нас не касается. Наше дело - продать настоящий товар.

- Но по более низкой цене?

- Верно. Однако, полагаю, у меня имеется и приятная новость для вас. Как вы оцениваете стоимость этих двух слитков?

- По моей прикидке, около пятидесяти тысяч фунтов.

Старший брат фыркнул:

- Я считаю, если мы будем продавать мудро и постепенно, вы получите сто тысяч фунтов, майор, за вычетом наших комиссионных, которые включают в себя стоимость перевозки и прочие непредвиденные расходы.

- И сколько они составят?

- Мы рассчитываем на десять процентов, если это вас устроит.

Майор Смит всегда считал, что дилеры на золотой бирже получают лишь какую-то долю от одного процента. Ладно, какого черта? Он уже успел сделать целых сорок тысяч со времени ланча. Он сказал, что согласен, встал и протянул через стол руку.

С тех пор ежеквартально он заходил в офис братьев Фу с пустым кейсом, перед ним на широком столе лежали пачки новых ямайских фунтов и два золотых слитка, уменьшавшиеся дюйм за дюймом, а также документ, в котором отражались проданное количество золота и полученная за него цена в Макао. Все происходило очень просто, по-дружески, в деловой атмосфере, и майор Смит не задумывался над тем, берут ли с него в какой-либо форме сверх оговоренных десяти процентов. В любом случае, он не особенно заботился об этом. Для него вполне хватало четырех тысяч в год и единственной заботой было опасение, что налоговые инспекторы могут задаться вопросом, на какие средства он живет. Когда он упомянул братьям о такой возможности, ему посоветовали не волноваться, а при следующих визитах на столе вместо обычной тысячи лежало всего лишь девятьсот фунтов. Вопросов по этому поводу ни он, ни ему не задавали. Вычитаемая сумма проводилась по документам в нужном месте.

И так целых пятнадцать счастливых лет, солнечных, насыщенных праздным времяпрепровождением.

Смиты располнели, с майором Смитом случился первый из двух приступов и он получил предписание врача сократить потребление алкоголя и сигарет, проще относиться к жизни и избегать жиров и жареной пищи. Мэри Смит пыталась быть с ним твердей, но он стал скрывать от нее свои выпивки, изворачиваться, лгать, и она смирилась, прекратив попытки осуществлять контроль за его излишествами. Однако она уже успела стать для него символом няньки и он стал всячески избегать ее. Она бранилась, заявляла, что он больше ее не любит, а когда непрекращающиеся мелкие ссоры по пустякам вывели ее простую натуру из себя, пристрастилась к снотворному. И однажды вечером после его очередного пьяного дебоша демонстративно превысила дозу снотворного - чтобы просто попугать майора, но переборщила - и погибла. Самоубийство удалось замять, но оно отнюдь не прибавило майору Смиту веса в обществе, и он перебрался на северное побережье, которое хотя и находилось всего в 30 милях от столицы, даже для небольшого общества Ямайки представлялось совершенно другим миром. Там он обустроился на вилле "Маленькие волны", перенес второй сердечный приступ, но по-прежнему сводил себя в могилу выпивками. Именно в это время на сцене и появился человек по фамилии Бонд с другим смертным приговором в кармане.

Майор Смит посмотрел на часы - было всего несколько минут после полудня. Он поднялся, еще раз налил бренди с имбирным элем и вышел на лужайку. Джеймс Бонд сидел под миндальным деревом и смотрел на море. Он даже не взглянул, когда Смит уселся на другой алюминиевый садовый стульчик и поставил рядом на траву бокал.

Когда майор Смит закончил свой рассказ, Бонд без всяких эмоций произнес:

- Да, примерно так я все и предполагал.

- Вы желаете, чтобы я все это изложил в письменном виде и подписался?

- Если вы хотите. Но это не для меня - для военного трибунала. Делом займется руководство частей, где вы служили. Юридические аспекты меня не интересуют. Все, о чем вы мне рассказали, я изложу в отчете для моей службы, а она передаст его Королевской морской пехоте. Потом, полагаю, материалы через Скотланд-Ярд попадут к Государственному прокурору.

- Могу я задать один вопрос?

- Разумеется.

- Каким образом все обнаружилось?

- Ледник был небольшим. В этом году весной тело Оберхаузера после таяния снегов обнаружили альпинисты. Сохранились полностью его документы и все, что было при нем. Его опознала семья. Дальше - дело техники. Изъятые из трупа пули сказали об остальном.

- Но вы-то каким образом оказались причастным к этому делу?

- Ответственность за работу Бюро специальных операций была возложена на мою, э... службу. К нам пришли документы, и я просмотрел всю папку. Мои руки в то время были свободны, и я попросил разрешения найти преступника.

- Но почему?

Джеймс Бонд посмотрел майору Смиту прямо в глаза.

- Дело в том, что Оберхаузер был моим другом. Перед войной, когда мне не было еще и двадцати, он учил меня кататься на лыжах. Это был прекрасный человек. Он заменил мне отца, когда я особенно нуждался в этом.

- Да, я понимаю, - майор Смит отвел глаза в сторону. - Я очень сожалею.

Джеймс Бонд поднялся на ноги.

- Ну, что же, пора возвращаться в Кингстон, - он сделал останавливающий жест рукой. - Не беспокойтесь, дорогу к машине я найду один.

Он посмотрел на сидящего перед ним пожилого человека и резко, даже грубовато, чтобы, как показалось Смиту, скрыть некоторое затруднение, произнес:

- Пройдет около недели, прежде чем они пришлют кого-нибудь за вами.

И пошел по лужайке, через дом, и вскоре майор Смит услышал звук стартера и шуршание шин по запущенной дороге от виллы.

Майор Смит продолжал выискивать у рифа свою добычу и пытался понять точный смысл последних слов Бонда. Его губы под маской скривились в невеселой улыбке. Конечно же, все просто. Старый, опробованный прием, когда провинившегося офицера оставляют наедине с револьвером. Если бы Бонд захотел, он позвонил бы в Дом правительства и попросил направить сюда офицера из местного полка для произведения ареста майора Смита. Что ж, он поступил порядочно. А может быть, нет? При самоубийстве все будет выглядеть пристойнее, да вдобавок еще отпадет необходимость большой бумажной волокиты и будут сэкономлены деньги налогоплательщиков. Должен ли он пойти Бонду навстречу и поступить, так сказать, прилично? Соединиться навеки с Мэри, куда бы не направлялись самоубийцы - в рай или в ад? Или же пройти весь этот круг - возмущение, скучные формальности, крупные заголовки в газетах, монотонность существования при отбывании пожизненного заключения, которое неизбежно когда-нибудь закончится. Вместе с третьим приступом. Но есть и третий путь - защищаться. Сослаться на военное время, борьбу с пытавшимся бежать пленным Оберхаузером, знавшим о тайнике с золотом, естественное побуждение скрыться с золотом Смита - бедного офицера из коммандос, внезапно обнаружившего богатство.