Джон Гарднер - Месть Мориарти Страница 6

Инспектор не мог и предполагать, что за ним кто-то наблюдает, а потому и не обратил внимания на едущего в другом вагоне того же поезда одного из ближайших подручных Мориарти — пронырливого, напоминающего хорька коротышку по имени Эмбер.

В Сан-Франциско Жак Менье — или Джеймс Мориарти, если вам угодно — дважды прочитал полученную от Эмбера телеграмму и, выдохнув сквозь стиснутые зубы, посмотрел на китайца Ли Чоу. Глаза его, гипнотической силы которых страшились многие, опасно блеснули.

— Кроу, — прошептал он чуть слышно, но с явной ненавистью. — Время пришло. Кроу вышел на наш след, и я уже проклинаю себя за то, что не прикончил его в ту ночь в Сандринхеме.

Голова его задвигалась вперед-назад, медленно и плавно, как у змеи. Мориарти понимал, что может выдать себя этим жестом, но поделать ничего не мог.

— Задерживаться здесь для того, чтобы дать ему бой, я не стану. Как и не стану выплясывать утреннюю джигу перед каким-то презренным скотом. — Он помолчал, потом откинул вдруг голову и громко рассмеялся. — Настало время возвращаться. К счастью, братья Джейкобс уже в Лондоне. Пришли ко мне Спира, Чоу. Нужно снять все наши деньги — Америка щедро поделилась с нами своим богатством. Мы пустим их в дело, используем против тех, кто думал, будто может предать нас. Пришли Спира и займись сборами. В нашем распоряжении двадцать четыре часа. Не успеем — потянем тюремную лямку. Наши друзья в Европе скоро узнают, каково это, идти против меня.

— Плофессол, — вставил, воспользовавшись паузой, Ли Чоу, — плослый лаз в Лондоне вы…

— То было тогда, — перебил его Мориарти. — Сейчас — другое. На этот раз наши коварные европейские союзники будут приведены к покорности, а Холмс и Кроу познают горький вкус мести. Все, иди за Спиром.

В результате, когда Кроу прибыл наконец в Сан-Франциско, француза Менье уже и след простыл. В полиции подтвердили лишь одно: что он исчез с приличной суммой, собранной в переулках и укромных уголках Варварского берега[6] и Чайнатауна.

Энгус Маккреди Кроу опять опоздал — на несколько часов. Почти в отчаянии он начал складывать вещи, и лишь одна звездочка освещала потемневший горизонт — мысль о том, что в доме 63 по Кинг-стрит его ждет дорогая супруга.

Инспектор не знал, что уже помечен, вместе с еще пятью людьми, как мишень для Джеймса Мориарти, вознамерившегося не только отомстить врагам, но и осуществить хитроумный план, рассчитанный на достижение вершины криминальной власти.

Глава 2

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Ливерпуль и Лондон:

понедельник, 28 сентября — вторник, 29 сентября 1896

Казалось, сам воздух возвещал приближение Англии, хотя до входа в Мерсей оставался еще едва ли не день пути. Мориарти понимал, что это всего лишь игра воображения, но что-то входило в него с дыханием, разносилось с кровью по телу и отзывалось волнительной дрожью. Он прислонился к поручням, вглядываясь в раскинувшееся впереди сияющее безбрежье моря, — неподвижная, одинокая фигура в застегнутом на все пуговицы пальто с поднятым воротником, рука в перчатке на спасательном круге с красной надписью «Аурания. Кьюнард».

Он был в своем естественном обличье, и многие наверняка бы удивились, узнав, что этот плотный, статный, широкоплечий мужчина может с помощью макияжа и нехитрых приспособлений без особого труда перевоплотиться в высокого, сгорбленного, сухощавого человека с большой лысиной и глубоко запавшими глазами, человека, в котором просвещенная часть общества узнала бы знаменитого профессора математики, оскандалившегося преподавателя, ушедшего в отставку, чтобы прославиться уже на другом, криминальном поприще, человека, названного «Наполеоном преступного мира».

А еще они вряд ли поверили бы, что в Вашингтоне и Сан-Франциско его знали как рыжеволосого британца, сэра Джеймса Мадиса, и представительного, влиятельного гостя из Франции, Жака Менье.

Тем не менее все эти люди были воплощениями одной и той же личности, одного ума и тела — хитрого и ловкого Джеймса Мориарти, младшего из трех братьев Мориарти, более известного преступному сообществу Европы под кличкой Профессор.[7]

Штурвальный на мостике слегка подкорректировал курс, и деревянная палуба под ногами едва ощутимо задрожала, а Мориарти подумал, что вот так же, как рулевой, и он вскоре, как только ступит на британскую землю, изменит жизнь и судьбу нескольких людей.

Да, нужно признать, случится это немного раньше, чем он планировал. Еще бы год, и его состояние удвоилось. Впрочем, жаловаться было не на что, поскольку сумма, снятая в свое время с банковских счетов в Англии и Европе, и без того возросла вчетверо. Сначала благодаря «Мадис компани» в Нью-Йорке, потом — за счет мошеннических операций в Сан-Франциско.

Он снова потянул носом воздух, с почти чувственным удовольствием вбирая знакомую сырость. Во время этой, второй со времен Рейхенбахского водопада, ссылки ему очень недоставало Англии, в особенности Лондона с его привычным запахом дыма и сажи, шумом кэбов, криками продающих газеты мальчишек и уличных торговцев, звуками знакомой английской речи — арго близких ему людей.

Но и за границей время прошло не впустую.

Взгляд, скользнув по искрящейся под лучами солнца воде, ушел к горизонту. Он и сам считал себя в некотором смысле глубоководным хищником, кем-то вроде акулы. Большой, молчаливой, быстрой, всегда готовой вцепиться в добычу.

Профессор вспомнил, как они обошлись с ним, эти четверо повелителей преступного мира Европы, всего лишь два с половиной года назад бывшие его гостями в Лондоне, и по жилам прокатилась горячая волна гнева.

Они приехали тогда по его приглашению — здоровенный немец Шлайфштайн; француз Гризомбр с походкой учителя танцев; плотный, солидный итальянец Санционаре, и тихий, скрытный испанец, Эстебан Зегорбе. Они явились с дарами, выказав уважению как ему лично, так и его мечте об огромной криминальной сети, которая опутала бы всю Европу. Но потом — из-за малюсенькой ошибки с его стороны и вмешательства этого проклятого Кроу — все вдруг изменилось. Не прошло и месяца с тех пор, как эти люди клялись в верности идеям всеевропейского хаоса, и вот они же отказали ему в помощи и содействии.

Да, Гризомбр помог выбраться из Англии, но очень скоро дал понять, что ни он сам, ни его сообщники в Германии, Италии и Испании не готовы предоставить беглецу убежище или признать его главенство.

Вот так и умерла мечта. Что ж, кое-какой урок он все же для себя извлек: поступавшие из старого мира сообщения, рассказывали одну и ту же печальную историю мелочных дрязг, ссор и полного отсутствия какого-либо контроля.

Новый план рождался постепенно, в то самое время, когда сэр Джеймс Мадис сколачивал новое состояние в Нью-Йорке, а Жак Менье чуть позднее в Сан-Франциско. Конечно, было бы намного легче просто вернуться в Лондон, утвердиться на прежнем поприще и затем организовать, осторожно и незаметно, не привлекая к себе внимания, четыре одновременных убийства в Париже, Риме, Берлине и Мадриде. Потом, так же легко и без лишнего шума, расправиться с Кроу и Холмсом, избавиться от первого предпочтительнее свинцом, от второго — сталью. Мориарти уже давно понял — окончательный успех невозможен без устранения Шерлока Холмса. Но такая расправа была бы не в его духе.

Существовал иной, лучший путь. Более коварный, более скрытный. Чтобы встать во главе уголовного подполья запада, ему требовался европейский криминальный квартет. Иностранные лидеры в качестве помощников были нужны для того, чтобы наглядно показать, продемонстрировать с полной, уничижающей ясностью, что в Европе есть только один настоящий криминальный гений, и чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто он. Изощренный план требовал внимания, осторожности и финансовых вложений, но Мориарти знал — все сработает. Потом будут другие планы, нацеленные не на уничтожение, но на полную дискриминацию Кроу и Холмса в глазах всего мира. Он улыбнулся про себя. Два эти символа истеблишмента, власти, закона и порядка пройдут дорогой скорби и падут — вот в чем ирония! — по причине слабостей и изъянов собственной натуры. Пригладив ладонью густую копну волос, Мориарти повернулся и медленно, неверной походкой направился по качающейся предательски палубе к своей каюте на корме парохода, где его ждал Спир.

Почти каждый вечер после обеда — а обедали они в четыре часа по корабельному времени — первый подручный Мориарти выходил из своей каюты третьего класса и незаметно проскальзывал в каюту хозяина. Вот и сейчас он стоял у койки Профессора, большой, плотного сложения мужчина с переломанным носом и чертами, не лишенными приятности, но изуродованными длинным, рваным шрамом, пересекавшим правую сторону лица.