Жорж Сименон - Бесхвостые поросята Страница 6

— Все замужние женщины так говорят… Впрочем, и незамужние тоже…

— Ты не понимаешь…

— Ясное дело… И это все говорят… Потом, уже надевая пальто:

— Может, ты хочешь, чтоб я осталась?

— Спасибо… Ты очень добра… Я попытаюсь немного вздремнуть…

— Вот и прекрасно!.. Давно бы так!.. Все в конце концов уладится… Я там оставила немного коньяка… Советую выпить…

В это утро она, со своим бледным лицом и красноватыми веками, очень походила на клоуна, и прощальная гримаса — нелепая, ободряющая улыбка еще больше усилила это сходство.

— Доброй ночи, подруга!.. Если так можно сказать…

Жермена чуть было не бросилась ее догонять, поскольку, едва оставшись одна, сразу же отчетливо услышала голос Марселя, звавшего ее, нуждавшегося в ней, призывавшего ее на помощь.

Она готова была бежать. Но куда?

Через полчаса крыши домов посветлеют, станут серебристо-серыми, и изо всех труб Парижа потянется дымок; меж домами отчетливо прорежутся улицы, послышится шум автобусов, шаги сотен тысяч человечков, закопошившихся в этом холодном и сыром декабрьском городе.

Где-то в нем находился и Марсель, и Жермена, вцепившись пальцами в холодные перила своего балкона, напряженно вглядывалась в открывавшуюся перед ней гигантскую панораму, словно надеясь, что взгляд ее в конце концов замрет на какой-то точке, и она сможет воскликнуть, осененная:

— Он там…

Глава третья

Большая севрская ваза и дядюшка графини

Половина восьмого. С балкона виден грузовик, развозящий утренние газеты. Он останавливается и у бистро напротив. Водитель в кожаной фуражке идет через тротуар с большой кипой газет с еще свежей типографской краской.

Жермена опускается вниз. Консьержка протирает влажной тряпкой пол в коридоре. Жермена еще не очень хорошо ее знает, эту слегка косящую женщину. Весь месяц всячески старается она ее задобрить, так как в Париже совершенно необходимо быть в хороших отношениях со своей консьержкой, но эта, возможно, из-за косоглазия, выглядит очень недоверчивой.

— Кажется, у вас были посетители сегодня ночью? — замечает она. Надеюсь, ничего не случилось?

Некоторые люди обладают поразительным чутьем на несчастья. Эта женщина им точно обладает. Осторожно! Жермена заставляет себя приветливо улыбнуться и говорит:

— Муж присылал из редакции одну из секретарш… Ему пришлось срочно выехать в Лондон… Там сегодня большой матч… Он был назначен в последнюю минуту… Мне пришлось отвести ему вещи в редакцию…

— А-а! А я подумала, не заболел ли у вас кто…

В самую точку!

Теперь — газета. Она покупает ее, входит в небольшой бар, выпивает у стойки чашку кофе, надламывает булочку, самым непринужденным образом листая при этом газету.

Матч в зале Ваграм… Статья в три четверти колонки… Подписана Марселем Блан.

Это производит на нее странное впечатление. Как письмо уже успевшего умереть человека. Или кадры фильма с давным-давно умершим актером.

Но нет! Марсель не умер! Она съедает одну, вторую, третью булочку! Ей стыдно, но она очень проголодалась. Четыре булочки! Читает статью. И сразу понимает, что она написана не им. Она прекрасно знает особенности его стиля; присущие ему словечки и обороты… Она знает также, что журналисты охотно оказывают друг другу, разумеется, взаимообразно, подобные услуги…

— Слушай, будь другом, напиши сегодня за меня статью и отправь в редакцию…

Поднимается к себе. Ивет почти осушила бутылку коньяка. Жермена всегда подозревала ее в пристрастии к спиртному. Она допивает остатки. Вытягивается на диване, так как от усталости у нее ломит поясницу. В утренней газете не сообщалось ни о каком ограблении, или каком-либо ином происшествии, могущем иметь отношение к Марселю. Но это ничего не значит… Она устыдится этого еще больше, чем давешнего аппетита, но она засыпает.

Десять часов. Звонка по-прежнему нет. Через полчаса на больших бульварах, снабжаемых первыми, начнут продавать дневной выпуск. Она одевается. Хотя она выпила лишь то, что оставалось на донышке, чтобы немного расслабиться, голова у нее словно деревянная, как после настоящей оргии. Вспоминает Ивет, выпившей три четверти бутылки… В сумочке у нее всего около сотни франков. Тем хуже! Останавливает такси! Покупает дневной выпуск. Ноги у нее словно ватные, голова деревянная, и это воскрешает в памяти одно воспоминание. Не так давно она немного перепила, будучи с Марселем в гостях у…

Заходит в кафе Мазарен, усаживается за столик — и на первой же странице обнаруживает имя, которое только что тщетно пыталась вспомнить:

Попытка ограбления у графа Нийель.

Черт побери, конечно же у графа и маленькой графини, как ее называют, поскольку она прехорошенькая и подвижная, как чертенок! Пара, интересующаяся всем на свете: спортом, искусством, кино… Ничего не пропускающая и часто устраивающая приемы в своей квартире на проспекте Иен. Однажды они были у них с Марселем. Тогда там собралось по меньшей мере человек триста: журналисты, актеры и актрисы, известные врачи и адвокаты. Была ужасная сутолока.

— Смотри-ка, — заметил тогда Марсель, — у них несколько чудных Ренуаров розового периода…

Она в тот вечер почти ничего не видела. Было слишком многолюдно. В руки им без конца совали бокалы с шампанским или с виски. Дом, где любят выпить…

Вот что она всю ночь силилась вспомнить: прием у графа и графини Нийель. Они ведь не пропускают ни одного матча по боксу, ни одной премьеры в театре или кино… И эта маленькая сумасбродная графиня…

Странная попытка ограбления, едва не закончившаяся трагически, была совершена этой ночью в квартире графа и графини Нийель, хорошо известных всему Парижу, в то время как они присутствовали в зале Ваграм. Одна деталь, обнаружившаяся позже, позволяет предположить, так сказать, случайность этой попытки. Дело в том, что графиня Нийель, возвратившись домой в два часа ночи, обнаружила, что потеряла ключи от квартиры, находившиеся у нее в сумочке.

Между тем неизвестный….

К щекам Жермены постепенно стала приливать до этого отхлынувшая кровь.

… проникший в квартиру, воспользовавшись ключами хозяйки, вероятнее всего, завладел ими в зале Ваграм. Ключи не могли быть похищены обычным карманником, так как сумочка снабжена секретным замком.

Маленькая Графиня, как ее называет весь Париж, вспомнила, что в зале, в толчее, пробираясь к своему месту, доставала из сумочки носовой платок. Выпали ли ключи в этот момент? Во всяком случае, тот, кто их подобрал, знал, с кем имеет дело, и как этот случай можно использовать. Это несколько сужает круг поисков.

Итак, около одиннадцати часов злоумышленник проникает в квартиру, которую считает пустой и которая таковой и должна была быть. По чистой случайности в ней оказывается М. Мартино, дядя графини, прибывший в тот же вечер и, устав с дороги, отказавшийся сопровождать хозяев в зал Ваграм.

Он уже спал, когда вдруг был разбужен грохотом, донесшимся из большого холла, где висят лучшие картины коллекции Нийелей. Испугавшись, что вполне естественно, М. Мартино вооружился пистолетом…

Слова и буквы прыгали перед глазами. Несмотря на нетерпение поскорее узнать конец, ей приходилось по два-три раза перечитывать одну и ту же строчку. Тем временем гарсон принес и поставил перед ней бокал с заказанным ею мандариновым ликером.

В холле, освещенном лучем карманного фонарика, — мужчина, все еще стоящий на стуле. Входит дядюшка, с пистолетом в руке. Мужчина делает прыжок, бежит в темноте к двери, ударом кулака сбивает с ног дядюшку.

М. Мартино выстрелил, как он сам утверждает, сам того не сознавая, под воздействием эмоций. Предполагается, что пуля, по чистой случайности, достигла цели, так как на ковре и на лестнице были обнаружены следы крови.

Серьезно ли ранен грабитель? Пока это неизвестно, но теперь его задержание, без сомнения — всего лишь вопрос времени, точнее, часов. М. Мартино, человек в возрасте, был вдобавок ко всему еще и слишком потрясен, чтобы с достаточной резвостью преследовать преступника

Скорее всего, речь идет о новичке или любителе. Такое предположение заставляет сделать тот факт, что грохот, разбудивший дядюшку Маленькой Графини, был произведен разбившейся очень дорогой Севрской вазой, представлявшей также большую историческую ценность, датировавшейся эпохой Наполеона. Эта ваза стояла под чудесным полотном Ренуара розовой «Купальщицей», которую любитель, видимо, от волнения, уронил, снимая ее со стены.

Это также сужает круг поисков. Но в зале Ваграм в тот вечер находилось шесть тысяч человек… Она машинально выпила ликер, сложила газету в несколько раз и сунула ее в сумочку.

Почему все же, когда она выходила из кафе, в глазах ее, несмотря ни на что, был отблеск удовлетворения? Потому что Марсель не был арестован, конечно. Но еще и потому, что она оказалась права.