Астра - Крепитесь, други! Страница 60

Успех был оглушительным. Зрители вскочили с мест, кричали, вызывали артистов. И губернатора.

Грачу тоже понравился тот концерт. Он видел его воочию.

— Потом его крутили чуть не каждый вечер, аж рекламы не хватало, кассеты продавали на каждом углу. А Витька носился по всему краю, как ястреб, показывал, зарабатывал. Удалой мужик! Всех забил. Жалко, на экране все бледнее, мельче как-то, в зале-то нас до костей пробрало. Талант! Что с ним делать, Андреич?

— Отпусти на все четыре стороны. Он себя показал, теперь его подхватят. Мало ли выборов впереди…

Грач молча смотрел на Алекса. Силен, спокоен, в чем-то уверен. Куда уходит?

— Давай прощаться, Алексей Андреевич. Мне будет не хватать тебя. Что-то понял я в тебе, доверие имею. Давай тебе бог!

Они обнялись.

— Счастливо оставаться, Василий Петрович. Еще встретимся. Гора с горой, как говорится…

— … а человек с человеком всегда сойдется. Однако ведь и родство у нас с тобой имеется. Верушка-то моя вновь на сносях… Авось, сына дождусь.

— В добрый час.

Ягодный сезон почти отошел, начались грибы. В ближайшей деревне, пустоватой, опрятной, с резными наличниками, кружевными занавесками, цветами на подоконниках, для Валентины взялись засолить три ведра и насушить связку белых грибов.

— Черники не желаешь, дочка? Варенье будет ягодка к ягодке. Для зрения помогает.

— Да, и варенье тоже. Как вам живется?

— Скучно. Только и света, что летом, когда вы все приезжаете. Из молодежи на зиму никто не остается, работы никакой. Старики одни. Так одиноко, так одиноко, и поговорить не с кем. Выйдешь на берег, снега, снега.

— А телевизор?

— От него только глаза болят. Человеку человек нужен.

Из этой деревни приносили к общей гостиной ягоды и свежую зелень, вкусный творог, пирожки и ватрушки, мужички предлагали горячих копченых угрей, щук, лещей и подлещиков.

Валентина отдыхала всей душой. Им было хорошо вдвоем. Их страсть достигла полноты, они словно взлетали, растворяясь друг в друге. Иногда, глядя на спящего Алекса, она ощущала себя неизмеримо старше него. «Это материнское»- отгоняла она. Ей хотелось быть просто любимой женщиной. Как он красив! Как соразмерен! Точно как царский сын, избранник!

О кризисе говорили много.

— Это будет очищение, — говорил Алекс, покачиваясь в кресле. — Первыми упадут крупные банки-паразиты, затем иностранцы. Так, Роберт Кофман наверное закроет представительство, а все совместные наработки останутся в России. Если делать все точно и жестко, без наглого воровства, наступит благоприятное время для отечественного производителя. Доллар подорожает и станет относительно недостижим, все расчеты вернутся к рублевому исчислению.

— А как же цены?

— Взлетят, разумеется, но не вдогонку, пониже.

— А народ?

— Народ безмолвствует. Мы так неистово наслаждались своими страхами и надеждами в течение двух-трех веков, что сейчас отдыхаем. Как только каждый ощутит самого себя на этой земле, все изменится в одну ночь. Ничто его не остановит.

Обнимая его, Валентина опустила руки ему на грудь, под рубашку, ниже.

— Что будет с рекламой?

Ей хотелось, чтобы он поработал и для нее тоже, прежде чем изменится настрой этой минуты.

Он повернул лицо, коснулся губами ее губ. Развел ее руки, вздохнул и поднялся.

— О делах поговорим на яхте. Оденься поскромнее, в платочек, длинную юбку. Мы плывем на дальний остров, через два водоема в ожерелье Селигера. В мужской монастырь.

— Ты им помогаешь?

— Им все помогают. Разруха несказанная. Поспеши, яхта на плаву.

Они спустились по влажной обрывающейся тропинке к пирсу. На воде, покачиваясь и отражаясь в волне полированными боками, стояло довольно крупное судно, напоминающее парусные гоночные суда прошлого века.

— «Улыбка», — прочитала Валентина. Она помнила ее с прошлого года. — Похожа на антиквариат, да, Алекс?

— Так оно и есть. Когда-то на подобной ей ходил страстный яхтсмен, знаменитый русский дипломат Горчаков, член всех европейских яхтклубов. А воспроизвел ее с точностью до деревянной заклепки его внук, Коля Горчаков, мой друг по МГИМО, тоже классный яхтсмен. Уже четвертый год, как он передал ее мне на пользование и бережное хранение до своих лучших времен. Классная посудина. Редкостное дерево, полировка, тщательность швейцарских мастеров.

Валентина с интересом выслушала его и промолчала. Под белым косым парусом, меняя галсы, они бесшумно и быстро заскользили по водной глади. По обеим сторонам то сходились, то расходились зеленые хвойные берега, поросшие светлой корабельной сосной.

— Кажется, я могу дополнить для тебя историю семьи Горчаковых, — проговорила она задумчиво, держась рукой за канат и глядя в небо.

— Каким образом? — удивился Алекс.

— Несколько дней назад моя сотрудница Агнесса, из дворянского рода Щербатовых, венчалась с Николаем Горчаковым в Елоховской церкви, после чего он увез ее в Швейцарию.

— Агнесса Щербатова? Мне известно это имя, — для Алекса в этом сообщении было несколько уровней сразу. — Мой бедный Вертер — Роберт Кофман! Он будет безутешен! Рад за Николая…

— Но вернемся к нашим баранам, — Валентина меняла тему. — Что будет с рекламой, Алекс?

Алекс сразу переменился, в глазах появился тоскливый блеск.

— В посткризисной рекламе ничего хорошего ждать не приходится, — ровным голосом заговорил он. — Сократятся тиражи, почти исчезнет газетная подписка. Суди сама, какой интерес твоим клиентам вкладывать туда деньги? Зато могут остаться без присмотра целые участки, ныне принадлежащие крупным иностранным агентствам. Например, автомобили, связь. Особенно связь. Да твои щиты. Поэтому смотри в оба. Действуй быстро, агрессивно, поспеши, пока не поздно.

— Они вернутся?

— Без сомнений. Не те, так другие. Рынок-то бешеный. Делить прессу станут иностранцы либо наши через подставных лиц. Так делается во всем мире. Самодеятельность закончена, ты успела, и слава богу. Но главное в другом. В грядущие два года развернется звероподобная предвыборная схватка. Все превратятся в еду. Но если встать над ними, быть всевидящим и всеслышащим, иметь доверительную информацию со всех сторон и продавать ее по назначению в столицах и в регионах… эта игра может у тебя пойти. Скоро освободятся очень толковые ребята — газетчики, советчики, помощники, шептуны, с их связями можно вить веревки из любого депутата. И еще. Мои друзья из Аналитического Центра станут снабжать тебя информацией. Они предупреждены, но советую заключить с ними договор.

— Разве твоего слова недостаточно?

— Делай, как я предлагаю.

Алекс не решался ранить Валентину, открыть ей свой уход.

Она обеспокоилась. Это из-за кризиса, подумалось ей, конечно, из-за него. Экономический кризис — не шутка.

— Нам не следует тут задерживаться, — поежилась она зябко.

— Согласен.

— Уедем через два дня.

На другой день, очень мягко, умно и очень просто, Алекс посвятил Валентину в перемены в своей жизни.

Она поняла.

Она отпустила его также мягко, умно и просто. Но уехала первая, на поезде из Осташкова. В отдельном купе легла лицом в подушку и проплакала всю ночь.

Вечером четырнадцатого августа Валентина сидела за столом в своем кабинете. Со дня открытия «Каскада» прошел ровно год. Вместе с Екатериной Дмитриевной они вспомнили «старое доброе время», чудо первых договоров, подняли по рюмочке за прошлые и будущие успехи. Кроме нее, честной верной соратницы-сотрудницы, из прежнего состава не осталось ни одного человека. Последним ушел Максим Петрович. То ли нашел место повыгоднее, то ли, по мнению Екатерины Дмитриевны, не перенес разлуки с Агнессой, Бог его знает! Сама Агнесса прислала поздравительную телеграмму из Швейцарии. Юра поступил в МГУ сразу на два факультета. В составе оркестра уехала на гастроли арфистка Лада.

А Шурочка на прошлой неделе вышла замуж. Валентина и Екатерина Дмитриевна были у нее на свадьбе в Тайнинке. В подарок, по просьбе невесты, привезли стиральную машину. Было шумно и бестолково. Тома, горбоносый, черноволосый француз, ростом чуть выше Шурочки, казался испуганным убогостью обстановки и обилием бедных родственников. Но началось застолье, полилась русская водка, все сравнялось.

Щитовая реклама привилась. За нее ухватились местные округа, насыпали в нагрузку социальных объектов, все стало солиднее, цены поднялись. Валентина стала своим человеком в городской Мэрии. В агентстве с «наружкой» работали сорок три человека. Конечно, Екатерине Дмитриевне это не в подъем, ей бы справиться с газетной и журнальной рекламой, но, по мысли Валентины, еще чуть-чуть и высококлассных и недорогих менеджеров появится в избытке, хоть пруд пруди. Свекор с таблицами и графиками на руках показал ей, что следующей недели рынку не пережить. Час Икс приближался.