Марина Крамер - Черная вдова, или Ученица Аль Капоне Страница 61

Марина замолчала, закурив новую сигарету. Следователь изучал лежащий перед ним пустой бланк допроса.

– Вы хотите увидеть мужа, Марина Викторовна? – спросил он тихо, по-прежнему глядя в бумаги на столе.

– Я отдам за это все.

– Подождите пять минут, хорошо? Правда, это всего на несколько минут и при мне, к сожалению, но ведь лучше, чем ничего?

Как он мог спрашивать? Она готова была встретиться с Егором перед отрядом ОМОНа, а не то, что при этом душевном парне!

Следователь позвонил куда-то и распорядился провести к нему в кабинет Егора, ждущего в машине.

– Не смотрите так на меня, Марина Викторовна. Я отлично знаю вашего мужа, он друг моего отца. Он приехал ко мне сразу, как только узнал, что вести ваше дело буду я. Рассказал мне все то же, что и вы, умолчав только о том, что вас… Но об этом и не мог он мне сказать, я понимаю – это касается вас лично, только вы вправе говорить об этом. Постараюсь помочь, чем смогу, ведь сам вижу, как торчат из этого дела всякие огрехи.

На пороге кабинета появился муж – такой родной, любимый и желанный, что Коваль не выдержала и, уронив голову на стол, заплакала.

– Девочка моя, ну что ты? – бросился к ней Егор. – Не плачь, малышка, все будет хорошо, потерпи немного, ладно? Миша поможет, он обещал, не плачь, моя родная, не надо.

Он гладил ее вздрагивающие плечи, целовал руки и заплаканное лицо. Следователь встал из-за стола и встал лицом к окну, не мешая.

– Детка моя любимая, я разберусь с этим делом и заберу тебя домой. А пока ты должна побыть здесь. Так надо, так Розан велел, – шептал Егор на ухо. – Еще пару дней потерпи, сможешь?

– Попробую, – пробормотала Марина, прижавшись к мужу и вдыхая знакомый аромат туалетной воды. – Только пусть меня покрепче запирают, а то ночью ко мне какой-то ханурик забрел…

Тут раздался смех Перевозникова:

– Простите, ради бога, просто вспомнил, как он выглядел утром после своего визита… Егор, у тебя не жена, а катастрофа – она ему нос сломала, зубы выбила и в пах так засадила, что он еле до машины «Скорой помощи» доковылял.

– Она еще не то может! – отозвался Егор. – Это самая жестокая женщина из всех, уж поверь мне! Поэтому, если бы она решила убить меня, то, во-первых, сделала бы это сама, не поручая кому-то, во-вторых, надела бы самое эротичное белье, чтобы подразнить напоследок, ну, и в-третьих, меня бы уже не было в живых. Моя жена все всегда делает эффектно и мастерски.

– Малышев, ты ненормальный! Кто говорит такое следователю? – возмутилась Марина, заглядывая в его смеющиеся глаза.

– А ты стерва, и он тоже это понял! – парировал муж, целуя ее в губы.

– Егор… пора уже, – нерешительно напомнил Михаил.

– Да, Мишаня, сейчас.

Но Коваль вцепилась в свитер Егора мертвой хваткой и рыдала в голос.

– Детка моя, успокойся, это всего на пару дней, – снова уговаривал муж, прижимая ее к себе. – Так нужно, чтобы с тобой ничего не случилось, моя красавица. Прошу тебя, не плачь, не рви мне сердце.

– Не бросай меня здесь, я без тебя умираю, – плакала Марина. – Прошу, прошу тебя – возьми меня с собой, я буду делать все, что ты скажешь мне, только увези меня домой…

– Девочка моя, я заберу тебя сразу, как будет можно, слово даю. Но сейчас ты должна остаться. Мы подведем человека, если я не уйду отсюда, ведь ты не хочешь этого, правда? – он втолковывал ей это так, словно она маленький ребенок, который никак не желает оставаться в детсаду. Марина послушно кивала, соглашаясь и успокаиваясь понемногу.

Егор ушел раньше, чем ее забрал конвой, она сама настояла на этом – не хотела, чтобы он увидел, как его жену выводят из кабинета с завернутыми за спину руками. В камере легла на нары и закрыла глаза. Оставалось только ждать и спать, мечтая о джакузи, полной пузырьков и пены, о чистой постели с шелковыми простынями и о жадных руках мужа, находящих применение расслабленному водой телу.

Два дня превратились в три, пять, неделю… Марина впала в депрессию, не понимая, что случилось, почему она до сих пор здесь. Ее никто не беспокоил, зато сигареты приносили регулярно, причем дорогие, тонкие, какие она обычно курила, а не абы что. Она вся пропахла тюремным запахом, он сводил с ума, казалось, что других запахов не бывает в природе. «Где мои любимые духи, ау?» – часто думала Коваль, с отвращением надевая по утрам свитер, впитавший в себя тюремный смрад.

На двенадцатый день двери камеры открылись, и конвоир сказал:

– Коваль, с вещами на выход.

– Куда меня? – спросила Марина, натягивая сапоги и накидывая шубу.

– На свободу с чистой совестью! – засмеялся тот.

Она летела по коридорам СИЗО, не разбирая дороги, как на крыльях. Расписавшись в каких-то бумагах и получив назад свой мобильный, толкнула дверь на улицу и замерла – ее встречали пацаны, заставив всю улицу своими джипами и иномарками, а у крыльца стоял Егор с огромным букетом желтых хризантем. Увидев жену, он бросил букет Розану и раскинул руки. Коваль с визгом побежала к нему и повисла на шее, болтая ногами. Он обхватил ее и закружил, целуя в губы. Пацаны дружно засвистели, заорали – короче, дурдом у стен СИЗО.

– Домой! – заорала Марина во все горло. – А вечером – все в «Шар» с телками и кем хотите!

Егор, смеясь, понес ее в машину, забрав цветы у Розана. Присмотревшись, Коваль увидела на лобовом стекле Серегиного «Чероки» пулевое отверстие.

– Что это? – испуганно спросила она, глядя на дыру и разбегающиеся от нее в разные стороны трещины.

– Бандитская пуля, дорогая, тебе ли не знать! – засмеялся Егор. – Ведь это ты, сидя в СИЗО, наняла киллера-лоха, и он продырявил Розану тачку. Я ведь на ней ездил всю последнюю неделю, «Ауди»-то моя накрылась.

– Это что – очередная шутка? Не смешно! – сказала Марина, переводя взгляд с мужа на Розана.

– Какой тут смех! – расстроенно проговорил Серега, тоже разглядывая разбитое стекло. – Теперь жди, пока из Японии лобовуху привезут…

Но Егор прервал его горестные излияния:

– Давай завтра об этом, хорошо? Сегодня я хочу подарить жене праздник, не мешайте мне.

– Один вопрос, только один, ну, пожалуйста! – взмолилась Марина. – Малюсенький вопросик!

– Хорошо, но только один, – разрешил Егор.

– Все кончилось?

– Да, родная, все кончилось, – и он поцеловал ее.

В дом в «Парадизе» Малыш занес Марину на руках. А в спальне она с удивлением заметила, что все ее вещи аккуратно развешаны и разложены на прежних местах в гардеробной. Поймав вопросительный взгляд, Егор успокоил:

– Я все сделал сам, никто не касался твоих драгоценных тряпочек. И бельецо я все пересмотрел, – прошептал он ей в ухо. – Отличный вкус, дорогая!

– Ах ты, бесстыжая морда! Опять рылся в моих лифчиках и стрингах? – притворно возмутилась Коваль, запустив пальцы в его волосы.

– О, детка, я жуткий извращенец, ты разве не знала? – забираясь руками под ее свитер, пробормотал Егор.

– Не надо, Малыш, от меня несет тюрьмой, – попросила Марина. – Это невыносимо!

– Идем! – сдирая с нее тряпки, приказал муж. – Я хочу сам…

Он понес ее в душ, крикнув горничной, чтобы выбросила все вещи, включая норку и сапоги.

– Обалдел? Это моя любимая шуба! – возмутилась Коваль.

– Я купил тебе другую, чисто-белую, из настоящих альбиносов.

Марина ахнула – норка-альбинос стоила диких денег, она страшно редкая и красивая просто нереально. У Малыша всегда был вкус к дорогим вещам, причем к таким, чтобы были в единственном, если возможно, экземпляре.

– Егор, это беспредел…

– Молчи! Я так захотел. А хочешь, я подарю тебе весь мир?

– Мне не нужен весь мир, мне нужен только ты.

– Я твой. Делай, что хочешь.

Смыв под душем тюремную грязь, Марина завалилась в джакузи, где немедленно оказался и Егор, устроившийся у нее за спиной. Они самозабвенно целовались, лаская друг друга под водой, и это было именно то, о чем Коваль мечтала в тесной одиночке СИЗО все четырнадцать дней.

Секс в пузырящейся воде – это нечто…

– А теперь – спать! – категорически заявил Егор, укладывая жену в постель.

– А ты? – удивилась она, видя, как он надевает майку и джинсы.

– А я пойду поработаю. Тебе нужно отдохнуть, а если я лягу с тобой, то ты прекрасно знаешь сама, во что превратится этот отдых, – улыбнулся он. – Давай-ка, будь хорошей девочкой!

– О, это не ко мне! Я никогда не была хорошей девочкой.

Но Егор не повелся на разговоры и ушел, закрыв дверь.

Часа через четыре он заглянул к Марине и спросил:

– Ты еще спишь?

– Уже нет, – потягиваясь, ответила она. – Заходи.

Он принес чашку кофе. Садясь рядом, улыбнулся:

– Держи, твой любимый, с корицей.

Марина облизнулась, отпивая горячий ароматный напиток:

– Ты меня разбалуешь, потом жаловаться начнешь!

– Я редко позволяю тебе побаловаться чем-то, так что приучить не боюсь. Ты совсем ничего не просишь у меня и никогда не просила. Тебя сложно удивить чем-то, ты не любишь золото, не носишь всех этих женских побрякушек… Ты странная и неправильная женщина, дорогая, знаешь?