Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом Страница 62

– Т-т-театр, – стуча зубами, прорыдала Кира. – «Зеленый театр»!

– Что? Что это значит?

– «Зеленый театр» – это мое детище, – пояснил Аркадий Бур и вдруг широко раскрыл глаза, сообразив что-то.

– Так и что с вашим театром? – поторопил его Макар.

Но Аркадий не услышал его. Он уставился на Руденко:

– Постойте, Владимир… Так вы – тот самый предприниматель?! Это вы хотели выгнать меня?!

Тот, возможно, и рад был бы ответить, но полотенце не оставляло такой возможности.

Аркадий даже привстал, сверкая глазами:

– Вы?! И вы имели наглость отправиться в это путешествие с нами! С людьми, которых вы хотели лишить всего!

Владимир что-то замычал.

– Лишить? – быстро спросил Илюшин.

Аркадий задыхался от гнева.

– Спросите у этого… деятеля. Вы не представляете, какую осаду мы выдерживали последние четыре месяца! Спросите у него, зачем он инициировал суды, один за другим. Зачем хотел подговорить кое-кого из моих ребят на такие обвинения против меня, такие мерзости… Не могу даже выговорить. Такие, после которых порядочные люди кончают с собой!

– И все это из-за театра?

– Театр?! Этот человек интересуется культурой не больше, чем глисты – хоровым пением!

Кажется, это было самое страшное оскорбление, на которое оказался способен Аркадий. Маша вздрогнула. Она поняла, что долго еще не избавится от мощного образа: паразиты, исполняющие хором «Интернационал».

– Тогда что же?

– Молодой человек, вы инопланетянин, честное слово. Собственность! Здание театра! Зачем нужна начинка, когда можно отобрать оболочку и наполнить ее тем, что хорошо продается и приносит прибыль!

На лице Илюшина отразилось разочарование.

– А-а, так все дело в собственности!

– Вот именно!

– Выставить зайку из лубяной избушки и обосноваться там самому? – подумал он вслух. – Старая, хорошо знакомая история.

– И эта история такая же чушь, как и все, что вы напридумывали, – с издевательской любезностью подсказала Яна.

– Как вы смеете… – вспыхнул Бур.

– У вас, дорогой Аркадий, в ближайшее время будут другие заботы, кроме вашего вшивого театра, – промурлыкала девушка. – Ваша дражайшая половина захватила нас в заложники. С огнестрельным оружием! Ей светит лет пять, не меньше.

Бур замолчал, перевел взгляд на Киру. Та кивнула, и режиссер с беспомощной укоризной покачал головой. «Милая моя, как ты могла…»

Но Илюшина так легко выбить из игры было невозможно. Маша, подробнейшим образом описавшая ему всех участников истории, сама того не зная, подсказала правильный ответ. Макар заполнил стекляшками почти все пустое пространство, и теперь ждал только вспышки.

Лишь одно оставалось непонятным. Кира сказала, что видела девушку на обрыве, Наташу Симонову. Даже если предположить, что это была не она, а Стефан, нацепивший платок и распустивший свою черную косу, это ничего не объясняло. А Макар Илюшин терпеть не мог объяснений, которые ничего не объясняют.

Он взглянул на Яну, и в уме его мелькнула неожиданная догадка. «Бывшая фотомодель, – сказала утром Маша. – Обожает фотографироваться, возит с собой кучу вещей».

– Любопытная ситуация! – заметил он, будто разговаривая с самим собой.

В кают-компании мигом наступила тишина. Даже рыдания Киры стихли. Только снаружи доносилась перекличка команды и рев ветра и волн.

– Что любопытного? – осведомилась Яна. Она тоже выдвинула стул и села напротив Илюшина, облокотившись на спинку. Они походили на двух шахматистов, готовых сыграть решающую партию. – Может быть, вы нашли неопровержимые улики? Доказательства? – в голосе ее звучала откровенная издевка. – Не трудитесь врать, господин провокатор. Их нет.

Она улыбнулась, уже вполне овладев собой.

Макар покачал головой.

– Ни улик, ни доказательств, кроме попытки вашего мужа прикончить меня, когда я снял с мачты камеру.

– Якобы камеру!

– Якобы камеру, – подтвердил он.

– Тогда о чем мы вообще сейчас говорим?

Яна пренебрежительно пожала плечами и собралась встать.

– О канатоходцах, – сказал Макар.

Она с насмешливым изумлением вскинула брови.

– Есть люди, любимое развлечение которых – сохранять равновесие, – пояснил Илюшин. – Канатоходцы. Их страсть – ходить по тонкой веревке, натянутой высоко-высоко. И, конечно, без страховки. Если сорваться, смерть неизбежна. Но их это не останавливает.

– О-о, так вы из доморощенных психологов! – протянула она. – Фи, как пошло.

Илюшин как будто не слышал. Маша вдруг поняла, что он разговаривает вовсе не с Яной. Макар обращался к связанному Владимиру Руденко, не сводившему с сыщика налитых кровью глаз.

– Те, кто любят своих канатоходцев, мечтают только об одном: снять их с каната, – проговорил он. – Они и понятия не имеют об одной очень важной вещи. Только там, на верхотуре, эти люди абсолютно счастливы.

Яна замерла. По губам ее скользнула слабая мечтательная улыбка.

– Часто говорят, что у фотографов и учителей профессиональная память на лица, – задумчиво сказал Макар. – Мало кто знает, что этим отличаются еще и актеры. Им приходится видеть одни и то же черты, многократно преображенные до неузнаваемости, – разный грим, разные роли. Рано или поздно они оказываются в состоянии вылущить настоящий образ из любой шелухи.

Улыбка Яны погасла.

– Вы сказали, что видели Киру на фотографиях. Владимир мог не узнать ее. Но вы, я уверен, узнали.

– Неужели?

– Вы неизбежно должны были задаться вопросом: зачем бывшая жена вашего мужа оказалась на одном корабле с вами, да еще и под другим именем? Совпадение? Маловероятно, но не исключено. Однако, думаю, что-то убедило вас в том, что это не случайность.

Яна презрительно усмехнулась.

– Допустим, вы даже каким-то образом догадались о ее намерениях. Интересно, что бы вы предприняли, узнав, что вашего мужа собирается убить его бывшая жена?

Яна покачала головой и встала, всем своим видом показывая, что не желает тратить время на обсуждение подобной чуши.

– Парик! – вдруг хрипло каркнули из угла.

Все посмотрели на Машу. Она шмыгнула носом.

– У вас же полно париков, – хрипло, но твердо сказала она. – Вы вечно фотографируетесь в разных образах. Спорим, у вас есть черный длинноволосый парик. И красная бандана!

«Парик надо было выкинуть сразу!

Кира выдала себя. Здесь гаденыш не ошибся. Видели бы вы эту курицу, когда она услышала, что кто-то упал за борт и утонул! Даже слепой прочитал бы все по ее блеклой физиономии. Она так дергалась – смешно посмотреть!

Сложить два и два было проще простого. Володька – легкий человек: даже не задумывался, кого он там хочет выселить из здания. Какая-то студия, какой-то театр… Но я-то помнила его разговор с префектом.

А самое главное – я вспомнила ее. Больше всего меня поразило не то, как сильно она изменилась внешне. В ней появился внутренний стержень. Она по-прежнему была такая же дура, но у этой дуры отросли клыки.

Я люблю играть. Обожаю упоительное ощущение собственной власти – и легкости! Когда все удается, все складывается, как по мановению волшебной палочки. Ты – там, наверху, над всеми!

Как сказал этот… следователь: ты балансируешь на канате под восхищенные вздохи толпы.

Две недели сплошной скуки обещали превратиться в увлекательное приключение. Первое: одним ударом избавиться от упертого престарелого хиппаря, чтобы сделать подарок Володе. Второе: уничтожить дрянь, которая осмелилась посягнуть на чужое. И, наконец – развлечься!

Сложный план, не спорю. Но тем больше удовольствие!

О, какая это была игра! Какая восхитительная шалость! Я пугала нашу курицу и хохотала про себя, наблюдая, как она мечется от растерянности к ужасу. Я чувствовала себя злым духом, дьяволенком в женском обличье! Сначала – толкнуть ее чахлого муженька, несильно, почти понарошку. Если бы удалось с первого раза, я бы даже немного огорчилась. Но он удержался.

С мальчишкой получилось еще проще. Обойти бухту, где нырял Володька, надеть вторую маску… Плевое дело!

Затем предстояло самое трудное. Я должна была убедить нашу курицу, что мы с Вовкой здесь ни при чем. И наслаждаться видом Киры Лепшиной, оказавшейся в ловушке.

А не рой другому яму, милая! И сама туда попадешь, и твой волосатик, замотанный феньками по самые уши. А я вас сверху еще и плиточкой придавлю, бетонной, весом в тонну. Я смогу, даже не сомневайся!

Обвал я устраивала очень осторожно, но все равно немного не рассчитала. Несколько камней заехали Володьке по руке. Мне, конечно, было немного стыдно, но я утешала себя тем, что он пострадал за хорошее дело. Курица вскарабкалась по тропе, пыхтя и потея так, что я услышала ее метров за сто. А потом засела в кустах, квохча и ужасаясь. Я хохотала про себя так громко, что боялась описаться. Боже мой, какая дура. И надо было видеть ее лицо, когда она весь вечер шарахалась от той, которую считала убийцей. Эта полусонная Наташа даже не понимала, что происходит. Она, кажется, вообще мало что понимает.