Джулия Стюарт - Тайна голубиного пирога Страница 62

Принцесса посмотрела на нее:

– Я бы, с твоего позволения, все-таки выпила чая.

Служанка покачала головой.

– Доктору Хендерсону это бы не понравилось, – ответила она и поставила бокал на стол, прежде чем Минк успела запротестовать. Уже направляясь к двери, Пуки добавила: – Он зря выбрал лансье. Его не умеет танцевать никто.

Минк повернулась к ней.

– Как ты узнала о том, что случилось на балу? – спросила она.

Служанка нахмурилась, стараясь собраться с мыслями:

– Кажется, первым мне об этом рассказал торговец рыбой.

– Торговец рыбой? – переспросила принцесса, широко раскрыв глаза.

Пуки приставила палец к подбородку и напрягла память:

– А может быть, дворник… Нет, я теперь вспомнила, мэм, сначала об этом упомянул молочник. Он говорил, будто слышал, как об этом беседовали пассажиры, приехавшие из Лондона утренним поездом… Это были немцы.

Принцесса потянулась за очередным ломтиком подрумяненного на огне хлеба.

– Хуже всего, что он вырядился Ромео, – фыркнула она.

– Именно об этом и шел разговор, мэм. Им показалось весьма забавным, что вы были одеты Джульеттой. Немцы известны своими колбасами, а не чувством юмора, так что все, наверное, выглядело действительно смешно.

– По всей видимости, да, – пробормотала Минк, намазывая тост маслом.

Служанка уперлась рукой в бок:

– Я бы сказала, что это даже смешней комических куплетов, которые однажды спел махараджа, или того Дня дураков, когда я спряталась за портьерой, а вы повсюду меня искали, все больше сердясь. Я так веселилась, что со мной случился самый сильный в моей жизни приступ икоты.

Принцесса положила нож и взглянула на служанку:

– Думаю, на крыльце нужно сделать уборку.

– Нет, мэм, я его уже подмела, когда вы приходили в себя после ночи танцев, – сказала служанка через плечо, направляясь к выходу. – То есть еще до того, как выяснилось, что доктор Хендерсон исчез.

Минк доедала свой тост, когда раздался звон колокольчика у входной двери. Вскоре после этого Пуки вошла в столовую, приподняв подол платья, и объявила, что миссис Бутс ждет в гостиной.

– Почему ты так нервничаешь, Пуки? – спросила Минк. – Можно подумать, что пришел полицейский.

Но служанка ничего не ответила.

Экономка с хмурым видом разглядывала портреты предков махараджи. Когда принцесса вошла, гостья сразу же приступила к делу:

– Необходимо внести взнос за дополнительную подачу воды, ваше высочество.

– Я заплачý в свое время, – сказала Минк, вздернув подбородок.

– Простите, что я это говорю, но мне приходилось слышать подобное множество раз.

– Но я живу во дворце всего лишь четыре недели! – возразила принцесса.

Экономка скрестила руки под своей бурно вздымающейся грудью:

– Я хотела бы получить эти деньги авансом. Некоторые леди, которым пожаловано здесь жилье монаршей милостью, иногда исчезают на несколько месяцев, и с них ничего не удается взять, пока они не вернутся.

– Уверена, эти дамы не прячутся от вас, миссис Бутс. Наверно, ездят навещать родственников.

Миссис Бутс приподняла бровь:

– Такие жильцы просто не хотят тратиться на отопление, вот в чем причина.

Внезапно она приблизилась к Минк, понизила голос и спросила, едва шевеля губами, не видела ли та когда-нибудь обезьянку, сидящую на дымовой трубе?

Принцесса удивленно моргнула:

– Нет, миссис Бутс, не видела.

– А много ли вы пьете чая? – спросила экономка, подходя еще на шаг ближе.

Принцесса, глядя на нее, подумала, не употребляет ли ее гостья какой-нибудь напиток покрепче.

– Мы все пьем его немало, – ответила она. – Именно это помогает высшим классам мириться с недостатками нашего мира и ощущать превосходство над слугами.

Экономка задала новый вопрос:

– А вы никогда не замечали того, чего не должны видеть?

– Мне довелось быть свидетельницей многих вещей, не предназначенных для моих глаз.

Миссис Бутс улыбнулась:

– Это очень утешает меня, мэм. Заплáтите через пару недель.

Вскоре после того, как Пуки проводила экономку, Минк услышала, что открылась дверь гостиной. Как она и надеялась, пришел Корнелиус Б. Пилгрим. Поблагодарив американца за то, что он так быстро откликнулся на приглашение, Минк заметила недоумевающий взгляд Пуки и тут же поняла, в чем дело. Гость не догадался взять с собой в комнату шляпу с тростью, как того требовали английские правила хорошего тона. В случае краткого визита к малознакомому человеку их следовало держать в руках. Американец же оставил шляпу с тростью в прихожей, словно был давним другом хозяйки и собирался у нее обедать.

– Пришелся ли вам по вкусу вчерашний бал, мистер Пилгрим? – спросила Минк, предлагая сесть. – Мне очень понравился ваш костюм Робинзона Крузо. До того как пригласить леди Бессингтон на танец, вы вели себя так, словно находились на необитаемом острове.

Американец улыбнулся:

– О, я чудесно провел время! Сожалею лишь о том, что не танцевал лансье. Здешний вариант этого танца показался мне куда забавней американского. Ваш доктор, видно, прекрасный танцор. Какая жалость, что оркестр так неожиданно перестал играть. Можно было подумать, что танцы закончились и сейчас все пойдут пить чай.

Минк поспешила сменить тему разговора:

– Лучше расскажите, как продвигаются ваши изыскания. Удалось ли вам найти новые места, где появляются призраки, мистер Пилгрим? Случись мне нанимать новую служанку, это будет нелегко сделать, если они всё еще на свободе.

– Я охочусь на них каждую ночь с тех пор, как приехал, – ответил исследователь. – Но не так просто хранить это в тайне. Вы даже представить себе не можете, сколько людей бродит по дворцу после наступления темноты. Я был замечен со всем своим снаряжением, и пришлось выдумывать, зачем оно мне понадобилось.

– А какие приспособления нужны для ловли духов? – спросила Минк.

Корнелиус Б. Пилгрим уселся поудобнее. У него было несколько больших сетей, в которые он собирался их поймать, моток веревки для того, чтобы заарканить, если ему не удастся подобраться к ним поближе, и пистолет на тот случай, если дело примет неожиданный оборот.

– А кроме всего этого, я беру с собой сыр.

Принцесса подняла брови:

– Сыр, мистер Пилгрим?

– Кусок чеддера. Никто не может устоять против чеддера, мэм, даже мертвые.

– И помог ли вам сыр, мистер Пилгрим?

Американец опустил глаза.

– Пока мне удалось привлечь лишь внимание леди Бессингтон, да еще в мою сеть попали двое лакеев, – смущенно проговорил он. – Но я не сдаюсь. Мне только что удалось раздобыть фонограф[54], и как раз сегодня я собираюсь сделать первую запись.

Пуки принесла чай. Принцесса подошла к окну и выглянула наружу. Когда дверь за уходившей служанкой закрылась, Минк спросила, как поживает миссис Бэгшот.

– Иногда мне слышно, как она рыдает по ночам в своей спальне, – откровенно признался мистер Пилгрим. – Бедняжка решила внести кое-какие изменения в интерьер своих апартаментов, что, кажется, помогает ей немного отвлечься. Люди встречают горе по-разному. Одни цепляются за каждое воспоминание, другие желают скорей обо всем позабыть.

Минк медленно повернулась к гостю:

– Я искренне сочувствую вам, мистер Пилгрим. Сперва на вас свалилась смерть друга, а теперь вам приходится делить кров с его вдовой. Но я вдруг вспомнила, что вы познакомились с миссис Бэгшот раньше, чем с генералом. Должно быть, в молодости она была очень красива.

– О да! – последовал быстрый ответ, сопровождаемый нервным смешком.

Принцесса вернулась на свое место.

– Это была любовь с первого взгляда? – спросила она.

Корнелиус Б. Пилгрим замер.

– Я думала о вашем керазавре, мистер Пилгрим, – продолжала Минк. – Терялась в догадках, почему вы передали его именно в английский музей. Единственное, что пришло мне в голову, – вы собирались кому-то его показать. Хотели произвести впечатление именно на этого человека. И гораздо большее, чем на ваших американских коллег. Это могла быть только женщина.

Ответа не последовало.

– И поскольку нынешняя ваша поездка в Англию, по всей видимости, первая, то я подумала, что вы, наверное, познакомились с этой женщиной за границей. После этого мне сразу вспомнилась миссис Бэгшот.

Гость продолжал молчать.

– Мистер Пилгрим, я боюсь за ваши брюки.

Американец опустил взгляд, увидел, что его чашка с блюдцем опасно накренились, и поставил их на стол. Он помолчал, а потом нерешительно начал свой рассказ.

Корнелиус Б. Пилгрим повстречал миссис Бэгшот семнадцать лет назад. Ему только-только исполнилось двадцать два, ей было восемнадцать. Девушка сопровождала отца, когда тот совершал деловую поездку в Америку. Англичанин с дочерью остановились на пару дней погостить в доме Пилгримов. В то время ее отец был главной фигурой в компании, изготовлявшей «Патум пепериум», паштет из анчоусов, который высоко ценили английские джентльмены. Этот продукт демонстрировался на Парижской продовольственной выставке в 1849 и 1855 годах и был удостоен почетного диплома. Пилгрим-старший стал его единственным американским импортером, решив сделать хороший бизнес на этом деликатесе, по цвету напоминавшем ил, остающийся на дне Темзы после отлива. Даже в таком быстро развивавшемся городе, как Чикаго, который пытался соперничать с Нью-Йорком по части европейской изысканности, в ту пору не нашлось ни одного другого дельца, который согласился бы продавать перемолотые останки анчоуса – маленькой рыбки с закругленной мордой и острыми зубами. Однако продажи пошли так успешно, что 1867 год стал отправной точкой так называемой Большой чикагской анчоусной лихорадки, – во всяком случае, под этим наименованием она упоминалась много лет спустя в некрологах его отца.