Александра Маринина - Благие намерения Страница 63

– Щедро, – заметил Камень.

– Чего щедро-то? Так по закону положено, всем давали. Это ты тут лежишь колодой и ничего не знаешь, а я все ихние законы изучил, пока летал. Думаешь, Николай Дмитрич зря кричал, что по Григорию Уголовный кодекс плачет? Думаешь, он только частнопредпринимательскую деятельность имел в виду?

– Конечно. А что же еще?

– А вот и не только, – Ворон хитро прищурился, слетел с ветки и приземлился перед самым носом у Камня. – Там еще одна статья была, – сообщил он, понизив голос до шепота, – за гомосексуализм. Представляешь?

– Нет, – честно признался Камень. – Не представляю. Как это можно? Они же цивилизованные люди, коммунизм строили – и вдруг такое! А ты меня не разыгрываешь?

– Да как бог свят! – побожился Ворон. – Чтоб я пропал, если вру. У кого хочешь спроси. И привлекали по этой статье, и сажали.

– Средневековье какое-то! – возмутился Камень. – Дикость. Хорошо, что они коммунизм не построили с такими-то воззрениями. Могу себе представить, какое уродство у них получилось бы. Что-то мы опять отвлеклись. Ты, друг мой пернатый, как-то рвано рассказываешь, в твоем повествовании сплошные дыры.

– Где дыры? – забеспокоился Ворон. – Какие дыры? Я тебе все подробно, подряд…

– Подробно, да? – в Камне проснулось настроение попридираться. – А помнишь, ты говорил, что какой-то человек следит за Любой и Родиславом? Что-то я его в твоих рассказах не вижу. А помнишь, как Аэлла обещала Тамаре отдать подарок, который ей сделает богатая армянская семья? Ну и где он? Что ты молчишь?

Ворон задумчиво ковырял лапкой землю под правым боком у Камня.

– Что ты там ищешь? Подарок от армянской семьи? – напустился на него Камень. – Признавайся, недосмотрел? Сначала терпения не хватило досмотреть, а потом попасть туда не мог?

– Ну да, – покаянно вздохнул Ворон, потом гордо вскинул голову и с вызовом добавил: – Ну и что? Ну, не смог. Можно подумать, что ты все можешь. Лежишь тут, к земле прирос, под тебя даже вода уже не течет, а туда же – командуешь! Ты сам попробуй попади хоть куда-нибудь, а потом попрекай. Если тебе не нравится, как я рассказываю, – пожалуйста, я могу ничего не говорить, буду сам смотреть сериал, как захочу. А ты лежи тут в отрыве от мировой цивилизации и жди, когда Ветер прилетит и хоть какую-никакую новость тебе расскажет.

– Ладно, ладно, не маши крыльями, – успокоил его Камень. – Не смог так не смог. Но ты при случае узнай, все-таки интересно.

– Узнаю, – пообещал Ворон, мгновенно успокаиваясь и готовясь к взлету.

– И насчет человека, который следил за Романовыми, не забудь! – крикнул Камень ему вслед. – Нам важно его в самом начале поймать, как только он появится, а то так и не поймем, кто он и откуда. Так что ты помногу-то не пропускай.

– Ла-а-адно! – донеслось ему в ответ.

Родислав вернулся из Горького умиротворенным и расслабленным, ему очень понравилась и сама свадьба, и гости – друзья Григория, и он искренне радовался за Тамару, видя ее счастливой. Все было хорошо, и на работу он пришел в приподнятом настроении. Даже бесконечная писанина – неизменный спутник следственной работы – не вызывала в нем сегодня такого отвращения, как обычно.

Он набрасывал план следственных действий по только что возбужденному делу о мошенничестве, когда дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Слава Сердюков, тот оперативник, который два года назад высказал Родиславу все, что думает о нем, и с которым отношения с тех пор так и не наладились.

Увидев Сердюкова, Родислав приветливо улыбнулся.

– Улыбаешься? – голос оперативника не предвещал ничего хорошего. – Сидишь, баклуши бьешь? Думаешь, если у тебя тесть генерал и большой начальник, то тебя никто тронуть не посмеет?

– Слав, ты чего? – удивился Родислав. – Не выспался? Или с похмелья?

– Я-то выспался, а вот как ты можешь спокойно спать? Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Ты отдаешь себе отчет, что весь отдел БХСС пашет как проклятый, а ты все пускаешь коту под хвост? Думаешь, если начальник следственного отдела не делает тебе замечаний, то ты уже кум королю и сват императору? Да он тестя твоего боится, вот и молчит в тряпочку, хотя любой другой начальник на его месте тебе уже неполное служебное соответствие давно выписал бы. Ну да ничего, я не начальник, мне терять нечего, я тебе в глаза все скажу!

– Слава, успокойся. Скажи толком, что стряслось?

Родислав пытался казаться уверенным в себе, но нехорошее предчувствие накатило на него штормовой волной. За два с небольшим года, которые прошли после той ссоры с Сердюковым, стиль работы следователя Романова не изменился, ему по-прежнему было скучно, и он был рассеянным, не особо добросовестным и часто допускал ошибки и промахи, которые позволяли адвокатам успешно оспаривать в суде результаты предварительного следствия, а зачастую приводили к тому, что дела приходилось прекращать и на более ранних этапах. Да за примерами далеко ходить не надо, буквально три дня назад закончился судебный процесс по делу о хищении путем злоупотребления служебным положением, у Родислава в обвинительном заключении фигурировали семь эпизодов с общей суммой хищений в 1430 рублей, а в приговоре остался только один эпизод, самый незначительный, на 43 рубля. Оперативники землю рыли, головы ломали, придумывая, как накопать эти семь эпизодов, проявили чудеса изобретательности, а он, следователь Романов, не смог закрепить доказательства, правильно провести допросы и сформулировать нужные вопросы в постановлениях о проведении экспертиз и даже не все экспертизы назначил. Одним словом, угробил всю гигантскую работу оперов. Наверное, Сердюков из-за этого взбеленился.

– Что стряслось? А то, что Ляхов выпущен из-под стражи в зале суда!

Точно, фамилия этого расхитителя – Ляхов. Значит, Родислав правильно угадал причину гнева бывшего приятеля.

– Мы целый год бились, чтобы его на чистую воду вывести, он же ворюга, каких свет не видел, и всегда чистеньким оставался! Для нас посадить его – это был вопрос чести! Мы спать забывали, семьи свои неделями не видели, все под него копали, а ты все развалил, кретин! Недоумок! Бездельник! Ты вообще ничего не можешь, только молоденьких секретарш трахать! Думаешь, никто ничего не видит, никто ничего не понимает? Да все понимают, что в этом кабинете тебе цена три копейки, и то как кобелю, а как следователь ты вообще ничего не стоишь.

Родислав резко поднялся из-за стола и сделал шаг по направлению к оперативнику.

– Слушай, ты все-таки выбирай выражения, думай, что говоришь, – произнес он, стараясь унять дрожь в ногах.

– Я что думаю – то и говорю, хватит, мне надоело молчать и делать вид, что все так и должно быть! И выражения выбирать я не собираюсь, слишком много чести для тебя выслушивать правду в деликатных выражениях. Таким, как ты, в приличном обществе руки не подают.

Сердюков сорвался на крик, и Родислав почувствовал, что на него накатывает «это»: он плохо понимал, что нужно делать и что отвечать, его начало мутить. Единственное, что он смог, – это попытаться положить руку на плечо Сердюкова в примирительном жесте, но оперативник, недостаточно хорошо знавший миролюбивый характер Родислава, расценил этот жест по-своему – как попытку схватиться врукопашную. Он резким движением отбросил руку Романова и схватил того за грудки. Они сцепились, Родислав задел локтем графин с водой, который с грохотом ударился об пол и разбился. На грохот из коридора заглянул какой-то сотрудник, который бросился к ним и разнял. Сердюков еще продолжал что-то кричать, но Родислав уже плохо понимал, что именно, он изо всех сил боролся с подступающей тошнотой.

Через час его вызвал к себе начальник и велел писать объяснительную. А через неделю в управлении состоялся суд офицерской чести, на котором рассматривалось дело о драке на рабочем месте, учиненной майором Романовым и капитаном Сердюковым.

Родислав ходил подавленный и злой. Помимо неприятностей на работе, его преследовал страх, что о случившемся узнает Николай Дмитриевич. И тесть, конечно же, узнал, нашлись доброхоты, которые донесли до него информацию о неблаговидном поведении зятя. Узнал и вызвал Родислава к себе в служебный кабинет для разговора.

– Я ценю тебя за то, что ты честный человек и имя офицера ничем не замарал, – сказал он сурово. – И как отец я тебя ценю за то, что ты Любке хороший муж. Ты ее береги, она одна у меня осталась, Томка теперь мне не дочь, сам знаешь. А вот то, что с работой у тебя не все ладится, – это, конечно, беда. Материалы суда офицерской чести я читал, знаю, что драку не ты затеял, но сам повод для нее тебя не украшает. Ты действительно допускал ошибки, даже твой начальник этого не отрицает. Ты мне скажи честно, ты свою работу любишь?

Родислав подавленно молчал, он не знал, как и что ответить, чтобы не рассердить тестя. Была бы рядом Люба – она бы точно знала, как себя вести, и подсказала бы. Но жены рядом не было.