Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела Страница 64

Иногда он спрашивал: «А это что такое?», «А что тута теперь?», «А это когда построили?»—но больше молчал. А Маша не мешала, сама помнила, как год назад не смогла доехать до дома, вышла из машины и шла пешком.

Степаныч до дома дотерпел, из машины не вышел, хоть Мария и предлагала остановиться. И ей очень хотелось спросить, а хорошо ли он видит то, мимо чего они проезжают, но не решалась. Спросила об этом только дома.

– А чего мне разглядывать? Я все это наизусть знаю. Побрякушки ваши новые плохо вижу, не стану врать, а то, что нужно, я и с закрытыми глазами разгляжу.

Он умылся с дороги, переоделся в старенький тренировочный костюм, принялся доставать из чемодана соленья-варенья:

– На вот, Клава тебе собрала гостинца, как ты любишь все. Грибков тут разных, соленых, и сушеных, и маринованных. Вареньица, чернички сушеной на компот, орехов… Морошки вот свежей банка… А мужик-то твой когда придет?

Маша от неожиданности залилась пунцовой краской. Она и сама хотела рассказать Степанычу про Вадика, и непременно рассказала бы, только позже.

– Ой, а откуда ты узнал? – Она даже не поставила ему в укор дурацкое это сочетание «твой мужик».

– Дык не слепой. Плохо вижу, да, но не слепой. В ванной две щетки зубных, два полотенца. И ботинки мужские в прихожей, и тапочки. А раз щетка и тапочки имеются, стало быть, серьезное дело. Отношения. Ругаться-то не будет твой?

– Ты что, вы с ним обязательно подружитесь.

И Маша все ему рассказала. Сначала про Вадика, а потом и про все остальное. Про приезд Александры, про Светку с Иваном и даже про странные события, что происходили с ней в последнее время. Только про визит Пургина не стала рассказывать, не хотела Григория Палыча в нехорошем свете выставлять.

– Дела-а-а, – протянул Степаныч очередной раз, по привычке разминая в руках лицо. Шершавыми, узловатыми пальцами теребил нос, в горсть собирал щеку, растирал лоб. – Дела, Маша. Ты мне не говори, если не хочешь, но, может быть, у тебя и вправду что-то есть? То самое, что ищут.

– Да что ты, откуда? Да и что у меня может быть? План военных укреплений?

– Э-э, сама мне рассказывала про бабкины драгоценности.

– Ой, ерунда какая! Это же просто миф нашей семьи. Если что и было, то сплыло еще в прошлом веке. Я их в глаза даже не видела. Всячески.

Последнее Маша добавила для пущей убедительности.

Степаныч крякнул:

– Как? Не понял? Что всячески?

– Ой, не обращай внимания. – Маша смутилась. У Вадима как-то лучше получалось, как-то к месту. – Это так, выражение. Для связки слов.

– А-а, ну если для связки слов… А я бы на твоем месте хорошенько подумал. Ты, как мне рассказывала, так и другому кому могла рассказать, а человек за чистую монету принял.

Все так, только Маша никому больше про это не рассказывала. Глупость ведь. Мишка, разумеется, знал – сколько раз они в поиски сокровищ играли. Македонскому рассказывала так просто, чтобы повеселить. И все. Тогда что же это получается?

Ничего хорошего снова не получалось.

И Степаныч, по большому счету, оказался не помощник, потому что в понедельник, с самого утра поехали они в больницу, где Степаныча благополучно и оставили.

Глава 12. Неприятный визит

– Простите, вы Мария? – Это был даже не вопрос, скорее укор.

Сногсшибательной красоты открытое алое платье, алая помада, алый маникюр, струящиеся по плечам гладкие пряди волос оттенка «розовый жемчуг». На пороге квартиры возникла эффектная блондинка. Словно она снималась для обложки «Космополитена». Снималась-снималась, устала и к Маше зашла.

– Мария, – Маша энергично кивнула, – здравствуйте.

– Ну да, Мария, – подтвердила блондинка, пристально осматривая Машу с головы до ног. Она сделала какое-то неуловимое движение, плавное и грациозное, и оказалась в прихожей. Легко провела рукой по волосам. В искусственном свете заиграл всеми гранями бриллиант ее перстня, в такт ему заискрились бриллианты сережек.

Странно, Маше казалось, что бриллианты среди бела дня – это моветон.

– Здравствуйте, – упрямо повторила Мария, подтягивая повыше мешающие рукава клетчатой Вадиковой рубашки.

– Я Карина, – объявила блондинка таким тоном, будто это все объясняло. – Карина Коллер.

Карина Коллер? Какое красивое сочетание – Карина Коллер. Не то что Маша Мурашкина. Красивое и неуловимо знакомое…

– Я жена Михаила, – с расстановкой произнесла она, досадуя на непонятливость этой девчонки.

Так вот она какая, эта сто раз треклятая Маша. Подруга детства. Мышка, бесцветная и серенькая. Коломенская верста. Тощая дылда во фланелевой рубахе с чужого плеча. Машка-мышка. Нет, он называет ее Муркой. Выходит, Машка-кошка? А впрочем, если быть честной с самой собой, то она ничего, вполне. Высокая, худая, глаза выразительные, губы пухлые – все как сейчас модно. И безо всякого силикона.

– Так вот ты какая, Маша Мурашкина.

Батюшки святы, да это же Мишкина жена! Красавица. Да кто бы сомневался, у Мишки и должна быть такая жена. Но только что она делает здесь?

– Что-нибудь с Мишей? – опомнилась Мария.

– С Мишей? – Карина Коллер даже удивилась. – Да нет, вроде бы ничего с Мишей. Я к тебе.

– Ох, конечно. Вы проходите, пожалуйста, вон туда, прямо, в гостиную…

– Мань, да ты не парься, я эту квартирку как свои пять пальцев знаю. Нажилась здесь, знаешь, с сумасшедшей старухой. Вспомнить тошно.

Машу чуть заметно передернуло. То ли от фамильярного обращения «Мань, ты», то ли от пренебрежительного упоминания о неуживчивой бабушкиной сестре. Она хотела строго поправить «не Маня, а Мария», хотела напомнить, что неучтиво это, плохо о мертвых, но только безвольно спросила:

– Вам, может быть, чай или кофе?

– Мне воды. Без газа и ломтик лимона кинь, – по-хозяйски бросила Карина на пути в гостиную.

Маше же пришлось тащиться на кухню за водой. Плеснула в высокий стакан минералки из холодильника, лимон положила.

Карина отхлебнула и заметно поморщилась, отставляя стакан.

– Теплая.

Вот зараза. Она и воды-то наверняка не хотела. Хотела просто озадачить Машу, заставить ее суетиться. Ну и попросила бы тогда не воды, а борща тарелку или яичницу пожарить.

– Неплохая квартирка, скажи? – Карина с интересом разглядывала обновленную гостиную. – Я здесь после ремонта не была. Даже симпатично. А ты знаешь, раньше это не квартира была, а прямо лавка старьевщика. Плюшевые шторы с бахромой и над столом огромный абажур с кистями. Такой старый, тряпочный пылесборник. Короче, кошмар…

Маша прекрасно помнила плотные портьеры с бахромой. Когда-то они задергивали их поплотнее и могли даже днем, когда на улице солнце, смотреть старые, маминого детства, диафильмы на допотопном проекторе. И абажур прекрасно помнила. В Новый год к нему подвешивали блестящие звезды.

– Я и не знала, что здесь все так изменилось, – нараспев протянула Карина, – хоть приходи и живи. Успокойся, шучу.

– Карина, вы ко мне по какому-то делу? – не выдержала Маша. В конце концов, терпеть эту распрекрасную Карину она не обязана даже из уважения к Мише.

– По делу? – удивилась Карина. – Ну да, по делу. Мы ведь разводимся, да ты сама знаешь.

– Разводитесь? С Мишкой? – изумилась Мария, она слышала об этом впервые.

– С Мишкой, с Мишкой, – передразнила гостья, – с кем же еще? Не делай вид, что ты здесь ни при чем.

– Я? Да я об этом слышу впервые…

– Мань, да ты не мучайся, я не в обиде, – свою легкую досаду Карина сопроводила столь же легким движением руки, – было и прошло. Теперь я зато свободна. Знаешь, так даже к лучшему.

– Как к лучшему? – Маша не могла поверить услышанному. – Вы разводитесь или нет? А как же ребенок?

Мария, сама пережившая развод, не могла взять в толк – что здесь может быть хорошего.

– А что ребенок? Миша пообещал, что нуждаться мы не будем. Квартира, две машины, дача – все остается нам. Он ради Даньки всечто угодно сделает, только чтобы я им видеться разрешала. А ты как думала? Нет уж, подруга, принимай его с одним чемоданчиком, как я когда-то.

– Я? Я принимай? Да почему же я?

– Ладно тебе, не прикидывайся. Это ведь с твоим приездом он вдруг переменился. До прошлого года его все в нашей жизни устраивало, а тут вдруг перестало. Да он и не скрывает вашей связи…

– Карина, что вы такое говорите? Какой связи? Между нами нет ничего, мы просто друзья детства.

Последнюю фразу Маша произнесла не слишком уверенно, она не была до конца убеждена, что они с Михал Юричем все еще друзья. Слишком много непонятного стояло между ними, слишком много. Однако Карина эту неуверенность в голосе отнесла на свой счет:

– Мань, да мне все равно, с тобой или с другой. Мы уже все решили.

– А мне не все равно, я к этому разводу отношения не имею.

– Ладно, не имеешь, – легко согласилась Карина. – Только учти, жизнь с ним не сахар. Он же никого вокруг не замечает, для него существует только он сам. Он сам и его работа. Ноль друзей, ноль родственников, человек-машина. Стройки, совещания, бетон-раствор, активы-дебет-кредит. Впрочем, что я тебе рассказываю… Я ведь зачем пришла? Я тут в сейфе свое колье держу. Оно мне до сих пор ни к чему было, оно старинное – страшненькое, не наденешь. Страшненькое, но очень дорогое. Я заберу, ладно? Я ведь теперь должна о будущем думать, бабло считать. Идет?