Василий Казаринов - Тень жары Страница 64

–  Хромой такой... Левая нога в ортопедическом ботинке. Не видели?

Поразительно – он видел и запомнил.

Он запомнил благодаря какой-то странности... Ах да, он был очень бедно одет, и вообще производил впечатление полунищего, однако при этом на ходу жевал шоколадную конфетку – что-то из известного семейства, где "толстый-толстый слой шоколада".

Ой, не нравится мне все это... Безденежный старик, все последнее время едва-едва сводивший концы с концами, раскошеливается на "сникерсы" или что-то в этом роде?

–  Он задал мне тот же вопрос...  – швейцар стыдливо отвел глаза.  – Насчет института. И еще спросил – не грустно ли все это.

Понимаю... Узнай Иван Францевич, что я фарцую газетами, он бы меня по головке не погладил.

–  Один совет...  – я потянула молодого человека за рукав, понуждая его наклониться.  – Не тяни гласные без разбору. Это все-таки язык Шекспира, а не бабл-гам.

–  Да-да,  – согласился он,  – "пишется Ливерпуль, а читается Манчестер"... Я за этим послежу,  – зыркнув по сторонам, он вытащил из кармана крохотный продолговатый пенальчик, дал ему в лоб щелбан; предмет выплюнул плоскую пластинку.

–  С собой?  – сглотнув слюну, спросила я.

Он расхохотался. Ах, да...

Что за прелесть – водить в Агаповом тупике; идти дозором по этим дворам, прислушиваться, принюхиваться, приглядываться – непременно взбодрит тебя какое-нибудь свежее впечатление: на этот раз оно явилось мне в виде татарки Раи, нашего дворника, средних лет женщины с румяным лицом, очень хорошо сохранившимся от здорового, наполненного физическим трудом на воздухе образа жизни; опираясь на метлу, она с тоской и грустью взирала на помойку.

Железные контейнеры, как всегда, были доверху завалены пустыми толстобокими бутылками; еще совсем недавно, может быть даже вчера, наполненные любимым напитком туземцев Огненной Земли. Загружает контейнеры какой-то подпольный буглегер явно по ночам; с утра население приходит к помойке, а опорожнять мусорные ведра некуда – вываливают объедки прямо на асфальт.

Рая сквозь зубы обещает спиртовозу повыдергивать ноги и пустить их самостоятельно гулять по Агапову тупику.

–  ГовнА такая!  – ругается Рая, и я про себя восхищаюсь ее тонкому языковому чутью; до чего просто и гениально: достаточно одеть слово среднего рода в женскую сорочку – и оно тут же приобретет известный шарм и изысканность.

Рая хмурилась, припоминая; хромой? Нет, в последнее время не встречала. Недели три, наверное, или больше.

Рае можно верить – она человек профессионально старательный, стоит на боевом посту часов с пяти утра, и пройти мимо нее незамеченным просто невозможно.

–  Может, он в больницу загремел?

В больницу? Об этом я как-то не подумала.

Скорее всего, так; не дай бог, с ним что-то серьезное: "неотложка" или "скорая", массаж сердечной мышцы, инсулин...

Рая прищурилась – она близорука немного, однако очки не признает; наверное, она права, дворник в очках – это все равно что еврей-дворник, нонсенс. Я проследила направление ее взгляда.

От арки наискосок через двор по направлению к нам двигалось сомнамбулическое существо в сером, гигантского, гренадерского размера больничном халате и тапочках-шлепанцах; я зябко поежилась: в последнее время дни стоят свежие, сомнамбула одета явно не по погоде.

–  Никак, Тоня?  – охнула Рая.

Баба Тоня: лицо как печеное яблочко, длинные трудовые руки, легкая косолапость – один из старожилов Агапова тупика; прежде у нее была собака Чуча, добродушный волчара с невозможно стыдливым взглядом, но весной она сдохла, отведав во дворе воздушной кукурузы. Это лакомство, как выяснилось, было нашпиговано зоокумарином и предназначалось для крыс. Баба Тоня с горя захворала – чем-то ужасным, безнадежным. Наверное, злокачественные опухоли уже давно свили гнездо в ее легком, одуванчиковом теле, и смерть любимой собаки только подтолкнула и разогнала процесс: после долгих обследований и истязаний ее уложили в онкологическое отделение.

–  Что их там, на прогулки отпускают?

–  Ага, жди!  – пресекла Рая мои размышления вслух и как всегда, оказалась права.

С утра в отделение, равнодушно докладывала Тоня, пришел главврач и "освободил" больных и страждущих: нет денег на содержание, нет лекарств и лабораторных препаратов, нет еды в столовке – вообще ничего нет; поэтому граждане рако-больные, ступайте с богом! – баба Тоня и пошла...

–  Господи, пешком?  – я прикинула про себя расстояние до онкологического центра и ужаснулась.  – В самом деле пешком?

Ласково улыбаясь, баба Тоня мелко кивала: пешком, пешком, милая, а как же еще, денег-то нет...

Что ж, пейзаж для Огненной Земли вполне нормальный; так и бредут они по городу: все сердечники, разинув голубые от боли рты; и почечники, гремя утробными камнями; и костыляют из Склифа наскоро заштопанные, на живую нитку наметанные клиенты хирургического отделения; и паралитики, наверное, идут как цирковые акробаты – на руках; и даже те, кто в состоянии комы пластался в "интенсивной терапии", тоже пойдут, бережно неся на вытянутых руках свои капельницы.

–  Чер-р-р-ти!  – выкрикнула Рая; я смотрела вслед удаляющейся бабе Тоне и поэтому не поняла, что на этот раз вызвало гнев нашей дворничихи; Рая вытянула ногу, демонстрируя свой ослепительный, апельсинового оттенка резиновый сапог, измазанный чем-то черным и сальным.  – Влипла... Куда ни плюнь – говны кругом!

Что верно, то верно: собачки настолько густо унавозили двор, что не оставили без продуктов своего отменного пищеварения ни единого квадратного сантиметра, – однако, черт с ними, в самом деле, – с четвероногими друзьями человека... "Рая, – восхищенно воскликнула я про себя, – это именно тот случай, когда умри, а лучше не напишешь!" Ведь в самом деле:

...и пусть фирма "Эрлан" к продукту, о котором идет речь, отношения не имеет, это уже не столь важно... Их в самом деле много, они – справа и слева, сверху и снизу, они заливают нас девятым валом и топят в себе...

Забежав в библиотеку, я талантливо отыграла роль "библиотекарша-сломленная-простудой" и выпросила несколько дней воли. Впрочем, и разыгрывать не было особой нужды: я имею безоговорочное право ни черта не делать на службе, поскольку зарплату мне задерживают уже третий месяц.

Вернулась домой, поцеловала Роджера в холодный лоб, бесцельно побродила по квартире; наконец уселась у телефона и поймала себя на мысли, что в последнее время отчетливо ощущаю его присутствие в доме... Это как боль – зубная, сердечная; нет ее – и будто бы не понимаешь, что есть у тебя челюсть, а в ней резцы и мудрые зубы, и не слышишь ритмичный ход сердечного перпетуум мобиле; однако чуть что – зашевелился нерв в зубе, сердечный клапан застучал – и сразу чувствуешь всю хрупкость плоти.

Значит, я жду звонка: манит, манит черный телефон; однако за пазухой у него холодно, он крайне молчалив, и даже если вызвать его на разговор, он попросит отвязаться: ту-ту-ту...

От кого должен долететь звонок? От Алки? Это исключено – мы страшно поцапались. Вернувшись в Москву из своей деревни, Алка гневно отчитывала меня по телефону: я – сука такая! (само собой разумеется), я – ... (понятно, упрек принят), я – ... (с этой характеристикой можно поспорить), я – ... (ну, эхо уже слишком, перебор, я не торчу на Трех вокзалах и не занимаюсь оральным сексом с кем попало!) – словом, я, конечно, неправильно поступила, бросив ее на даче без машины и без средств к существованию... Нет, Алка не позвонит, да я и не жду.

Признавайся, Белка: ты самая чудная белка из всех бегающих по деревьям в джунглях Огненной Земли, поскольку ждешь встречи с охотником.

Я рассеянно листала странички с номерами телефонов – нет занятия печальнее: перебирать имена людей, когда-то близких, необходимых, но теперь годами не подающих весточку.

Из блокнота выпала визитка. Я повертела в пальцах плотный и вполне респектабельный кусочек картона.

"Сергей Панин, консультант..."

Ах да, в прошлом году, кажется весной, Серега заходил в библиотеку – порасспросить о моем бывшем муже. Помочь я ему тогда не смогла: с Федором Ивановичем мы не виделись лет восемь, и желания встречаться я не испытывала... Помнится, Панин от руки вписал телефон мужа.

Мне пришла в голову нескучная мысль.

Этот розыгрыш стар, как мир.

Он стар настолько, насколько идиотичен.

Тем не менее я набрала вписанный от руки номер телефона.

Ответил ровный, прохладный женский голос. Нет, с генеральным директором поговорить нет никакой возможности. Да, занят... Если вы не договаривались о разговоре заранее, то – увы и ах...

Ничего себе, оказывается, в коммерческих лавочках даже о телефонной болтовне следует договариваться.