переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 64

— А что вы думаете о детях? — пыхнул я дымом, с интересом оглядывая недоуменные лица стариков — Я в том смысле что — собственные были? И как к ним относились?

— Понятней не стало — кашлянул Федорович — Ты о чем, отрок?

— Задумался просто. Вот я к примеру никогда думал, что пора бы уже и детей зачать да родить, затем вырастить и воспитать как положено.

— Жизни по заветам старинным чурался — понял меня Тихон.

— Именно! — кивнул я — Прямо вот в точку угодили. Чурался. Все эти воспетые стариной и насильно порой навязываемые правила мне всегда поперек горла были.

Это ворчливое и недовольное сетование давным-давно женившихся знакомых и друзей в стили «Пора и о детях задуматься, мои вон уже вот-вот в школу пойдут, а ты все гуляешь…». Обычно я отмахивался, изредка напоминал, что я не крестьянин и ораву детишек мне заводить не для чего — это в деревне не дай боже останешься без сыновей и пиши пропало. Да и то так давным-давно было. Вон в наше прогрессивный век в фермерах одни только старики вашего возраста спины гнуть продолжают, тогда как их вовремя рожденные и правильно воспитанные дети свеклу да редьку собирать не пожелали и дунули в города, где быстро нашли куда более теплую работенку. Все лучше, чем стоять раком на грядках. Хотя сейчас техника решает. Нажал кнопку — роботизированный трактор вспахал поле. Нажал другую — засеял и заборонил. А чаще все это вместе взятое делается нажатием одной единственной кнопки. Так что и старики вполне справляются… уф… — опомнился я, поняв, что меня вдруг понесло.

— Одни старики в фермерах? Невеселое время у вас там — пробурчал Матвей — Если молодежь с земли бежит… не миновать стране бед.

— Речь о всем мире — поправил я — Не хочет молодежь картошку копать, коров пасти и в деревнях жить. Как по мне — их право. Это их жизнь и им решать. Но я о другом. О детях. Вы как в свое время о них мыслили? До того как сюда угодить.

Уговаривать открыть душу никого не пришлось. Заговорившие старики быстро доказали, что моя теория в принципе сходится. Часть детей не завела, у другого они были, но никогда спиногрызам сопливым особого внимания не уделял. Растут и растут себе. Еще один женился, завел пару детей, а затем вышел за сигаретами и сбежал от ненавистной жизни. Причем хорошо ведь жили. Но что-то терзало и не давало вздохнуть полной грудью…

Такой вот итог.

И что получается, если просуммировать все уже услышанное — и пока касающееся сидельцев только мужского пола?

А получается этакая шкала начинающаяся с «безразлично» до «отношение сугубо отрицательное».

Да уж… не скажу, что неожиданно, но, похоже, прибавилась еще одна общая черта в характерах попавших сюда бедолаг вроде меня. Ни для кого из нас дети не были смыслом или светом жизни. Есть — есть. Нету — и не надо. Примерно так…

— А зачем тебе такое?

— Да чтобы убедиться, что все мы чуток долбанутые эгоисты и нарциссы — улыбнулся я, поднимая с полу рюкзак — Поговорим о делах?

— Это с удовольствием — оживился Матвей — Рассказывай, Охотник. И показывай… если есть что показать…

— Есть — обнадежил я его, отвязывая от рюкзака увесистый сверток — Прошу.

— И что это? Чемоданчик какой-то. А в нем что? Ох ты ж мать! Это ж…

— Граммофон — кивнул я — И к нему пяток пластинок.

— Патефон! — поправил меня Федорович, бережно прикасаясь я открытому чемоданчику — Патефон! У нас такой был. Помню в детстве отец на подоконник поставит его, заведет аккуратно, включит… и во дворе музыка гремит. Танцуют люди! Веселятся! Придет бывало участковый, а сказать ничего не могет — имеем право! Рабочие люди со смены пришли, законно отдыхают… эх!

— Заводите — предложил я, но Федорович решительно воспротивился:

— Ты что! Надо дать ему отогреться с холоду-то. Иглу проверить. Пластинки опять же отогреть надо. Это ж механизм!

— Ладно — кивнул я, кладя на стол несколько целых с виду электронных плат — Вот этому отогреваться не надо. Что за платы — не спрашивайте, сам не знаю. Но их бы поменять в Замке на алкоголь.

— Сделаю — вызвался Матвей — Еще что? И на что менять?

— Отвертка с набором жал. Паяльник с оторванным проводом — вроде советский.

— Советский — со знанием дела подтвердил Тихон — А отвертка ненашенская. Это что?

— Пара метров мелкой наждачной бумаги, складной метр, стальной амортизатор автомобильный, треснутый аккумулятор автомобильный.

— Как же ты все это упер? — изумился старик.

— Это было нелегко — признался я, потирая спину — Хорошо далеко идти не пришлось.

— И что просить с Замка?

— Всего мне два литра самогона, блистер аспирина, блистер парацетамола, плюс пару любых художественных книг потолще и чтобы со всеми страницами.

— Ой не дадут…

— Если упрутся — добавь вот это — я положил на стол упаковку пальчиковых батареек — Все это нужно лично мне. Все что выторгуешь сверх того — уйдет Холлу. Если выторгуешь…

— Выторгую — уверенно кивнул Матвей — Не согласятся — уйду. Сами придут с рожами умильными. Сейчас и схожу. Только помощников кликну — на своем горбу все не упру.

— А мне чем заняться? — вздохнул Тихон — Всем дело дал, а меня…

— А вас собираюсь заслать в Центр — улыбнулся я.

— О как… и зачем?

— А как у Холла с Центром отношения?

— А как вечно голодный относится к вечном сытому? А бедный к богатому? Сам понимать должен, Охотник — пусть зависть чувство не божеское, но куда от нее люд денется, коли знает, что у центровых и похлебка погуще и кровати помягче… Считай враждуем тихо.

— Вот это и плохо — кивнул я — Очень плохо. Холлу пора наладить самую тесную дружбу с Центром.

— И зачем?

— Затем, что Холл тут в роли нахлебников — озвучил я не слишком приятную истину — У холловцев нет никаких прав. Их кормят из жалости. И если вдруг Замок решит нас всех попереть отсюда на мороз — Центр это событие проигнорит. Почему? Потому что мы им никто и даже хуже.

— Никто и даже хуже — повторил Тихон, задумчиво глядя на меня — И с чего бы вдруг Замку ополчиться на нас