Николай Черкашин - Опасная игра Страница 65

— Тем хуже для вас. Вы умертвили совершенно незнакомого вам человека только потому, что он оказался свидетелем вашего преступления. Ведь это на его глазах вы вышвырнули Ковальчука за борт!

Сергей Сергеевич вколачивал свои риторические вопросы как гвозди, подкрепляя их воистину гипнотизерскими взглядами из-под мохнатых бровей. Он внедрял свою версию в сознание подследственного с мощью штамповального станка.

— Если вы затрудняетесь вспомнить, как вы это сделали, я помогу вам. Вы знали, Что у партнера вашего шефа вшит стимулятор сердечной деятельности. Электрошоковый разряд, которым вы его поразили, оказался для него смертельным. Где вы достали электрошоковое устройство, Еремеев?

— У меня не было никакого электрошокового устройства.

— Ваше отпирательство так банально, что мне неловко заносить его в протокол.

— Можете не заносить, я все равно не подпишу протокол.

— Все равно вам будет в гробу, которого у вас тоже не будет. Вы-то знаете, как хоронят после подвала… Не подводите себя под вышку. Или вы надеетесь на амнистию? Честно говорю — она вам не светит, как не светит и пожизненное заключение. Но обещаю вам вполне приемлемый для вас срок, если вы все-таки подпишете протокол. Разве вы не так говорили своим подследственным? Или вы не выполняли своих обещаний? Если вы их выполняли, тогда прошу верить и мне.

— Я требую встречи с адвокатом!

Сергей Сергеевич поморщился и переставил с подоконника на стол — Еремеев вздрогнул — черную керамическую пепельницу в виде человеческого черепа.

— Вы же сами знаете, как трудно сейчас с адвокатами.

Каждый карманник требует себе адвоката… Буду иметь в виду вашу просьбу.

— Это не просьба. Это законное требование!

— Дорогой мой, не вам распинаться сейчас о законности.

Бевз склонился над протоколом, подарив ненароком подследственному чудный вид на мокрые железные крыши, над которыми кружила в осеннем туманце стайка белых турманов. Кто-то держал еще голубятню…

Напрасно Ереваныч пытался развеселить его историями из жизни армянского радио. Еремеев думал о своем: «Бывает запоздалое чувство страха и бывает запоздалое чувство счастья. Ведь был же счастлив этим летом, хотя каждый день был соткан из сотен мелочных забот. Но вспомни, как лениво бежала под яхтенные скулы зеленая затканная тополиным пухом вода. А потом ты поставил спинакер, и весь мир оказался в шатре расписного шелка… Вспомни, как вы целовались с Кариной, прикрывшись от солнца и чужих взглядов углом спущенного паруса… Ее поцелуи звучали на губах, замирая, долго-долго, как колокол после удара. Разве не подарила тебе судьба «Греческую смоковницу» наяву? За все приходится платить. Вот и плати… И нечего ныть, господин капитан!»

И третий допрос был проведен коротко, стремительно и беспощадно:

— Значит, вы отказываетесь сообщить, откуда взялся у вас электрошокер, — подытожил прошлую беседу Сергей Сергеевич. — Но ведь мне и без вас известно, что вы взяли его из вещдоков вашего последнего следствия. Вы, использовав служебное положение, взяли на время орудие преступления арестованного Вантуза и сами совершили им преступление. Ваши бывшие коллеги охотно раскрыли мне этот ваш маленький секрет. Я не поленился съездить на «Преображенскую заставу». И небезызвестный вам капитан Махалин раскрыл всю вашу неприглядную подноготную. Не верите?

— Не верю!

— Нет проблем! Устроим вам очную ставочку. Повидаетесь с бывшим приятелем. Наверное, соскучились? А?

Однако очную ставку с Махалиным Бевз почему-то так и не устроил. Более того, перестал вызывать на допросы. Неотличимые друг от друга дни складывались в незаметные недели, недели в месяцы… Уже отправились отбывать свои сроки сначала Вова, а потом Ереваныч, обменявшись на прощанье адресами. Уже и народ в камере сменился по третьему разу, а про Еремеева забыли напрочь.

Человека всегда что-нибудь гложет. На сей раз дежурной болью была тоска по Карине. Вдруг засомневался: не из той она породы, чтобы ждать мужика — ладно годами — месяцами. Да и зачем он нужен ей, почти вдвое старший? Декабристки теперь не в моде… был первый муж, был второй, найдется и третий.

— Еремеев! На выход!

Перед началом допроса Еремеев попросил свидания с женой.

— Как? — деланно изумился Сергей Сергеевич. — Разве я вам не сообщал?! Она погибла в автокатастрофе.

При ужасных известиях в первую очередь слабнут почему-то подколенные мышцы. Надо было почаще приседать, Еремеев, тренировать ноги, чтобы не садиться так позорно мимо стула. И вестибулярный аппарат укреплять необходимо: все поплыло, зрачки в разные стороны, полное рассогласование дальномеров… Не хватало еще сознание потерять, как последней институтке… Капитан Еремеев, не доставляйте удовольствие этому гаду вылить на вас графин с холодной водой!

Карина! Она все время порывалась сесть за руль «джипа». Села…

— Я не смогу отвечать сегодня на ваши вопросы. Прошу отправить меня в камеру.

— А я и не будут вас ни о чем спрашивать. Вам и в самом деле проветриться надо. Вон как побледнели, дорогуша. Так нельзя. Здоровье беречь надо. Мало ли что в жизни случается. Люди тонут ни с того, ни с сего, стимуляторы сердца вдруг отказывают… Съездите сейчас в Водники, на Пироговское водохранилище. Под парусом пройдетесь. Неприятности легче на природе переживать. По себе знаю.

Заодно и следственный эксперимент проведем. Покажите нам, как это гражданин Ковальчук за борт кувырнулся. Чего вам в камере сидеть. Надоело, поди? А мы прогулочку устроим, да еще в женском обществе. Вот Татьяна Николаевна компанию нам составит. Знакомьтесь, моя помощница!

Еремееву опять пришлось собрать все душевные силы, чтобы не вскрикнуть — на сей раз от радости — в кабинет вошла Таня Олейник. Она тоже ничем не выдала их давнего знакомства, скользнула взглядом и положила на стол бумаги на подпись.

Глава вторая

СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Под колеса милицейского «газона» летел латаный асфальт московских улиц. Как странно выглядит родной город сквозь зарешеченное стекло автомобиля. Ехали впятером — водитель, Бевз, Татьяна и милицейский сержант с укороченным автоматом.

Распогодилось. Мокрое шоссе было радостно вызлащено ноябрьским солнцем.

Хотя навигация закончилась, «Санта Марина» одиноко стояла у пирса. Татьяна отправилась в яхт-клуб за понятыми и рулевым, а все остальные с большим интересом осматривали красивое комфортабельное суденышко. Еремеев даже забыл на минуту, в каком качестве он здесь находится, — показывал, объяснял и даже готовил яхту к выходу.

— Можно и чаек сварганить! — по-хозяйски предложил он, хлопоча у газовой плитки. Выдвинул столовый ящичек, где хранились заварка, соль и специи, и наткнулся на складной боцманский нож с широким кривым лезвием. Оглянувшись — никто не видит, все разбрелись по яхте — сунул в карман. Пригодится, не здесь, так в камере.

Вернулась Татьяна с двумя понятыми — начальником клуба и парнишкой-рулевым. Она была очень хороша в своем красном плаще и алом берете. Пока величественный Бевз объяснял понятым их задачи, Таня подошла к Еремееву и тихо шепнула:

— Бери меня в заложницы и ходу! Понял?! У меня в правом кармане нож.

Еремеев оценил обстановку. Бевз с понятыми на берегу, автоматчик на пирсе. Водитель-милиционер разгуливает по крыше салона. Есть ли у него оружие?

— Саша, — крикнула Татьяна автоматчику, — принеси, пожалуйста, мою сумку. Она на заднем сиденье!

Сержант, закинув автомат за спину, поплелся к машине. Татьяна спрыгнула с пирса в кокпит и выжидательно посмотрела в глаза Еремееву: ну же?!

Олег не спеша снял швартовый конец с носовых уток.

— Иди сюда, — подозвал он водителя, — подержи трос.

Молоденький милиционер соскочил на пирс и охотно взялся помогать. Теперь на яхте никого, кроме Татьяны, не было. Еремеев спустился в кокпит, нажал кнопку стартера. Дизель фыркнул в воду и глухо забубнил, сотрясая корпус сытой дрожью. Все обернулись на этот новый звук. Пора!

«Господи, помоги!»

Еремеев выхватил боцманский нож, притянул Татьяну, которая охотно приникла к нему, приставил ей к горлу кривое лезвие и заорал:

— А ну, падлы, не подходи! Все на берег! Кто рыпнется — зарежу!

Бевз оторопело вскинул свои роскошные брови. Но Еремеев следил только за автоматчиком. Тот вскинул оружие и в нерешительности замер. Сергей Сергеевич тоже достал пистолет.

Татьяна закрыла глаза, и Еремеев почувствовал сквозь плащ нешуточную дрожь ее сильного тренированного тела. При желании ей ничего не стоило перекинуть его через бедро, но она лишь вжималась в его грудь.

— Марш с пирса! — крикнул он водителю, все еще державшему носовой швартов. — Брось трос и на берег!