Александр Смирнов - Вавилонская башня Страница 67

Войдя в камеру, Батон увидел своего старого знакомого.

— Бобёр, ты смотрящий? — спросил он.

Смотрящий еле заметно кивнул головой. Батон подошёл к нарам старшего и хотел было скинуть с соседней шконки матрац.

— Не здесь, — послышался голос смотрящего. — У параши.

— Ты же меня знаешь, Бобёр!

— По какой статье чалишься? — спросил старый знакомый.

— До статьи ещё далеко. Нету у них против меня ничего.

— Я спрашиваю взяли на чём?

— Бобёр, мы с тобой не первый год знакомы.

— Помню. Раньше ты гоп-стопом промышлял.

— К чему тогда эти расспросы?

— Всё меняется со временем. Может быть, ты окрас сменил?

— Поздно мне окрас менять.

— Батон, неужели тебе проституток мало?

— Неужели ты с ментами снюхался?

— Это ты зря сказал, Батон. Моя информация по почте пришла.

— Не было у меня ничего с этой девкой.

— И поэтому тебе сломали челюсть, а Сёму на перо поставили?

— Ну, менты, ну, суки!

— Ты законы знаешь, — сказал смотрящий.

Батон хотел что-то ответить, но не смог, чьи-то руки сзади обхватили горло и перекрыли дыхание. Бандит потерял сознание.

***

Николай сдал оружие и предъявил пропуск на КПП. Пройдя по коридорам следственного изолятора, милиционер зашёл в оперчасть.

— Ты пришёл Батона допрашивать? — спросил высокий офицер Николая.

— Как договаривались. Я же вчера пропуск заказывал. У него с челюстью всё в порядке? Говорить сможет?

Офицер как-то замялся и отвёл глаза.

— С челюстью у него всё в порядке.

— Вот и отлично, а то из-за его челюсти я уйму времени потерял.

— Его нет, — вдруг резко ответил офицер.

— Что значит нет? Я же вчера подавал заявку. Ни о каком этапирование даже речи не шло.

— Ты не так меня понял — он умер.

Николай от удивления на мгновение потерял дар речи.

— То есть как умер? Он же здоровый, как бык!

— Заражение крови.

— Какое заражение? У него же просто срасталась челюсть.

— Заражение произошло в результате разрыва прямой кишки.

— Прямой кишки?

— Так точно. Кишка прорвана в пяти местах.

— И кто это сделал?

Офицер пожал плечами.

— Их в камере пятнадцать человек было.

— Но…

— Кишка прорвана жёстким предметом, — продолжал офицер, — рукояткой ложки или вилки. Обыскали всю камеру — ничего не нашли.

— Выходит я опоздал.

— Его свои приговорили. Я по собственному опыту знаю, что если человека обвиняют в изнасилование несовершеннолетних, он до суда редко доживает.

— Это только предположение. Ещё ничего не известно. Было это изнасилование, или попытка, а может быть, вообще ничего не было.

— Это нам с тобой неизвестно, а у них всё делается быстро: следствие, суд, приговор и исполнение — всё за один час.

***

Таня так и не доехала до своей мамы. Кошмар, который произошёл с ней, спутал все планы. Вместо уютной отдельной квартиры в одном из спальных районов Петербурга, она оказалась в коммуналке с незнакомыми людьми и в совершенно неприглядном виде, но зато в самом центре города. Впрочем, ни вид, ни незнакомые люди её сейчас не беспокоили. Если бы недавно она только представила, что совершенно посторонним людям будет показывать своё тело, включая и интимные его части, она бы просто провалилась со стыда, а сегодня Таня с готовностью выполняла любые распоряжения этих людей.

— Саня, держи её, чтобы не дёрнулась, здесь стянуть надо, а то шрам может остаться.

— Спасибо, я так благодарна вам! — звенел девичий голосок.

— Спасибо потом скажешь, — ворчала Маша, — а сейчас слушай что говорят. Нам с тобой шрама никак допустить нельзя, ты ещё молодая, у тебя всё впереди.

Маша сильно сдавила рану тугой повязкой. Таня вскрикнула от боли и вцепилась в руки Александра, однако Сашина хватка была "мёртвой", и дёргание девушки не помешали закончить перевязку.

— Руки отпустите, — как можно мягче сказал Саша.

— Что? — не поняла Таня.

Александр взглядом показал на свою руку и на ногти девушки, которые в неё впились.

— Руки отпустите, — ещё раз повторил Александр.

Таня разжала пальцы и увидела как белая рубашка, испачканная бурым цветом крови, стала окрашиваться в алый цвет. В глазах всё закружилось, начало подташнивать, а в ушах послышался какой-то свист.

— Держи её, она сейчас упадёт! — крикнула Маша.

Крепкие мужские руки схватили девушку, а Маша быстро стала нашатырем натирать ей вески. Свист в ушах прекратился и тошнота прошла.

— Она к тому же ещё и крови боится, — засмеялась Маша.

— Мама во время войны была медсестрой, — объяснял своей новой знакомой Александр.

— Ты зубы то не заговаривай, скидывай рубаху! — скомандовала Маша.

Александр снял рубаху и повернулся к матери раненой рукой. Таня посмотрела на рану и снова побледнела.

— Ты вот что, красавица, нечего на голых мужиков засматриваться — отвернись.

Девушка отвернулась и её щёки стали розоветь.

— Ничего страшного, — говорила Маша, — рана не глубокая, но тоненький шрам всё равно останется. Сейчас обработаем всё и перевяжем.

После того, как разрезанная рубашка, испачканная кровью, была выброшена, а рана перевязана, Тане разрешили повернуться.

— А помнишь, как я под стол залез? — вдруг вспомнил Саша. — Я потом не знал куда глаза деть — мне так стыдно было! Ты, наверное такое обо мне подумала!..

— Ничего я не подумала. — Таня повернулась к Маше и говорила уже ей, — Я уже ручку для клиентов к столу приклеила, так они, как сговорились, стали все доставать свои и ронять их, чтобы под стол залезать.

— Этим мужикам только этого и надо. Я во время войны в госпитале служила, так там мужики, завидев меня, не ручки, а костыли на пол бросали.

— И что потом? — не поняла Таня.

— А потом всё, как положено. Вон видишь какого красавца родила?

Все рассмеялись и не заметили, как с дежурства вернулся отец. Одного взгляда разведчика хватило, чтобы понять, что произошло. Сын с перевязанной рукой и содранной коже на правой кисти и незнакомка с распухшим и лиловым лицом в халате жены всё прекрасно объясняли.

— Всё обошлось? — спросил отец.

— Слава Богу! — ответила Маша.

— И для девушки?

Таня кивнула головой.

— В таком случае знакомь нас, — обратился Николай к сыну.

— Это Таня из Москвы. Помнишь, я про неё тебе рассказывал?

— Вот значит что? В таком случае ты к нам Танечка надолго. Бог так просто судьбы не сводит.

Маша улыбнулась на слова мужа и кивнула головой.

— Да, просто так в жизни ничего не бывает.

Таня, приехала в Петербург инкогнито. Она хотела сделать маме сюрприз. Однако, представив, как этот сюрприз будет теперь выглядеть, решила изменить свои планы.

— Ну, как я в таком виде ей на глаза покажусь? Её же сразу инфаркт хватит! — объясняла она. — Вся в синяках, ссадинах и в чужом халате. Нет, надо ехать в Москву. В следующий раз приеду.

— А ты думаешь, что в банке обрадуются твоему виду? — спросил Александр.

— Ой, туда даже носу нельзя совать, — испугалась Таня. — Я же с клиентами работаю.

— Короче, оставайся у нас, — заключила Маша. — Погостишь недельки две — я за это время твоё личико в порядок приведу.

— Две недельки? — обрадовалась Таня, — тогда я, может быть, и маму успею увидеть?

— Конечно, успеешь. А за халат не беспокойся, — вступил в разговор отец, — мы не Рокфеллеры, конечно, но на женское платье и босоножки раскошелиться можем.

— Я отдам, я сразу отдам, как только получу получку, — стала оправдываться девушка.

Таня вдруг сморщилась, и из глаз потекли слёзы.

— Да если бы я была даже Рокфеллером, разве могла бы я рассчитаться с вами за то, что вы для меня сделали?

— Да кто ж знает наверняка, дочка, для кого мы это делали: для тебя или для себя? Это один Бог знает. Мы же просто поступили, как должен поступить любой человек, оказавшейся в такой ситуации, если он человек, конечно, — успокоила её Маша.

Нет, ничего этот Энштейн изменить не может. Правильно его сумасшедшим считали. Как ни старайся, как ни растягивай время, а оно всё равно проходит. Хоть бы на часик, хоть бы на минутку, хоть бы на секунду задержалось. Нет, идёт себе, как положено, будто кроме него во вселенной больше и нет ничего и никого.

— Отпуск к концу подходит, — печально говорит Александру Таня, — скоро в Москву надо ехать.

— К маме пойдём?

— Я хочу сначала одна. Надо подготовить её.

— Нас дядя Кузьма в гости пригласил.

Таня прижалась к груди Саши и улыбнулась.

— Конечно, пойдём. Я теперь за тобой как ниточка за иголочкой: куда ты, туда и я.

— К сожалению, ниточка скоро поедет в Москву, а иголочка останется в Петербурге.