Виолетта Горлова - Как пальцы в воде. Часть 2 Страница 67

– А профессор не говорил вам о каких-либо важных фактах, которые могли быть в его записях? – спросил Фрэнк.

– А как вы сами думаете? – лукаво улыбнулся священник.

– По-видимому, нет, – чуть подумав, ответил Тодескини.

– Значит, вы догадались: почему он ни о чем мне не рассказал, – заключил Коварт.

– Наверно, не хотел возлагать на вас ответственность за сложный выбор между вашей совестью и чувством гражданского долга, – подытожил Фрэнк.

– Видимо, так, – согласился Джейсон, сосредоточенно глядя на яркий бокал с вином, который он слегка покачивал своими тонкими длинными пальцами. – Марк, а вы можете рассказать теперь, что вас надоумило на тот вывод, что профессор передал свой дневник мне.

– Когда мы в предпоследний раз встретились с вами неподалеку от кладбища, то вы, – я обратился к священнику, – спросили меня: занимаюсь ли я расследованием смерти Алана Биггса и, услышав отрицательный ответ, вы произнесли примерно следующее: «Профессор приходил ко мне незадолго до своей смерти и выглядел счастливее, чем когда-либо».

– Да, верно, – удивленно покачал головой священник. – Вы действительно точно передали мою фразу. У вас замечательная память, мистер Лоутон, и не менее замечательные аналитические способности. – В восхищении он покачал головой.

– Спасибо. Просто этот разговор произошел не так давно, – скромно заметил я.

– И все? – обратился ко мне Фрэнк. – Ну а дальше– то что? – Его легкая расслабленность сменилось азартом и живым интересом.

– Затем я сказал: жаль, что Алан Биггс умер и добавил о своих предположениях, будто профессор хотел со мной о чем-то поделиться, но, к сожалению, не успел, – ответил я.

– Тогда я спросил вашего друга, мистер Тодескини, что он подразумевает под словом «жаль». Сожалеет ли он о смерти старика или о том факте, что тот ему чего-то не успел рассказать.

– А я честно ответил: эта фраза была продиктована моим эгоизмом. Но насколько я понял из наших бесед с мистером Биггсом-тот не был против своей смерти, – медленно произнес я и внимательно посмотрел на отца Джейсона – оценить его реакцию сейчас. Однако мужчина казался невозмутимым, как и в ту нашу с ним беседу.

– Честно говоря, я так и не понял, какие слова отца Джейсона послужили для тебя зацепкой, неким основанием для твоей догадки? – недоумевая, спросил Фрэнк.

– Я вам отвечу, мистер Тодескини, – обратился священник к Фрэнку и перевел свой взгляд на меня: – Вы позволите, Марк?

– Конечно, святой отец.

– Я тогда успокоил мистера Лоутона, сообщив ему, что профессор Биггс перед смертью не забыл позаботился о своих земных делах, добавив: и о ваших, Марк, возможно, тоже.

– Да, но тогда я подумал, что вы говорите образно, имея в виду пару книг из библиотеки профессора, которую тот, как оказалось позже, завещал университету. И только недавно, вспомнив наш разговор с ученым, я сопоставил эти фразы и меня вдруг осенило, что они были сказаны не просто так, – быстро проговорил я несколько возбужденно. – Да, и потом мой сон! Я сразу подумал о его возможной смысловой нагрузке. – Мое радостное настроение передалось и моим собеседникам.

– О каком сне вы говорите, мой друг? – спросил священник.

Я еще раз пересказал свое сновидение.

– Видите, Марк, вас не оставляют без помощи. Значит, вы на верном пути! – торжественно заключил Джейсон.

Я понимал, что сейчас он отдаст мне дневник профессора и нам нужно будет уходить.

– Я так понимаю, что профессор вел свои записи втайне от других? – спросил священник.

– Нельзя исключить, что, возможно, кто-то и подозревал, но мистер Биггс неплохо маскировался. – Я не стал дальше развивать эту тему, дабы не наводить Коварта на неприятные размышления.

Ничего лучшего в этой ситуации я уже придумать не мог.

Отец Джейсон оставил нас одних и вышел в свою спальню, вскоре возвратившись оттуда с небольшим пакетом, который вручил мне со словами:

– Надеюсь, это вам поможет. – Я видел: ему интересно узнать, что в пакете, но мужчина тактично молчал. Да меня и самого, безусловно, разбирало любопытство, азарт и еще что-то, чему трудно было подобрать определение. Я искренне поблагодарил отца Джейсона и пообещал ему, что в скором времени все действительно должно разъяснится, и он будет одним из первых, кому я обо всем расскажу.

Священник сдержанно улыбнулся и поблагодарил меня.

Следующие четверть часа мы говорили о туристических перспективах нашего города, выпили по чашки чая и отдали должное готовке миссис Китон. Конечно же, мы с Фрэнком попросили хозяина дома передать ей нашу благодарность за вкусную трапезу.

Мистер Коварт проводил нас до калитки и, пожелав нам удачи, попрощался.

Анна собиралась домой. День прошел очень результативно, и от вечера она ждала того же. Женщина выключила ноутбук и откинулась на спинку высокого кресла. Закрыв глаза, она мысленно прошлась по списку запланированных на сегодня дел и довольно улыбнулась-приятно, когда сложные вопросы улаживаются без каких-то нравственных потерь и главное, в конечном итоге устраивают всех. Анна давно создала себя собственную трактовку принципа «золотого сечения» или гармонии, хотя ее теория была, скорее, грубой аналогией привычных пояснений такого понятия, как мудрость. Миссис Теллер пыталась придерживаться установки, не очень-то легкой для выполнения: если проблема легко разрешается, то не стоит о ней беспокоиться, а коль ее нельзя разрешить-беспокоиться о ней бессмысленно. Но для соблюдения такого, несомненно, мудрого правила необходимо умение подавлять свои эмоции и чувства, что, конечно же, достаточно трудно, особенно для женщины. Хотя Анна знала такую женщину, во всяком случае, ей казалось, что миссис Старлингтон руководствуется именно этим принципом в своей жизни, и, похоже, без видимых усилий со своей стороны. Миссис Теллер хотела быть такой же, но, к ее большому сожалению, у нее это получалось весьма редко, поистине: «Quod licet Jovi, non licet bovi».

Анна откинула со лба прядь волос, подумав, что пора уже посетить салон красоты. Чуть тяжеловато поднявшись из-за массивного письменного стола, она подошла к большому окну. Мельком увидев свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа, женщина выпрямила спину, расправила плечи и подтянула живот. Да… красота требует жертв, но зачем себя так истязать, если обладаешь вполне заурядной внешностью? Настроение женщины чуть испортилась. Вернее, оно было испорчено со вчерашнего дня… Ларс объяснил свой внезапный отъезд как-то непонятно и даже странно, сказав, что пояснит все при встрече. «Что ж, я не вправе от него что-то требовать. Не стоит на него давить, тем более обижаться… Мы еще сможем куда-нибудь поехать вместе. Только… больно как-то. Такова жизнь, как говорят французы… Вся жизнь-огромная жертва, знать бы только-ради чего?» – подумала она, однако сразу же пристыдила себя за такие мрачные и деструктивные мысли, а великолепный пейзаж за окном помог ей вернуть отличное расположение духа. Вид леса и озера всегда поднимал женщине тонус, даже когда ее эмоциональные переживания заражали своим пессимизмом и психологические установки Анны. «Все рождается в нашей голове: и плохое и, хорошее», – усмехнулась она. Как писал Мильтон в «Потерянном рае: «Наш разум – целый мир, который властен из ада сделать рай, из рая – ад». Сегодня ее мнительность, которая обычно и являлась первопричиной нервозности женщины, крепко спала. И она решила воспользоваться комфортным состоянием души, которое было у нее далеко не часто в последнее время, и насладиться предстоящим отдыхом с Ларсом на полную катушку. А физическую и интеллектуальную усталость можно снять контрастным душем и замечательным ужином. Подумав о вкусной еде, Анна сразу же ощутила судорожные желудочные колики. Последний прием пищи был у нее еще утром, но огромный вал работы помог женщине не вспоминать о ланче до сих пор. Хорошо, что пока не болит голова: голод, подобно стихийному бедствию, оказывал разрушительное действие на на весь ее организм. А к этому – так не кстати, как громкий пук при сексе – добавлялись неожиданные гормональные истерики. Все же нужно посетить гинеколога или хотя бы сдать анализы на уровень женских гормонов. Сорок три– рановато для климакса, но мало ли… Предпосылки события не появляются в один момент с ним. Решение посетить врача вполне упокоило Анну – психологически, но для физиологического успокоения требовалось другое. Она подошла к шкафчику для одежды и взяла с полочки свою сумочку, порывшись в ней, миссис Теллер откопала в ее бездонных недрах молочно-шоколадный батончик с орехами и карамелью и откусила пару небольших кусочков, стараясь, чтобы скорость жевания была хотя бы не мгновенной… Спустя пару секунд у нее в руках осталось чуть меньше половины совсем не крошечной конфеты, однако ее организм, казалось, озверел от голода. Женщина немного поразмышляла, взвешивая «за» и «против»: тело хотело продолжения праздника; здравый смысл пытался взять инициативу в свои руки в этом противостоянии с примитивным желанием, но оказался слабее вульгарного инстинкта: батончик был уничтожен. К своему собственному негодованию, она стала лихорадочно, будто от этого зависела ее жизнь, рыться в сумке в поисках чего-нибудь аналогичного. Когда в состоянии «пищевого аффекта» были уничтожены еще два батончика, женщине хотелось рыдать от своего бессилия пред неумолимой катастрофой. С ощущением панического ужаса Анна подумала, что булимия вновь возвратилась, да она, по-видимому, никуда и не уходила – просто тщательно спряталась, притаившись в какой-то зоне ее мозга. Если верить врачам – это заболевание и не излечивается окончательно: «вирус «такой психологической «инфекции» всегда пребывает в организме в своей латентной форме; и совершенно неизвестно, что побуждает его к активным действиям. Во всяком случае, Анна не могла для себя определить причину этих приступов обжорства.