Андрей Троицкий - Суд Линча Страница 68

– Твою мать, – выругался Денисов: он не смог найти пятую гильзу.

Нужно уходить, немедленно. Он и так слишком долго копается. Денисов оглянулся на шорох. В дверях ближней к нему квартиры стоял голый по пояс мужик со щегольскими усиками, и круглыми глазами ошалело смотрел куда-то в пространство. Ветеринар Голубцов, разбуженный грохотом на лестнице, решил посмотреть, что же там происходит.

– Твою мать, – повторил Денисов.

Он поднял обрез и выстрелил голому мужику в живот. Сперва из одного потом из другого ствола. Денисову показалось, по лестничной клетке поплыл кровавый туман. Открылась и захлопнулась дальняя дверь, в наступившей тишине явственно слышались чьи-то голоса. Разбуженный подъезд напоминал о себе. Бросив беглый взгляд на Мельникова, лежащего с простреленной грудью и головой на бетонном полу в луже собственной крови, Денисов шагнул к лестнице.

Мельников открыл глаза, но ничего не смог разглядеть. Казалось, в грудь ему вогнали кол, а потом высыпали на рану стакан толченого стекла. И это стекло режет и режет грудь, причиняя боль. Но голова ещё оставалась ясной. Этой ясной головой Мельников сообразил: если сейчас он потеряет сознание, скорее всего, умрет здесь, на этом месте, от потери крови минут через двадцать, а может, скорее.

«Почему не открываются двери? – спросил он себя. – Почему на лестничную клетку не выходят люди? Или они не слышали выстрелов? Где Леднев?» Он приподнял голову, рукавом стер с глаз кровь и посмотрел на свою грудь. На секунду Мельникову стало страшно. Он хотел крикнуть и позвать людей, но вместо крика издал клокочущий, ни на что не похожий звук. Кричать – значит попусту тратить силы, которые и так убывают с каждой минутой. Едва Мельников закончил эту мысль, как сознание ушло от него. Мельников провалился в глубокий колодец темноты.

Уже через несколько секунд он пришел в себя. Вокруг не было ни души. Мельников застонал от бессилия, его голова безжизненно упала на бетонный пол.

Глава двадцать четвертая

На журнальном столике перед Ледневым лежали две стопки фотографий, одна высокая, другая совсем тоненькая. Он брал фотографии из высокой стопки, рассматривал каждую несколько секунд и перекладывал в другую тоненькую стопку. Вся семейная жизнь, вся кинематографическая карьера уместилась в пачку снимков. Вот он и жена Лена провожают сына Юрку в первый класс. Все трое на снимке, Юрка посередине, половина его лица закрыта высоким букетом гладиолусов.

Но все равно можно догадаться, что Юрка не в восторге от своего будущего. Придется идти в какую-то школу и лучшие часы детства провести за партой в казенном доме. Ученик из сына получился не образцовый, кажется, в шестом классе его даже хотели оставить на второй год. Лена тоже выглядит невеселой и немного растерянной. А сам Леднев в темном строгом костюме и белой сорочке, застегнутой на все пуговицы, улыбается в объектив. Все-таки интересно, чему он тогда улыбался? И кто делал этот снимок? Сейчас уж не вспомнить.

А вот Леднев с оператором Рыбиным на съемках фильма «Провинциальный аптекарь» в Рязанской области. Рыбин, хмуря брови, смотрит куда-то в сторону, отягощенный своими невеселыми мыслями. Леднев в привезенной из-за границы кожаной куртке со множество молний, шикарной куртке, вещи по тому времени редкостной, выглядит свежим и беззаботным. Работа над фильмом шла на всех парах, только запустились в производство, а уже успели выехать на натуру и отснять пленки уже метров шестьсот – семьсот. По-стахановски работали. Уже через пару дней Рыбин испортит ему настроение, запьет по-черному, так запьет, что придется отстранять оператора от съемок, ездить в Москву, чтобы найти замену.

Выигранное время окажется растраченным на всякие пустяки. Когда новый оператор приехал на место, зарядили такие дожди, что съемочная группа месяц не вылезала из рязанской гостиницы, ожидая погожих дней, у Леднева украли кожаную куртку с «молниями», он, окончательно озверев от пьянства актеров, успел переругаться с исполнителями двух главных ролей и всерьез собирался бросить все и уехать к чертовой матери в Москву. Но тут дожди кончились, и все сказочным образом переменилось. Актеры перестали пьянствовать, с исполнителями главных ролей пошли на мировую. Вот только куртку, как ни искал её Леднев, найти так и не удалось.

Взяв другую фотографию, Леднев не стал её долго рассматривать, лишь бегло взглянул на неё и отложил в сторону, решив выбросить. Юрка с очередной своей девицей. А вот снова Леднев, на этот раз на даче, стоит в полный рост, держится одной рукой за черенок воткнутой в землю лопаты. Очевидно, снимала Лена, одно время она увлеклась фотографией, правда, увлечение быстро прошло. Точно такую же фотографию Лена поставила на каминную полку на даче. И ещё там была пара-тройка фотографий, сделанных в дачном интерьере, кажется, тоже на улице, точнее, на участке.

Мельников ещё заинтересовался этими снимками, брал ключи от дачи, чтобы посмотреть стоящие на камине карточки, перелистать семейный альбом. Все-таки интересно, почему именно эти фотографии тогда его заинтересовали? Леднев, не досмотрев до конца лежащие на столе снимки, рассовал их в объемистые конверты из толстой грубой бумаги и убрал в письменный стол.

За окном все шел начавшийся ещё ночью дождик. Леднев надел темный костюм, светлую сорочку, долго возился, выбирая строгий галстук. Те, что висели в шкафу, как назло, оказались веселых ярких тонов и расцветок. Нет, такие сейчас не годятся. В них можно завалиться на вечеринку или сходить в ресторан, но не на кладбище ведь. На полке с бельем Леднев нашел то, что искал. Совершенно новый, в упаковке, темный, в цвет костюма шелковый галстук. Уже завязав перед зеркалом аккуратный узел, услышал звонок в дверь и пошел в прихожую.

Посмотрев в глазок, он увидел то, что ожидал увидеть. Печальное, какое-то помятое лицо Виноградова. Час назад тот позвонил по телефону и сказал: «Я обязательно должен зайти. Обязательно. И не пытайся возразить, все равно приду». «Только поскорее, я на кладбище собираюсь», – ответил Леднев и положил трубку. Виноградов всегда появлялся в неудобное время и в неподходящем месте, тут уж ничего не поделаешь. Леднев распахнул дверь.

– Приветствую, – сказал Виноградов, но остался стоять на пороге, вращая головой из стороны в сторону.

– Ну, ты что, в музей на экскурсию пришел? – Леднев едва не застонал. – Или проходи, или изучай обстановку с другой стороны, а я дверь закрою.

– Подожди, – попросил Виноградов. – Не каждый ведь день такое видишь. Пять дней назад на этой лестнице было настоящее побоище.

– Да, здесь было настоящее побоище, – Леднев взял Виноградова за мокрый рукав плаща и втянул в квартиру. – И можешь не расспрашивать меня о подробностях. Во-первых, говорить об этом я не хочу.

– А во-вторых? – поинтересовался Виноградов.

– Во-вторых, не хочу говорить об этом с тобой, – ответил Леднев. – Как-нибудь потом все обсудим, когда пройдет время.

– Хорошо, как скажешь, – Виноградов понимающе кивнул. – Может, в комнате поговорим?

– Проходи, – Леднев посмотрел на часы. – Времени у меня хрен да маленько.

Виноградов повесил на крючок мокрый плащ и, пройдя в комнату, с хмурым видом уселся в кресло и закурил. Ледневу пришлось занять другое кресло и снова поторопить гостя. Виноградов решал, с чего начать, застегнул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Значит, наша затея с фильмом окончательно лопнула? – спросил он, хотя знал ответ. – Ну, Бог с ним. Сколько у нас было неснятых фильмов… Не сосчитать. Задумаем что-нибудь, обговорим. А потом все летит в тартарары. Одним проектом больше, одним меньше. Ничего, выдержим.

– Ты меня что – утешать пришел? – только того и не хватало, чтобы Виноградов его успокаивал. Да, выбрал время для неуклюжих реверансов. – По этому поводу меня не нужно успокаивать. Это я уже пережил. Нет тут никакой трагедии, ну, не получилось, значит, не получилось.

– Правильно, Иван, так и нужно к неудачам относиться, философски, – кивнул Виноградов и внимательно рассмотрел свои носки в красную клетку. – Ноги вот промочил. Простуды боюсь, а ноги вот промочил.

– Закаляйся, – посоветовал Леднев. – Если у тебя все, может, пойдем?

– Я другое хотел сказать, то есть я за другим пришел, – Виноградов достал из кармана платок и высморкался. – Точно, уже простудился. Я вчера по телефону с твоим Юркой разговаривал.

– И до чего вы договорились? – Леднев потушил сигарету.

Накануне забрать какие-то свои тряпки заезжал сын. Леднев в минуту душевной открытости рассказал ему, что остался должен одному человеку крупную сумму и хочет эти деньги вернуть в срок. Сейчас Леднев жалел о том, что был слишком откровенен с сыном. Этих вещей Юрке знать не следовало. Значит, сын поделился информацией с Виноградовым.