Кемель Токаев - Таинственный след Страница 69

Петрушкин задумался, потеребил бороду:

— Ну хорошо, — сказал он наконец, — как я с работы завтра вечером приду, ты приготовь все — выпивки, закуски там разной...

— Где?

— У себя приготовь.

— Думаешь придет, если я позову? С мужчиной ему вроде будет не так зазорно. Давай здесь его встретим? Да и просторней, — сказала Глафира.

— Он может мое приглашение и не принять. Говорят про него, что слаб он насчет вашей сестры. Найди какую-нибудь причину. Скажи, что на именины его приглашаешь. Не станет же он в твой паспорт заглядывать? Если придет, то начинайте без меня.

— Ну а ты?

— Я приду попозже, будто и не знаю, что он у тебя. Об остальном поговорим дома.

Глафира вышла со двора и окликнула уходившего Байкина:

— Кожаш! Приходи завтра ко мне, ладно?

— Зачем?

— День рождения у меня.

— А кто еще будет?

— А ты кого хотел бы видеть?

— Тебя одну!

— Выдумал тоже! Зачем я тебе? Подруга с фабрики будет, моложе меня и красивей.

— Я трудно схожусь с незнакомыми людьми.

— Во сколько ждать тебя?

Байкин подошел поближе, как бы желая убедиться, что женщина не шутит. Но Глафира была серьезна. Байкину показалось, что кто-то с противоположной стороны улицы следит за ними. Он хотел тут же уйти, но искушение было велико.

— Завтра я не смогу, некогда, зайду послезавтра после шести.

— Буду ждать.

...Через день, в условленное время Байкин пришел к Данишевской. Глафира была дома одна. Стол ломился от всяких яств и бутылок. Увидев Кожаша, Глафира преувеличенно обрадовалась, за руку ввела в дом.

— Никого нет?

— Ты же сам хотел, чтобы я была одна.

— Умница! — Похвалил ее Кожаш и обнял за талию. Глафира не противилась. Она усадила его на почетное место и налила ему водки.

— За что выпьем? — смеясь спросила она.

— За новорожденную!

— Благодарю!

Байкин выпил до дна. Глафира только пригубила.

— Я приготовлю бесбармак. Сейчас отварю тесто, — и Глафира вышла в переднюю.

Они сидели долго. Уже стемнело, но света зажигать не торопились. Развалившись на кровати, Кожаш затянул песню:

Ты одна в душе моей,Лишь тебя одну люблю...

В это время кто-то вошел, не постучавшись:

— Кто дома? Глафира, почему света нет? — Щелкнул выключатель, и глазам Петрушкина предстал Кожаш, лежащий на койке, и Глафира, стыдливо оправляющая платье. Байкин лежа протянул ему руку.

— А-а, это ты, Петрушкин? Здравствуй! Откуда взялся?

— Да, это я товарищ начальник, — польстил хмельному Байкину Петрушкин, — с работы пришел. Вспомнил, что Глафира просила топор наточить, дай, думаю, зайду.

Кожаш вел себя, как хозяин.

— Чего же ты стоишь, Петрушкин? Садись! Сегодня у Глафиры день рождения. Давай, выпьем с тобой за ее здоровье.

— Да я вообще-то бросил это дело. Но раз вы просите, не могу отказать, — Петрушкин сел к столу. Глафира принесла еще бутылку водки.

— Наша Глафира умеет гостей принимать, — засмеялся Кожаш, разливая водку по стаканам. — Ну, поехали!

Кожаш сильно захмелел, путался в словах, нес какую-то дичь. Петрушкин тоже что-то говорил заплетающимся языком, голову ронял на грудь. Кожаш дергал его за плечо:

— Мы ведь мужчины, верно? Мы имеем право выпить. Обязательно! Даже вот... должны мы... а? Мы же с тобой мужики, а? Ты скажи, имеем право?

— Нам сидеть за одним столом с большим человеком — большая честь. Вы человек умный, образованный, а вот нами не гнушаетесь. Больших людей отличает простота.

— Андрей Алексеевич, мы с тобой друзья. А друзья не должны ничего скрывать, а? Казахи таких друзей называют тамырами, а?

— Конечно, вы верно говорите, товарищ начальник. Я для вас, как пес верный. Куда пошлете, все исполню.

— Раз мы с тобой тамыры, я тебе должен верить, — тряся головой, Кожаш поднялся с места. — А ты знаешь, сколько у нас дураков? Ненавижу дураков. У-у-у! Я бы их... Знаешь, что они говорят? Они говорят, что Матрену убил ты! Ха-ха-ха! Понял? Ты! Ха-ха-ха!

Петрушкин сделал удивленное лицо:

— Я?!

— Да! Вот где глупость! Да разве такая божья коровка, вроде тебя, может убить? А зачем тебе убивать старуху? Ну, скажи мне! Не нравится баба, можно развестись, а? У нас, браток, если не могут поймать преступника, то за самого пострадавшего берутся. Как это тебе нравится? С этим надо кончать! Но ты у меня смотри! Никому ни слова, понял?

— Обижаете, товарищ начальник! Вы мне всегда нравились. Я просто восхищаюсь вами. Не в чинах дело.

— Чин? Если мне нужен будет чин, я завтра же его получу. У меня есть тамыр. Он работает в республиканском управлении. Стоит ему позвонить — и все в порядке, — Кожаш неверной рукой хотел налить себе водки, но это ему никак не удалось. Петрушкин помог наполнить стакан.

— Андрюша! Брось! Не давай ему больше! Сгорит еще. — Испуганно сказала Глафира.

Петрушкин зло сверкнул на нее глазами, налитыми кровью:

— Цыц! Никто еще не умирал от этого! Не болтай!

...В комнате глухая темнота. Ставни закрыты. В щели пробиваются иголочки серого света. Кожаш открыл глаза и долго лежал, ничего не понимая. Болела голова, в груди горело. Во рту был какой-то гнилой привкус, горло пересохло. Это состояние было Кожашу знакомо. Он пытался собраться с мыслями, что-то вспомнить, но в голове мельтешили какие-то обрывки, бред. Где был сон, где явь? Ох, как трудно встать! Он протянул руку и пошарил возле себя. Кружка! Поднес ее к запекшимся губам. Тьфу! Это были остатки выдохшейся уже водки и еще бог весть чего. Какие-то крошки. Мерзость!

— Глафира, где ты? — позвал он. Но ответа не было.

Снаружи донесся какой-то шум. «Что за крики?» — подумал Кожаш. Поднял голову, прислушался. Когда отворил дверь, яркое солнце ударило ему в глаза. Он прикрыл лицо ладонями, прячась от света.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Секретарь партийной организации управления подполковник Колпашников вместе с членами бюро рассматривал заявления, поступившие на Майлыбаева. Присутствовал на бюро и Кравченко. Были вызваны также Анастасия Алтынбаева и Ольга Лукина.

— Вы знаете Майлыбаева? Раньше встречались с ним? — спросили у Анастасии.

Глаза ее забегали, она переспросила:

— Как вы сказали?

— Вы знакомы с Майлыбаевым?

— А кто это такой?

— Вы и в самом деле не знаете его? — удивился Колпашников. — По-моему, вы утверждали, что хорошо знакомы с ним.

— Вообще-то у меня много знакомых мужчин, но это имя мне ничего не говорит.

— А Талгата вы знаете?

— Какого еще Талгата? — задумалась Анастасия. — Нет, не помню и такого.

В разговор вмешался Кравченко:

— Вы должны знать капитана Талгата Майлыбаева. В своем заявлении на имя начальника управления вы писали: «Старший лейтенант милиции Майлыбаев позорит имя офицера советской милиции. Он открыто живет с Галиной Масловой...»

— Господи! Да какое же это преступление? Мужчина же он, в конце концов! В чем же мне его винить?..

— Погодите! — резко прервал ее уязвленный Кравченко и стал читать заявление: «...Через своего любовника Майлыбаева Маслова знакомится с майором Кузьменко. Вдова становится и его любовницей. Когда преступление Масловой было раскрыто, а сама она была арестована, Майлыбаев, не без помощи Кузьменко, освободил ее и в ту же ночь помог ей бежать. Благодарная Маслова передала ему пять тысяч рублей, которые были поделены между Кузьменко и Майлыбаевым». А сейчас вы говорите, что никогда о нем не слышали. Или вас кто-то подучил так отвечать? Угрожал, может?

— Вы думаете, я так легко пугаюсь?

— Гражданка Алтынбаева, мы занимаемся делом очень серьезным, шутки здесь неуместны. Отвечайте как следует!

— О каком заявлении идет речь? Ничего не понимаю, хоть убейте! — Анастасия посмотрела на Лукину, как бы прося напомнить. Через минуту она сказал: — Ах, я теперь вспомнила! Это же тот парень, о котором говорил Кожаш!

— Кто это Кожаш? — Кравченко оглядел присутствующих.

— Как? Вы не знаете Кожаша? — Брови ее удивленно поднялись. — Он же в милиции работает, офицер.

Подполковник Колпашников догадался, о ком шла речь:

— Вы, наверное, говорите о лейтенанте Байкине?

— Конечно!

— Если вы не знакомы со старшим лейтенантом Майлыбаевым, то откуда вы знаете, что он берет взятки?

— Кожаш сказал, мы и подписали.

— Значит, это лейтенант Байкин заставил вас написать клеветническое заявление? — Колпашников посмотрел на Кравченко. Анастасия заметила, что эти двое были удивлены.

— Кожаш нас попросил, и мы с Ольгой Степановной написали. Он же лейтенант милиции. Уж, наверное, не станет милиционер врать!

Кравченко, показывая на майора Кузьменко, спросил:

— А с этим человеком вы знакомы?

Анастасия оглядела майора с ног до головы, покачала отрицательно головой:

— Нет. Никогда раньше не видела.

Подполковник Колпашников, обращаясь к Кузьменко, сказал:

— Значит, вы, Анастасия Ефимовна Алтынбаева и Ольга Степановна Лукина, написали заявление со слов Байкина? Обе вы ни разу в жизни не видели Майлыбаева и не знаете Маслову? Так?