Жан-Кристоф Руфин - Не бойся Адама Страница 69

– Остальных? – спросила Жюльетта.

Зе-Паулу настороженно взглянул на нее, но решил ответить:

– Тех, где люди не имеют прав собственности, то есть фавел. Самые старые из них, те, что поближе к центру, в конце концов застроились каменными домами. Там есть улицы, тротуары, что-то похожее на дома. Хотя и здесь в каждый сезон дождей все тонет в грязи. А на окраинах бидонвили растут беспрерывно, каждый год на много сотен гектаров. В этих новых районах лачуги строят из железных листов, старых ящиков, даже из веток. Никто не ведает, сколько народу набивается в эти жилища. Завтра я вас туда отведу, и вы сами все увидите.

Хэрроу все еще вглядывался в карту, словно летчик, оглядывающий район, где ему предстоит летать.

– А что это за черные стрелы на красных зонах?

Зе-Паулу снова кинул взгляд на Жюльетту и задумался, прежде чем ответить:

– Это коллекторы для воды тех районов, где предстоит действовать.

– Сточной воды или питьевой? – спросила Жюльетта.

В том-то и дело, что установить это нет никакой возможности. Вы не должны забывать, что здесь все краденое: земля, конечно, электричество и вода. Сточные воды сбрасываются в те же каналы, из которых кто-то другой берет воду для стирки, приготовления пищи и даже питья. Потом вода снова попадает в каналы, прорытые когда-то для отвода стоков из жилых кварталов, или в ручьи и речки. Ясное дело, сегодня это просто клоаки.

– Сколько людей используют эти коллекторы?

– Повторяю, господин Халл, никто этого точно не знает. Надо полагать, три-четыре миллиона.

Думая о предстоящей операции, Жюльетта склонялась к мысли о том, что это будет масштабная акция по стерилизации населения. Хэрроу не раз говорил о том, в какую ловушку попало человечество, желая снизить уровень смертности по всему свету и ничего не предпринимая для контроля над рождаемостью. Его доводы казались весьма убедительными, да и звучали на редкость гуманистично. Он страстно говорил о нищете, на которую обречены дети, рожденные в мире, где само их существование ничем не обеспечено. Между тем из слов Зе-Паулу следовало, что благодаря колбе, похищенной ею во Вроцлаве, Хэрроу собирается решить эту проблему куда более радикальным способом.

Жюльетта чувствовала, что все больше нервничает, хотя это и не походило на знакомое состояние, которым у нее сопровождались обычно периоды возбуждения. Она подсознательно ощущала серьезность проблемы, которую не могла и не хотела отчетливо сформулировать, хотя и отдавала себе отчет в том, что она так или иначе связана с предстоящей им миссией. Жюльетта знала, что должна задать много вопросов и постараться разобраться в деталях операции. Она была готова к сражению и жертве, но что-то говорило ей, что главное совсем не в этом.

Ничто вокруг них не напоминало противника, то есть некую силу, способную нанести ответный удар. Кто же тогда был их целью? Она могла бы это узнать, а может быть, и просто догадаться, но сама боялась правды, которая подорвала бы ее волю к действию. Жюльетта изо всех сил старалась убедить себя, что все происходящее жизненно важно для природы и людей, лишенных всякой надежды на лучшее.

При появлении самой малой тени сомнения она гнала из головы все мысли и представляла себе ночь у костра в Колорадо и почти физическое ощущение земли и ее страданий.

Похоже, таблетки уже на нее не действовали, хотя она принимала их вдвое больше, чем раньше. Сухость во рту, легкое онемение в мышцах и постоянная сонливость лишь немного отвлекали от навязчивых подозрений.

Зе-Паулу продолжал свой рассказ, без всяких объяснений указывая Хэрроу какие-то пункты на карте. Частью из-за своего состояния, частью из вежливости Жюльетта почти не вслушивалась в их беседу, а однажды на несколько минут даже вышла из комнаты. Единственное, что врезалось ей в память, это слова бразильца о значении погодного фактора. Он особенно настаивал на том, что до сезона дождей предпринимать ничего нельзя. «Чтобы реализовать проект на полную катушку», – выразился он.

Хэрроу хотел остановиться на какой-нибудь определенной дате, но Зе-Паулу решительно возражал. Он объяснял, что погодные условия нельзя предсказать с точностью до дня. Ждать начала сезона дождей можно недели две, а можно и месяц. Бывали годы, когда он начинался еще позже. Правда, ободрял он Хэрроу, дожди могут пойти и раньше обычного.

– Возможно, что вам повезет и первые ливни пройдут дней через восемь.

Жюльетта впервые почувствовала страшный приступ тошноты.

Часть пятая

Глава 1

Расположенный на берегу забитого парусниками залива к западу от Ньюпорта, магазин Сомерсета Брауна со временем стал считаться лучшим шипчандлером всего побережья. Здесь не старались привлечь клиентов красующимися на стенах макетами кораблей или морскими узлами в рамочках. Пусть все эти компасы и прочие медные штуковины действительно красивы, тем лучше, считал Сомерсет, но он выставлял их на продажу не поэтому, а благодаря их точности и надежности. Узкая, завешанная морскими картами витрина вытянутого нижнего зала магазина выходила на набережную. С другой стороны здания сюда вел служебный вход, выходящий в пахнущий водами прилива переулок. Здесь располагались кухни множества ресторанчиков и полные рыбных костей и ракушек мусорные баки.

Барни открыто вошел в магазин через главный вход с набережной. Чего хитрить, когда он и вправду идет повидать своего кузена. Сомерсет приходился сыном тетке Барни, светлокожей гаитянке, и моряку из Нантакета, сыну шведских эмигрантов. В полную противоположность черному Барни, он был белокож и светловолос, так что кузены совсем не походили друг на друга. Это никак не мешало им отлично ладить. Именно поэтому, решив устроить тайное свидание с Полем, Барни сразу же вспомнил о Сомерсете. Шипчандлер жил на втором этаже над магазином. Его квартира, вытянутая в длину, как и сам магазин, в отличие от нижнего помещения была обставлена очень скупо. На крашенных белым стенах висели вещицы, доставшиеся Сомерсету от отца и все как одна связанные с китобойным промыслом. На огромном полотне красовался гарпунер, стоящий в весельной шлюпке и вглядывающийся в кровавую пену, которую оставляет за собой уплывающий кашалот. Картина дышала жестокостью и романтикой, отличаясь удивительной цельностью: нос шлюпки был того же цвета и формы, что и спина кашалота, от которой тянулся к людям трос гарпуна. Невозможно было понять, чья судьба сложится трагичней – охотника или его чудовищной жертвы. Единственной мебелью в гостиной служил окруженный стульями стол красного дерева. Ровно в одиннадцать двадцать пять Барни в полном одиночестве уселся за него. Сомерсет обслуживал клиентов внизу, а все остальные еще не подтянулись.

В одиннадцать тридцать в незапертую дверь служебного входа проскользнула Марта. Она поднялась наверх и присоединилась к Барни.

– Все в порядке? – спросил тот.

– Слежка – мое ремесло, – ответила Марта, смеясь. – Пусть-ка жирный неумеха Лоуренс попробует меня переиграть!

Через пару минут они услышали глухое звяканье китайского колокольчика в магазине. С лестницы донесся звук шагов, и они увидели входящего в комнату Поля. Он был одет в дождевик и полосатую шапочку с помпоном. Щеки его покрывала трехдневная щетина, а на носу красовались квадратные солнечные очки: типичный клиент Сомерсета, не вызывающий никаких подозрений.

Еще через четверть часа пришла Тара. Чтобы избавиться от возможной слежки, ей пришлось зайти в большой супермаркет и выйти через служебный вход. Наконец, к огромному удивлению Поля, с опозданием в десять минут появился и сам Александер. Дипломат и блестящий аналитик, он никогда не обучался специфическому ремеслу разведчика и представлял собой самое слабое звено во всей цепочке и самую легкую добычу для службы наружного наблюдения Лоуренса. Накануне Марте пришлось взять его в оборот и разработать целый сценарий (визит к больной матушке, отъезд на машине ранним утром, множество маневров на пустынных дорогах, чтобы засечь наблюдение, переодевание на автостоянке и приезд в Ньюпорт под видом туриста). Все это отлично сработало. Слежки за ним не было.

Когда все оказались в сборе, Барни объявил, что Тайсен свяжется с ними по телефону. Будучи одним из младших сотрудников, он не пользовался такой свободой передвижения, как остальные. Как и всем агентам-аналитикам, ему полагалось всегда сидеть в бюро в Провиденсе. Тайсен обещал позвонить им с мобильного около полудня, и они смогут поговорить по громкой связи.

Все присутствующие уже знали о разговоре Барни и Поля. Все отдавали себе отчет в опасности, которую представляла собой группа Хэрроу, все понимали неизбежность крупномасштабной диверсии. Все, несмотря на лояльность, были убеждены, что Арчи совершил серьезную ошибку, согласившись положить конец расследованию.