Аркадий Вайнер - Женитьба Стратонова, или сентиментальное путешествие невесты к жениху Страница 7

Компост «Опавшие листья» звучал во мне печальной старой песней и острой ломотой в пояснице, плечах, горели и ныли ладони. Я сидела на крыльце и проклинала в себе отсутствие навыков сельхозработы и свою добросовестность. Честное слово, я переживала из-за того, что сейчас приедет Флор Алексеевич на своем чистеньком «Жигульке», уже без ягод и цветов, и очень рассердится на меня, что я не приготовила достаточно хороших удобрений для будущих урожаев сочных ягод и нежных гладиолусов. Стройные кудрявые букеты гладиолусов уже вовсю раскупают на рижском рынке, чтобы вечером отправиться с ними на именины, дни рождений, на свадьбы…

Какой огромный букет гладиолусов приготовил мне Стратонов к нашей встрече — целый сад! Ведь это все — мне. Интересно, что станет с этими цветами? Позаботится о них кто-нибудь? Ведь этот сад цвел остаточной жизнью, он уже почти умер, как еле живы распускающиеся и благоухающие в вазе срезанные цветы.

Было очень тихо. Бархатисто гудел шмель, ветер принес испуганный сиплый вскрик электрички на станции, листва заговорщицки шепталась, тихонько сговаривалась все рассказать приехавшему Стратонову — о моем безделье, об отсутствии сельскохозяйственных навыков и о том, что я здесь искала не семейного покоя и домашнего уюта, а сокровенный стратоновский архив.

Между перилами крыльца паук свил ажурную круглую паутину, и я, привалившись спиной к двери, следила за воротами через нитяную паучью вязь, потому что я боялась пропустить момент приезда Стратонова: паутина была очень похожа на сетку пулеметного прицела.

Медленно катилось время. Я сходила на кухню, вскипятила чайник, но заварки не нашла. Все полочки были заперты. И шкафчики. И холодильник «ЗИЛ» издевательски забуркотел, когда я бесплодно подергала его запертую ручку. Со стены довольно ухмылялись на выгоревшей фотографии старичок и старушка: может быть, это мои будущие свекор со свекрухой? Симпатичная чета, похожая навару старых меховых грызунов — он на выхухоля, а она — на шиншиллу. Вообще-то, я никогда не видела живых выхухолей и шиншилл, но мне казалось, что они именно такие, рыжевато-седастые, ватно-жирные, будто добродушные, хоть и мелко-хищные.

В своей комнате я переоделась и снова села на крыльцо, неспешно попивала горячую воду из чашки, следила за воротами через прицел паутины и лениво думала о своей жизни. Бестолково она у меня выстраивается пока что. Кто его знает, от чего зависит женское счастье? Не от ума, не от красоты и не от решительности. Наверное, от судьбы. От счастья.

Ждала-ждала приезда своего суженого, а все-таки проморгала. Возник он у меня перед глазами неожиданно, видно, машину оставил на улице, подошел неслышно. Стратонов качал головой не то укоризненно, не то сочувственно.

— Надеюсь, не устали вы сильно, Наденька? Лишнего не наломались?..

— Нет, Флор Алексеевич, не наломалась, — смирно сказала я. — Я ведь понимаю, что вы мне назначили рабочий урок чисто символически…

— Что значит «символически»? — удивился Стратонов.

— Это значит, что я ощущаю нашу предназначенность друг другу, — сообщила я ему с нежной улыбкой.

— Что-что-что-о? — бесконечно поразился Стратонов моей наглости, забыв в этот миг, что он пригласил меня на свадебное знакомство, а не для изготовления превосходных удобрений «Осенние листья».

И ощущая в себе пронзительный звон ярости, я ответила ему с той же безмятежно-ласковой улыбкой:

— Я с первого взгляда не похожа на роковую женщину, но мне кажется, Флор Алексеевич, что я буду вашей последней невестой… Наверное, вам надо остановить свой выбор на мне…

На его привлекательном мужественном лице побежали кривые волны, как на сломавшемся телевизоре, этот разрегулировавшийся экран личности терял контрастность, яркость и цвет, пока не проступила на нем окончательно зеленовато-серозная окраска. От внезапно накатившегося страха он стал окисляться.

— Флор Алексеевич, что же мы с вами о таких важных вещах на крыльце беседуем? Давайте пройдем в дом, обсудим не спеша наши с вами матримониальные планы…

Молча поднялся он по ступенькам, прошел на кухню, сел за стерильно чистый пластиковый стол и строго спросил:

— О чем вы хотели говорить со мной?

— Я мечтаю обсудить с вами наши дальнейшие жизненные планы. Я хочу поговорить с вами о любви, о дружбе, о взаимоотношениях полов, о проблемах брака, о том, как мы будем воспитывать наших будущих детей…

— Вы сумасшедшая? — спросил он с надеждой. Я медленно покачала головой.

— Тогда вы авантюристка! — уверенно засвидетельствовал Стратонов.

— Ай-яй-яй! — тяжело вздохнула я. — Вы мне так понравились, а я, видно, не произвела на вас приятного впечатления…

Он смотрел на меня пристально, а я читала на экране этого быстро окисляющегося телевизора — он уже был не серый, а желтоватый — отчетливый текст: «Шизоидная блажная баба, бродяга, истеричка… Надо ее быстро и тихо выпереть отсюда… От нее можно всего ожидать… А мне скандалы не нужны… Побыстрее и очень мягко выгнать… вышибить… выпроводить…»

Стратонов добродушно засмеялся, и желтоватый лимонный окрас его щек стал наливаться охрой.

— Надюша, брак, как известно, штука серьезная. И требует не столько решительности, сколько вдумчивого, терпеливого узнавания. Я рад, что мы с вами познакомились, и уверен, что через несколько дней смогу приехать к вам в Москву, чтобы мы лучше узнали друг друга. То, что вы красивая женщина, видно сразу, а все остальное — притрется! А сейчас мы с вами сядем в машину, и я отвезу вас на вокзал, провожу на поезд…

Жеваный желтушный жлоб, жалкий жидкий жадюга.

— Спасибо вам, Флор Алексеевич, голубчик! Вы такой внимательный! Но я не хочу вас затруднять, да и расставаться с вами в ближайшее время не входит в мои планы…

— То есть как? — обескураженно спросил Стратонов.

— Что же здесь непонятного, Флор, дорогой мой? Ты мне очень понравился, но я еще не исчерпала своего интереса к тебе.

— Чем же это я ВАМ так интересен? — спросил он с нажимом на официальное ВЫ, проигнорировав мою фамильярность.

— Тем, что ты — верблюд, пролезший в игольное ушко…

— Это как надо понимать?

— Буквально. Рабовладелец и плантатор, привольно живущий при зрелом социализме…

Он долго смотрел на меня, потом начал смеяться — громко, заливисто, ненатурально, но очень старательно.

— Ой-ей-ей! Надо же такое сморозить! Обхохотаться можно!..

— Хохочите на здоровье, Флор Алексеевич! Смотрите только, чтобы диафрагма не лопнула…

— Ха-ха-ха! В чем же мое рабовладельчество?

— В том, что вы, знаток человеческих сердец, цинично эксплуатируете естественное стремление порядочных женщин иметь дом и семью…

— А более конкретно? — зло насупил Стратонов брови и сразу стал очень похож на своего папаньку-выхухоля с фотографии. — Чего я, по-вашему, хочу и как достигаю?

— Хотите вы больших заработков, а достигаете их мошенническим путем. Вы регулярно даете в рекламном приложении «Рекламас пиеликумс» объявления о намерении жениться и сообщаете о своих безусловных огромных достоинствах. Сотни женщин, истомленных многолетней тоской по семье, детям, достатку и покою, мчатся сюда на ваш манок, и вы их просите продемонстрировать навыки в работе. Глядя на вас и ваши хоромы, они здесь пашут так, что ни один трактор за ними не угонится. Стимул уж больно привлекательный…

— И что из этого? — тупо спросил Стратонов.

— А то, что вы круглый год ежедневно обеспечены бесплатной высокопроизводительной рабочей силой. Они копают, подстригают, пропалывают, изготовляют замечательные удобрения — и производят большое количество сельских продуктов, которые вы через дружков-спекулянтов продаете на рынке… И все это для вас совершенно безопасно, поскольку ни одна женщина не может пожаловаться, что вы не захотели на ней жениться…

— А вы хотите меня шантажировать, поскольку не боитесь пожаловаться? Так, что ли?

— Нет, мне бы тоже было стыдно пожаловаться, что кто-то не хочет на мне жениться…

— Чего же вам надо? Что вы от меня хотите?

— Я хочу пресечь вашу женитьбенную деятельность. Вы окончательно разрушаете души и без того не очень везучим людям, вы навсегда лишаете их веры в себя…

— Да кто вы такая, черт побери?!

— Оперуполномоченный спецгруппы по борьбе с мошенниками капитан милиции Истомина…

Тишина. Мускусный запах испуганного грызуна. Белоснежная кухня — куб страха и тоски.

Начальник отдела Марис Зиедонис сказал мне своим богатым бархатным баритоном:

— Спасибо, Надежда Александровна… Мы ведь не могли ничего серьезного предпринять против этого паука, не зная наверняка, где он хранит весь архив с используемыми им женщинами… Эти папки переписки с «невестами» будут основным обвинительным материалом…