Фридрих Незнанский - Убить ворона Страница 7

– Я на этот раз решил твердо, – уклонился от прямого ответа Александр.

– Вот. А давеча Чирка взяли…

– Чирка взяли?! – оживился Турецкий. – Вот тебе и на… Я думал, этот вообще вечный.

– И на старуху бывает проруха. Попался на ерунде – пионеры застукали. Зарезал кого-то из своих дружков – тот еще не успел Господу ответ дать, а наш Грязнов уже ведет Чиркова под белы рученьки.

– Грязнов брал? – Александр все больше оживлялся, слыша знакомые фамилии. – Вот молодец!

Турецкий улыбался, представляя себе грузного Грязнова – циника и добряка, – который берет бандита.

– Ладно, пойдем, – тронул его за локоть Меркулов. – Наше свидание затягивается, как я понимаю. Надо бы тогда нам в контору зайти, я тебе передам кое-какие документы. Билет на тебя заказан, сегодня в семь будешь в Домодедове…

– Как – сегодня в семь?…

– Ну послушай, – примирительно сказал Меркулов, – я же все-таки не первый год тебя знаю. Мог ли я предположить, что ты откажешься?

– Ох, Костя, ты из меня веревки вьешь…

Они встали и пошли от столика, оставив две невыпитые чашки кофе и щедрые чаевые. Официантка, привычно скоро принимая чашки на поднос и деньги в карман передника, еще слышала удаляющуюся фразу:

– А завтра с утречка ты уже будешь в Новогорске…

Дальше было уже неразборчиво, да и не больно ее интересовало.

Глава 6. ТРЯПКА

А Валентин Дмитриевич Сабашов только что вышел из отпуска. Если у Турецкого отпуск зимой был личной причудой, неким показателем его ценности и даже уникальности – вот, дескать, захочу и уйду в отпуск посреди самого напряженного рабочего времени, – то у Сабашова все было как раз с точностью до наоборот. Он не сам уходил в отпуск, его отправляли. И не потому, что Валентин Дмитриевич был плохим работником, нет, двадцать пять лет на службе в городской прокуратуре были примером безупречного служения духу и букве закона. Просто Сабашов был человеком безотказным, настолько безотказным и безропотным, что жена, дочь и особенно сестра жены считали в полном праве называть его прямо – тряпка. Это прозвище, слава богу, в прокуратуру не попало, но суть его была и там хорошо известна. Вот даже, например, дело о гибели «Антея», которое взбудоражило весь город, поручили не ему, а молоденькому Сюгину, который то и дело звонил: Валя, помоги, Валя, расскажи… Но Сабашов и на это не обижался.

Месячное свое конституционное право Сабашов тоже отгулял не полностью, его то и дело дергали по служебным делам, хотя никто и не подумал вычитать из отпуска эти вполне рабочие дни. Собственно, беззаботно гулял Сабашов всего, может быть, неделю. Успел на три дня смотаться в тайгу, походить на лыжах. Взял с собой ружьишко, но стрелять не стал, он не любил охоту, оставлял это кровавое дело президентам и промысловикам. Просто погулял, подышал воздухом, поглядел на природу, подумал о жизни, романтически полюбовался звездами, не помышляя их хватать с неба, и даже тихонько помурлыкал себе под нос (чтобы медведи не слышали, что ли?) несколько бардовских песен шестидесятнической вольности.

Сам Валентин Дмитриевич был не из этих мест, а вовсе даже с юга, из самой Ялты. Все в Сибири было ему чужим, но он, вот есть такие натуры, всеми силами старался это чужое сделать родным, поэтому часто простужался, обмораживал нос и уши, впрочем, никогда из-за таких пустяков не пропуская работу.

Городской прокурор тоже позвонил Сабашову утром. Валентин Дмитриевич уже встал, правда, собирался на работу, но столь ранний звонок и его сердце заставил противно заныть.

– Валентин, – сразу перешел к делу прокурор города, – у тебя там сейчас что?

– У меня есть дела… – начал было Сабашов.

– У всех дела. Значит, так, у меня к тебе одно известие – к нам едет…

«Ревизор», – мысленно закончил Сабашов.

– …следователь из Москвы. Турецкий. Знаешь такого?

Господи, еще бы Сабашов его не знал! Когда-то был в командировке в Генпрокуратуре и запоем, как увлекательнейший роман, читал информационное письмо о расследовании одного заказного убийства, которое вел Александр Борисович. Правда, лично познакомиться не пришлось.

– Слышал, – степенно ответил Сабашов.

– Вот ты к нему прикрепляешься. Самолет в девять утра. Встретишь, введешь в курс.

– А машина будет?

– Машина? Нет машины. Ты у нас на что? – двусмысленно ответил прокурор.

Сабашов так обрадовался, что даже пропустил возможную у другого, нормального человека обиду, – меня, мол, квалифицированного следователя со стажем и опытом, прикрепляют как мальчишку на побегушки.

– Есть, – коротко ответил Сабашов.

Приготовленные клетчатая рубашка и свитер были отставлены, торжественно вынуты белая рубашка, галстук, выходной костюм и туфли.

Валентин Дмитриевич еще раз на всякий случай побрился, щедро опрыскался «Деним Торнадо» и помчался на аэродром, уже через пять минут почувствовав, что ноги его превратились в две сосульки.

В аэропорту Турецкий был в семь, полет начался в девять. В Екатеринбург прилетели поздней ночью. За это время Турецкий успел подремать, поболтать с соседом, снова подремать и почитать газету.

Он терпеть не мог переездов и перелетов – столько времени пропадало даром. Ну, еще куда ни шло, если перелеты случались в гуще расследования дела. Было время подумать, сопоставить, наметить, угадать. А теперь? Сидеть и угадывать то, не знаю что? Фантазировать? Нет, этого Турецкий терпеть не мог. Потому что фантазии – он часто это видел – способны потом увести в такую непроходимую глушь и пустоту, что только ау! Ничего наперед угадывать нельзя. Надо собирать, копить, как скупой рыцарь, а потом все само собой сложится.

Потом часа три ждали рейса до Новосибирска. Туда прелетели уже утром, но и здесь пришлось ждать самолет в Новогорск.

Поэтому, когда Турецкий спустился на промерзлый бетон аэродрома в пункте назначения, он был раздражен и хмур.

– Здравствуйте, Александр Борисович, – вышагнул из толпы ожидающих небольшого роста человек с лихорадочно румяными щеками, одетый словно на концерт заезжей знаменитости. – Я Сабашов Валентин Дмитриевич из городской прокуратуры. Мне поручено вас… Ой, извините, вот мои документы. – Человек суетливо сунулся в карманы и вдруг застыл. – Я забыл дома.

Сабашов хотел оправдаться тем, что, такая глупость, начал переодеваться, а удостоверение забыл.

А у Турецкого вдруг настроение резко пошло вверх.

– Здраствуйте, Валентин Дмитриевич. Я у вас, наверное, замерзну, как цуцик. Можно будет мне устроить какие-нибудь валенки?

Турецкий обожал таких людей. Скромность и безотказность – вот это настоящие добродетели, – в глубине души восхищался он, не отдавая себе отчета, что эти качества и ему были отнюдь не чужды.

– Валенки? – почему-то тоже обрадовался Сабашов. – Разумеется. У вас какой размер?

Сознавался ли себе Сабашов, что приказ помогать Турецкому означает кроме всего – Шанс, настоящий шанс выпрыгнуть из рядовых в командиры, проведи он это дело хотя бы на уровне. Вряд ли. Главное, что это вполне осознал Турецкий. Он не считал себя открывателем народных талантов, но, прекрасный физиономист и опытный следователь, угадал сразу же все житье-бытье Сабашова и незаслуженную его «задвинутость». Знал, что именно на таких людях еще держится законность в стране, хоть как-то, но держится. И помогать им считал своим долгом.

– В прокуратуру? – спросил Сабашов, переминаясь с ноги на ногу на автобусной остановке.

– Нет. Зачем? Лучше вы меня введите в курс дела.

– Ну, авиакатастрофой у нас занимается Сюгин, – скромно сказал Сабашов.

– Я не про катастрофу. Вы мне вообще о городе расскажите. О людях, о… Ну, вообще все, что считаете нужным.

Это был тест. Турецкий действительно интересовался местом, где ему придется заниматься работой, но от того, что расскажет Сабашов, тоже кое-что зависело. Например, Турецкий хотел убедиться, что его познания в физиогномике не пустой звук.

– Завод, аэродром, вот этот самый, и город – вокруг все и вертится, – сразу начал с главного Сабашов. – Семьдесят процентов нашего небольшого по российским меркам городка работает или работало на самолетостроительном. Когда-то город был закрыт на все замки. Кстати, когда его открывали, те же семьдесят процентов были против. Что вы – за сорок лет его существования преступность почти на нуле была. Квартиры открытыми оставляли, само собой – снабжение на столичном уровне, а как же – оборонка. А теперь что ж. Теперь те же семьдесят процентов живут от зарплаты до зарплаты, которая выплачивается крайне нерегулярно. Завод когда-то и городскую казну держал, теперь уже не может. Самому бы выжить. Есть у нас и свои бизнесмены. Восемь человек. Два ресторана частных, несколько кафешек, ларьки, автомастерские. Все. Частному предпринимательству развернуться особенно негде. Бизнесмены наши народ дисциплинированный. Более того – зашуганные до икоты. Их наша прокуратура, милиция, ФСБ, налоговая полиция, да что там, все, кому не лень, трясут чуть не еженедельно. Разборок бандитских нет. Делить нечего. Когда-то ж тут сталинская каторга была. Гиблое место. М-да… – Сабашов, который по мере рассказа обретал все большую уверенность, смолк. – Действительно, гиблое. За три сотни количество жертв перевалило, знаете?