Анна Малышева - Иногда полезно иметь плохую память Страница 7

Телефон зазвонил, когда она в третий раз собиралась набрать номер Наташи. Она подняла трубку.

— Да?

— Можно позвать Юлю?

— Это я, — отозвалась она и вдруг не то чтобы узнала, но скорее догадалась, чей это голос. — Женя?!

— Да, — несколько смущенно сказал он. — Как глупо вчера вышло, верно?

— Вчера много чего вышло, что ты имеешь в виду? — Она пыталась не выдать своим голосом охватившую ее радость.

— Я обо всем, а прежде всего о том, что я забыл взять у тебя номер телефона. Растерялся, понимаешь… Главное — забыл.

— А каким чудом ты его нашел?

— Да чуда-то особенного нет… — Женя, судя по голосу, улыбался. — Видишь ли, вчера тебя кто-то назвал по фамилии — Краевская… Дом я знал, то есть номер знал и улицу, а квартиру нет, конечно. Ну, я провел небольшое расследование и узнал в справочном твой телефон. Я надеялся, что у твоей мамы та же фамилия, и не ошибся. На Яузском бульваре всего одна семья Краевских — ваша.

— Верно. Просто и гениально. — "Нет, это не просто увлечение! Это надо же — звонил человек, искал номер телефона, да еще не зная номера квартиры! Нет, чего там! Любит! Да-с!

Это вам не под окном погудеть!"

— Юля? Ты почему молчишь? Мне не надо было звонить? — забеспокоился Женя.

— Господи, опять твои вчерашние комплексы! — Юлька притворно рассердилась. — Я очень рада, что ты позвонил, слышишь?

Очень. Я уже засомневалась, что мы еще увидимся.

— Нет, мы увиделись бы в любом случае…

Разве что ты не захотела бы…

— Я захотела. — Юлька решительно перешла к делу. — Как насчет кафе?

— Прекрасно! Ты уже выбрала?

— Нет, не успела, — призналась Юлька. — А куда ты обычно водишь девушек?

— М-м-м…

— Зубы заболели? — заботливо спросила Юлька.

— Нет, борюсь с приступом стыдливости.

— А что? — Юлька плотнее прижала трубку к уху. — Место неприличное?

— Ох… Юль, почему ты так…

— Что?

— Слушай, Юль, давай ты мне не будешь подпускать шпильки про всяких там девушек, ладно? Мне почему-то не хочется говорить с тобой в таком тоне…

— А в каком хочется?

— Ну, наверное, проще, без всяких там намеков… Недомолвок… И как-то…

— Романтичней? — догадалась Юлька.

— Ну, возможно, так. — И он вздохнул.

«Что за странный фрукт этот Женя, — поражалась про себя Юлька. — Это же не парень, а моральный кодекс, переплетенный в бронированную сталь. Нет, так не пойдет…» И она сделала выпад:

— Прости, Женя, но неужели твою стыдливость могут оскорблять невинные шуточки?

Что в них плохого? Обычное дело.

— Юля… — Он тоже, похоже, собрался с духом. — Ты меня не так поняла, просто я такой человек… Сколько раз уже убеждался, что бесконечные шуточки, ерунда всякая… Это очень опасно — в конце концов люди уже не могут сказать друг другу ничего, кроме всяких хохмочек… И это… Знаешь, это как-то снижает все отношения. А я не хочу, чтобы у нас так было.

— Ты хочешь говорить исключительно о серьезных вещах? — Юлька вздохнула. — Знаешь, ты определенно понравишься моей маме.

— Я надеюсь на это.

— Ах, вот так? Но сначала ты должен понравиться мне.

— Но вчера, кажется, я…

— Не будь таким самоуверенным, — отрезала Юлька. — Вчера ты не читал мне нотаций.

— Твои слова надо понимать так, что ты отказываешься пойти со мной в кафе? — Голос Жени прозвучал сдавленно.

Юлька упрямо сжала губы. «Чуть-чуть я тебя помучаю, дорогой мой Макаренко», — мстительно подумала она.

— А если отказываюсь?

— Тогда, Юлька, я приеду, стану у тебя под окнами и заблокирую подъезд.

— Ты не знаешь, в каком подъезде я живу.

— Я знаю теперь даже номер твоей квартиры.

— Это уже угрозы?

— Пока нет. Но, Юлька, за что ты меня так щелкаешь по носу? Я хотел только слегка разбавить твой ернический тон. У вас с твоим прекрасным Максом он, видимо, в большом ходу.

— Ревнуешь?

— Ну! А ты думаешь, мне приятно разговаривать с тобой в точно таких же выражениях?

Я что, только его заменитель?

— Но… Может, у меня такой стиль речи… И вообще… Ты слишком ревнив.

— Но ты говорила с ним вчера весь вечер. А со мной — почти губ не разжимала. Должен я сделать выводы?

— Губ не разжимала? — поразилась Юлька. — Стоп! Не правда. Ты несешь чепуху. Я болтала как оглашенная. Я вообще болтушка, если хочешь знать. Мне только волю дай. А вот насчет тебя у меня складывается весьма удручающее впечатление, и я тоже должна буду сделать выводы.

— Какие же?

— Агрессивен, нелюбезен, не любит шуток, дико ревнив, много о себе думает и рассуждает, как столетний дед.

— Это все?

— Да. — Хмурая Юлька слушала установившуюся в трубке тишину. «Сейчас он бросит трубку, так тебе и надо. Нельзя же говорить подобное человеку, даже если он слегка зануден И он, в отличие от моего первого приключения, не говорит все время о себе. И он красив. Да, красив и неглуп. И у него, дура ты полная, папа адвокат и тачка. Чем тебе не парень? Чего еще надо? Да лето уже в середине, а ты до сих пор еще за городом не побывала. Вот он тебя и свозит. А ты сразу — качать права. Вот поэтому мужики тебя и сторонятся…» И Юлька тяжело вздохнула в трубку. Женя тут же откликнулся:

— Юль, а кафе знаешь какое?

«Не рассердился?! — изумленно спросила себя Юлька. — Господи! Да пусть у него вообще не будет чувства юмора, но такая отходчивость. Это невероятно…»

— Какое? — пробурчала она в ответ.

— «У Есенина».

— Что?

— Так называется, потому что оно в том доме, где когда-то жил Есенин.

— Интересно… — протянула Юлька. — Ты специально его выбрал?

— Вообще-то я живу рядом. На Петровских линиях… Ну, и хожу в это кафе при случае. С друзьями.

— Ладно. — Юлька решила не тянуть резину. — Когда мне выходить?

— Давай ближе к вечеру, как жара спадет.

Мне еще надо сделать пару дел. Я подъеду к шести часам. Идет?

— Идет, — согласилась Юлька. — Там очень шикарно? Что мне надеть?

— Только не соболей. Ограничься чем-нибудь полегче.

— Жаль, — вздохнула Юлька. — А то новое соболье манто так и висит ненадеванное… Ладно. Приду в купальнике. Чао!

Негромко напевая, она подошла к шифоньеру, распахнула его. Перебрала плечики со своими летними нарядами.

— Джентльмены предпочитают блондинок, — продолжала она мурлыкать вполголоса. — Надо надеть платье без спинки…

— Телефонный час закончен? — Мать заглянула к ней в комнату. — Мне надо позвонить Тамаре Павловне.

— Опять она со своими грошовыми переводами? — недовольно спросила Юлька. — Мам, это же копейки.

— Копейки не копейки. — Мать оглядела распахнутый шкаф, и Юлька смутилась, восприняв этот взгляд как упрек.

— Мам, зачем ты надрываешься? Разве я много требую? Я ведь сама шью…

— Почему ты сразу воспринимаешь все в штыки? — возразила мать. — Я тебя ни в чем не упрекаю. Ты ведь работаешь. Хотя я была бы рада, если бы ты училась.

— Была бы существенная разница?

— Да. У тебя было бы будущее.

— У меня оно есть. Как и у всех остальных.

— Вот-вот, — вздохнула мать. — Равняйся по остальным.

— А по кому же мне еще равняться, а? По королеве английской? — Юлька тяжело вздохнула. — Мам, кстати, сразу тебе говорю, что этот молодой человек, о котором я тебе рассказала… Этот Женя пригласил меня в кафе сегодня вечером, и я пойду.

— Так быстро?

— Ну не ждать же нам еще год, — возмутилась Юлька. — Кстати, он хотел бы познакомиться с тобой.

— Буду рада.

— Но не сегодня.

— Это его слова?

— Нет, мам, мои. Сегодня я еще получше рассмотрю его, выясню, достоин ли он такой чести.

— Твоя ирония… — Мать заглянула в шкаф. — Платье выбираешь?

— Ага. Посоветуй, что надеть? — Юлька скрепя сердце решила хоть этим задобрить мать. Та призадумалась.

— Я бы остановилась вот на этом… — Мать тронула висевшее на плечиках длинное расклешенное платье цвета молодой травы. — Тебе этот цвет очень идет.

— Пойми! — воскликнула Юлька, приложив платье к себе. — Я в нем буду просто бледной поганкой. Для него нужен загар.

— Дело не в загаре… — задумчиво возразила мать. — Дело скорее в твоем образе…

— А именно?

— Ты, моя милая, совсем еще молоденькая, и твой образ еще неясен для тебя самой. Какая ты? Ты сама знаешь?

Лицо у матери разгорелось, оживилось. Худенькая, в свои сорок лет фигурой почти не отличающаяся от Юльки, она казалась почти ее ровесницей — такой же хрупкой, подвижной, с такими же отливающими легкой рыжиной волосами.

— Тебе надо знать, какой ты хочешь казаться, — твердо завершила свою мысль мать. — Наплюй на то, что ты незагорелая.

Представь себя сегодня вечером в этом платье.

— Ну?

— Что видишь?

— Кикимору;

— Сосредоточься. Почему кикимору?

— Потому что непонятно, зачем эта белая пиявка нацепила такую яркую тряпку.