Анна Данилова - Убийство в соль минор Страница 7

Понятное дело, что у меня было самое смутное представление о том, где и как мы будем с ней жить. Скорее всего, думал я, мы будем жить раздельно, встречаясь время от времени, чтобы появляться где-нибудь вместе. Вот только зачем ей все это нужно — над этим мне еще долго предстояло ломать голову. Да я был уже просто помешан на этом.

Из Германии мы вернулись в Россию, но не в С., где она меня нашла, где мы с ней познакомились, а в Москву.

В Шереметьево нас встретил человек весьма свирепого вида, с длинными волосами и с грустными глазами бассет-хаунда. С этим Еремой Валентина обменивалась лишь многозначительными взглядами, как это делают люди, понимающие друг друга без слов. Он уложил наш багаж во внушительного размера внедорожник, и мы поехали, как мне показалось сначала, в сторону Москвы. Потом запетляли по проселочным дорогам, пока не приехали в тихое место, в сосновый бор, где за каменным аккуратным забором стоял небольшой двухэтажный дом.

— Вот здесь мы поживем немного, пока ты окончательно не придешь в себя, — сказала Валентина, выходя из машины. — Господи, воздух-то какой!

Был июль, жара, но в лесу она не чувствовалась. Было просто лето, чудесное, свежее, напоенное крепким хвойным ароматом. Я уже ничему не удивлялся. Решил просто подчиняться.

Валентина была холодновата со мной, как человек, четко обозначивший границу общения. В доме не было прислуги, всю грубую работу выполнял Ерема. Если бы я не слышал, как он матерится, когда звонит в интернет-магазин и заказывает продукты, я бы подумал, что он вообще немой. Еду готовила Валентина. Она ходила по дому в джинсах и батистовых рубашках, на ногах ее были мягкие коричневые мокасины, приглушающие звук шагов. В свободное время она дремала в гамаке рядом с домом в тени гигантских елей или сидела там же в плетеном кресле с ноутбуком. Ерема вообще не отдыхал и всегда находил себе работу по дому. Без конца что-то мыл, прибирал, чистил, смахивал паутину, ремонтировал лестницу, ведущую на второй этаж, подметал дорожки вокруг дома, пропалывал клумбу с цветами, ездил в Москву по делам, а вечером разводил огонь в камине.

Отношения между Валентиной и Еремой были своеобразными. Возможно, они были братом и сестрой или просто друзьями, но уж никак не любовниками, это точно. Они заботились друг о друге, но блеска в глазах, трепета — ничего такого я не видел. Валентина спала в спальне наверху, через стенку от меня, Ерема же занимал небольшую комнату на первом этаже рядом с кухней. Она служила ему не только спальней, как я потом выяснил, но и наблюдательным пунктом — из его окна отлично просматривались ворота, а рядом, в стенной нише, он хранил целый арсенал оружия.

Вполне вероятно, что эта парочка от кого-то скрывалась. Может, не только муж Валентины, но и Ерема, и сама Валентина были бандитами. Но когда я думал об этом, на лице моем невольно расплывалась улыбка — в это просто невозможно было поверить. Где бандиты, а где искалеченный пианист!

Когда Валентины и Еремы не было в доме, я тщательнейшим образом обследовал его. Не старый, с толстыми каменными стенами, окнами разной конфигурации, автономный водопровод (труба шла из земли, где, вероятно, находилась скважина), канализация, электричество протянуто от ближайшего столба. Восемь комнат: три спальни наверху, гостиная, столовая, библиотека, холл и комната Еремы внизу. Плюс кухня, две ванные комнаты, кладовка и застекленная терраса, которую прежние хозяева (я был уверен, что дом Валентина купила не так давно) использовали как зимний сад. На террасе стояли кадки и вазы с высохшей землей и мерт-выми растениями, которые Ерема, облачившись в синий рабочий комбинезон, выносил на улицу, освобождая от земли и мусора. Затем он эти кадки, горшки и керамические цветные вазы отмачивал от грязи в протекавшем рядом с домом ручье, отмывал, заполнял свежей землей и готовил к посадке новых растений. Прямо об этом никто не говорил, однако я не раз видел, как Валентина листает на своем ноутбуке страницы каталогов цветочных интернет-магазинов. Вывод из всего этого мог быть только один — в Москве мы надолго, если не насовсем, иначе кто будет следить за цветами и домом? Однако наша свадьба — это я знал из скупых, словно случайно оброненных Валентиной фраз — должна была состояться именно в провинциальном С.!

Прошла неделя. За это время я немного разобрался, что к чему. Ко мне относились так, как если бы этой паре хорошо заплатили за уход за тяжелобольным. Вот так. Никаких лишних разговоров, исключительно дежурные улыбки — не от Еремы, конечно, забота, вежливость, сдержанность, никаких разговоров, таинственность.

Но главное потрясение было впереди.

С самого утра Валентина была какой-то возбуж-денной, готовила завтрак, напевая.

В кухне пахло блинами и кофе. Солнце заглянуло к нам, позолотив белые салфетки, фарфоровые чашки с золотой каймой и розовые свежие щечки моей спасительницы. Я, приняв душ, спустился, сел за стол, и Валентина принялась накладывать мне на тарелку горячие блины.

— Тебе с медом? Вот, бери, — она пододвинула вазочку с медом. — Там цветочная пыльца, это для укрепления организма. Ешь!

Она смущенно мне улыбнулась.

На ней была белая батистовая мужская рубашка, поверх которой был повязан ярко-красный льняной фартук почти до пола. Волосы русыми колечками выбивались из-под красной банданы. На щеке продолговатый, как мазок, след от муки. Она была такой милой в то утро, что я с трудом удержался, чтобы не чмокнуть ее в щеку.

С женщинами у меня и до аварии отношения были сложными. Вернее, их почти не было. Все мои подружки-пианистки, с которыми я когда-то учился в консерватории, были замужем, причем выбрали они себе мужей не музыкантов, а бизнесменов или чиновников. Я бы не подошел им даже в качестве любовника, поскольку меня-то и в городе почти никогда не было, все гастроли. К тому же в мою личную жизнь всегда очень активно вмешивалась мама. Женщина властная, всю жизнь положившая на то, чтобы сделать из меня профессионального музыканта, она воспринимала меня как свою собственность. Понятное дело, что все, что она делала, было направлено на достижение единственной цели — защитить меня от всего и всех, что могло бы помешать моим репетициям, повлиять как-то на устоявшуюся, размеренную, полную вдохновенных занятий жизнь. «Никуда твои девушки не денутся», — говорила она мне, возмущенно покачивая головой и с шумом выдыхая воздух, как если бы ей силой пришлось выталкивать из нашей квартиры какую-нибудь особо назойливую девицу.

Мама. Она всегда была рядом с тех пор, как умер мой отец. Все сделала для того, чтобы воспитать из меня музыканта. В нашем доме всегда было чисто, уютно, тепло, много вкусной еды. Это мама купила мне чудесный «Petrof», на котором я разучивал свои программы. Это мама раздаривала моим преподавателям золото и украшения, которые ей в свое время дарил отец — он умер от воспаления легких, когда мне было всего три года. А еще старинные бабушкины сервизы и серебро. Даже участок под дачу подарила одному профессору консерватории, от которого зависело мое поступление. Ничего не жалела для меня, для моего будущего.

Мама, никогда и нигде не работала, сдавала в аренду под офисы часть старого особняка в центре С., оставшегося ей в наследство от отцовских родителей. Это были немалые суммы, но деньги она тратила очень аккуратно. Старалась с их помощью сделать мою жизнь максимально комфортной. Она с детства одевала меня в красивую добротную одежду, покупала все необходимое. Конечно, я никогда не играл в компьютерные игры. И всего, что имеет хоть какое-то отношение к спорту, у меня тоже не было. Все детские уличные забавы — футбол, баскетбол, волейбол, хоккей и прочее — были мне категорически запрещены. Зато мы с мамой ездили в городской бассейн и на море.

Большую часть денег она тратила на мое образование, репетиторов и поездки на конкурсы.

Время шло, жизнь менялась, все дорожало. Денег стало не хватать. Чтобы пойти работать — такого у нее даже в мыслях не было. Ее работа заключалась в заботе обо мне. И вот тогда мама стала продавать один офис за другим, один подвал особняка за другим, пока последние комнаты не были проданы одному похоронному агентству. Мы остались в нашей квартире в центре города совершенно без средств к существованию. Я оканчивал аспирантуру, готовился к довольно скромному конкурсу пианистов, чтобы потом принять участие в более серьезном, в Шопеновском. Именно в тот момент позвонил один мой однокурсник, Сашка Чекмарев, который никогда не гнушался выступать в барах и ресторанах, вообще где придется, лишь бы деньги платили. Человек без амбиций, хотя и очень талантливый, он сломал руку и попросил заменить его на вечере в ресторане «Вена». Сказал, что репертуар простой и я легко справлюсь, если буду просто играть на слух. Зато за вечер мне заплатят двести долларов!