Милорад Павич - Уникальный роман Страница 7

– Чем хорошим занимается госпожа Маркезина Андросович-Лемпицка, если позволено будет узнать? Из чистого любопытства. Прошу вас не считать это официальным вопросом. Мы здесь такими правами не обладаем.

– Как вам сказать… Ничем особенным. Я любила читать книги. Но с тех пор как мы вступили в двадцать первый век, а точнее говоря, в эпоху Водолея, я больше не могу читать то, что написано в двадцатом веке. Мне кажется, что все герои из этих книг куда-то эмигрировали, а книги опустели. Кроме того, я никак не могу сообразить, что написано для читательницы-самки, а что – для читателя-самца… А вы? Вас зовут, я полагаю, господин Эрланген?

– Да, госпожа Лемпицка. Морис Эрланген. Я люблю после обеда слушать здесь музыку. Это опера Моцарта «Волшебная флейта». Вы тоже любите музыку?

– О да! Я люблю музыку «Gotan project» и часто слушаю диск, который называется «Хазарская дорога», или композицию «Буда бар».

– Значит, в этом у нас родственные души. А как насчет кино? Какие фильмы вы любите?

– Точно не знаю. Слишком их много, и я не могу что-то выбрать и сориентироваться. И мне никогда не удается угадать, какой мог бы мне понравиться, так что самые лучшие проходят мимо меня.

– Но, дорогая госпожа Лемпицка, как раз с фильмами все гораздо проще. Прошлое и будущее – это две слепые и немые вечности, одна из которых позади нас, а другая – перед нами. С тех пор как изобретены фильмы, звуковые и видеозаписи, они представляют собой исключения, которые сохраняют ту вечность, что за нами. Так что фильмы пропускать нельзя. Надеюсь, вы как-нибудь заглянете ко мне и мы посмотрим на жидкокристаллическом экране лучшие из существующих фильмов. Они все у меня есть. И если после третьего фильма вы со мной не согласитесь, можете больше ничего никогда не смотреть. Однако я разговорился и мешаю вам слушать Моцарта…

Господин Эрланген встает, чтобы налить еще кофе, и тут мадам Лемпицка замечает под его пиджаком нечто такое, что всегда вызывает у нее дрожь, – «Combat Magnum», такой же точно дорогой револьвер, какой был у ее покойного любовника Матеуса Дистели. Она судорожно сжимает свой рюкзачок и спрашивает:

– Неужели ваша работа позволяет вам проводить столько времени, слушая музыку?

– Дело в том, госпожа Лемпицка, что это весьма существенная часть моих служебных обязанностей. На самом деле мы с вами сейчас ждем, когда откроется дверь в зал с сейфовыми ячейками самого высокого уровня безопасности.

– Если я вас правильно поняла, мы ждем ключа от этого зала, то есть от этой закругленной двери?

– Нет. Ключом от этой двери является то, что мы слушаем. «Волшебная флейта» Моцарта – это и есть код к замку; необходимо ровно четырнадцать минут слушать музыку, после чего замок откроется и мы сможем войти. Каждый день я меняю музыкальный пароль и выбираю нового композитора… Ну, вот дверь как раз и открылась. Когда мы войдем, я помогу вам отыскать вашу ячейку, а затем оставлю вас наедине с вашими драгоценностями…

Наконец-то мадам Лемпицка «внутри» и одна. Она смущена. Озирается вокруг, словно надеясь найти, где тут ангел обронил свое перышко. Затем спохватывается, торопливо извлекает из рюкзачка и кладет в свою ячейку револьвер «Combat Magnum» покойного Матеуса Дистели, завернутый в фиолетовый платок.

Уходя и унося с собой номер сейфа, мадам Лемпицка, несмотря на тоску по своему любимому певцу, тоску, которая сдавливает ее грудь, как тесный лифчик, чувствует какое-то облегчение, какую-то бесстыдную свободу, оттого что на свете больше нет ни ее любовника, ни связанных с ним забот…

– Каково третье условие? – такой неизбежный вопрос задает Лемпицка при новой встрече с мадемуазель Сандрой.

– Оральный секс.

Лемпицка смеется:

– Почему вы думаете, что я соглашусь? Я не лесбиянка.

– А я не женщина, – ледяным тоном отвечает мадемуазель Сандра.

– Не женщина? А кто же ты тогда? – мадам Лемпицка переходит на «ты».

– Я – андрогин.

– Это еще что такое?

– Я могу быть и тем и другим. Но должна сказать тебе, что в эротическом смысле ты вообще не кажешься мне привлекательной.

– Да?

– Да. В данном случае другие обстоятельства гораздо важнее любого эротического влечения. Это единственный способ проверить, действительно ли тот сон, который я собираюсь тебе продать, и есть твой сон.

– Дистели тоже должен был пройти через все это, чтобы получить свой сон?

– Нет, нет! – смеется мадемуазель Сандра. – У него были совсем другие проверки. Кстати, проверки я не выдумываю, их диктует тот сон, о котором идет речь.

– Если я соглашусь, как будет выглядеть этот оральный секс? Я же понятия не имею, что у тебя между ног.

– Почитай Юнга, у него ясно написано, что андрогинные существа не следует путать с гермафродитами. Но оставим науку в стороне. Приходи сюда завтра на ужин. Тогда все и произойдет, прямо за столом. Как это произойдет, зависит только от тебя. Не придешь – нестрашно. Подвешенный на какую-нибудь ветку или звезду, твой сон останется висеть и ждать тебя дальше, в одном из твоих будущих. И имей в виду, я тебя не уговариваю. Сама пришла, сама и решай… Но если ты придешь опять и если все получится, то уже на следующий день тебе приснится отрывок из твоего будущего, а говоря точнее, ты увидишь во сне то, что должна была бы увидеть только несколько месяцев спустя.

3. «Envergure» pour homme

В глубине комнаты, возле стены, стоит высокий шкаф в популярном в Германии XIX века стиле бидермайер с семью выдвижными ящиками, по одному для каждого дня, из-за чего его называют «Семь дней». Перед ним стол, накрытый на одну персону. В помещении всего один стул. Войдя, мадам Маркезина Андросович-Лемпицка видит, что на стуле сидит и увлеченно ужинает мадемуазель Сандра. На столе суши с имбирем, салат из морских водорослей и зеленый чай. Блики, отбрасываемые поверхностью зеленого чая, дрожат на потолке.

Мадемуазель Сандра не сводит глаз с гостьи, хотя при этом и не прерывает ужина. Ее волосы сияют, пальцы нежно сжимают палочки из слоновой кости, которыми она берет комочки риса. Но эти пальцы в перчатках. И не в каких-нибудь обычных. Одна перчатка рассчитана на семь пальцев, другая на пять. Судя по перчаткам, у мадемуазель Сандры дюжина пальцев. Ровно столько, сколько месяцев в году. По пальцу на каждый месяц.

Ни приветствия, ни какого-нибудь знака, намекающего на то, что следует делать гостье. Лемпицка, переступая с ноги на ногу, ждет некоторое время, потом резким движением швыряет в угол свою шляпу с пестрой тенью и сбрасывает одну за другой туфли с хрустальным каблучком от «Swarovsky». При этом в ее памяти всплывают слова Дистели:

– Маркезина, надень туфли!

Глаза ее текут на полной скорости, ее мини-юбка из стекла ей не мешает, она опускается на четвереньки и залезает под стол. Там ее изумляют два обстоятельства: во-первых, пахнет не духами «Antracite», которые она в первый же день обнаружила на мадемуазель Сандре, а мужской туалетной водой «Envergure». А второе обстоятельство, от которого она чуть не падает в обморок, это мужской член длиной в 7 инчей, который она видит между ног мадемуазель Сандры. Сандра отставляет в сторону чай и рукой в перчатке с семью пальцами подносит к губам тонкую сигару. Она зажала ее между сентябрем и октябрем. Так каждая из них держит в губах свое. Мадемуазель Сандра над столом, а мадам Лемпицка внизу, под столом…

После окончания сеанса мадам Лемпицка выпрямляется и ошеломленно смотрит на прекрасный женский лик мадемуазель Сандры, а та говорит ей:

– Завтра ночью тебе приснится сон, который ты должна была бы увидеть через семь месяцев, то есть в марте следующего года. Сначала ты его не распознаешь. Он будет казаться тебе таким же, как и любой другой. Но это не должно тебя смущать. Ты все поймешь, после того как на будущий год увидишь продолжение, потому что, как я тебе уже сказала, не в моих силах представить тебе что-то более длинное, чем очень короткий отрывок. Имей в виду, когда собираешься увидеть сон из будущего: нужно лечь спать не в ту кровать, где ночуешь обычно. Выбери какое-нибудь другое место. И поверни голову не в ту сторону, куда поворачиваешь ее в своей постели…

На следующий день мадам Лемпицка покупает для своего «сна из будущего» гондолу. Настоящую венецианскую гондолу из лакированного черного дерева, способную плыть по воде. Продавец подвешивает ее на цепях к потолку спальни, а Лемпицка бросает в нее несколько разноцветных подушек. Вечером принимает ванну из пены, надевает новую ночную рубашку, душится духами «Addict Dior», которые сегодня почему-то пахнут арбузом, что ей совершенно не нравится, и забирается в свое «плавучее гнездо». Все, что она когда-либо слышала о сновидениях, свелось сейчас к одному, и она, засыпая, повторяла про себя фразу: «Во сне нельзя быть глухим. Нужно запомнить все, что там будут говорить…»