Мила Серебрякова - Семь смертей Страница 7

– Ну и? – повторила старушка.

– Я по поводу комнатки. Вы ведь сдаете жилплощадь, так?

Глазки Марии Евгеньевны сузились.

– Сдавать-то сдаю, вернее, пытаюсь сдать, но зачем ты мне врешь? С виду такая милая девочка, а уже врать научилась.

– Я вру? – удивилась Ката. – И в мыслях не было.

– Тогда ответь, откуда узнала, что я комнату сдаю? Отвечай не раздумывая.

– Так объявление ваше в газете прочитала.

– Так-так. – Мария Евгеньевна постучала костяшками пальцев по дверному косяку. – Опять ты врешь. Во-первых, в газете не указан мой адрес, а во-вторых, номер телефона перепутали.

– Знаю, но дело в том, что в субботу днем я позвонила по указанному телефону и узнала про путаницу. Говорившая со мной женщина пояснила, что комнату сдает ее соседка и ее телефон оканчивается на цифру пять.

– Верно, – оживилась Мария Евгеньевна.

– Времени у меня было в обрез, вот я и решила приехать к вам без предварительного звонка. Поинтересовалась у соседки адресом и...

– И приехала, – закончила за Кату фразу хозяйка квартиры. – Тогда вопросов больше нет. Проходи, только обувку сними, у меня чистота кругом. Грязь и пылюку на дух не переношу. Сумку клади на тумбочку, тапки прямо на тебя глядят, ванная комната в конце коридора.

Вымыв руки, Катарина хотела вытереть их белым вафельным полотенцем, но Мария Евгеньевна, которая неотступно следовала за гостьей, проверяя, правильно ли она моет руки, запротестовала:

– Это полотенце не трогай, вытирай руки зеленым, оно у меня специально для гостей припасено.

– Куда мне можно пройти? – спросила Катарина, выйдя из ванной.

– Пошли в залу, дела будем там решать.

Просторный зал был практически лишен мебели. Кроме старенького дивана, кресла, стула и маленького столика, в комнате не наблюдалось ничего.

Мария Евгеньевна опустилась в кресло, Катке же было предложено сесть на край дивана. Да-да, старушка так прямо и сказала:

– Садись на диванчик, только на краешек.

– Почему именно на краешек? – улыбнулась Катарина.

– Ты не тростиночка, – констатировала пенсионерка.

– И что?

– Как что? Если сядешь в середку, продавишь диван, а ему еще и сорока лет нет.

Катарина решила отмолчаться. Она, конечно, не худышка с выпирающими наружу костями и вечно голодными глазами, но и не такая толстая, чтобы своим задним местом сделать вмятину в доисторическом диване.

– Ну, – вскинула редкие белесые брови Мария Евгеньевна. – Приступим к делу. Ты комнатку на какой срок снять планируешь?

– Э-э... Дня на два-три.

Старушка закашлялась:

– На два дня? Я не ослышалась? Нет, нет, нет, не будет у нас с тобой договоренности, даже не проси. У меня не ночлежка, комнатку сдаю на длительный срок: на год, минимум на полгода. А два дня ты и в гостинице перекантоваться можешь.

– Я хорошо заплачу, – выдвинула железный аргумент Катарина.

– Зачем тебе комната на пару дней?

– Понимаете, у меня в квартире полным ходом идет ремонт. С шумом, грязью и крепкими словечками рабочих я еще мирилась, а сегодня они стены краской начали красить. Сами понимаете, спать в помещении, где сильно пахнет краской, невозможно. Друзей и знакомых, тех, у кого я бы могла получить кров, нет, вот и подыскиваю временное жилище. В субботу на ваше объявление наткнулась и почему-то решила, что вы сдадите мне уголок.

– Не уголок, а комнату, – поправила Кату Мария Евгеньевна. – Комнатка, между прочим, двадцать два квадратных метра. Это тебе не хухры-мухры в домах-коробках. Комната – загляденье!

– Ну так как, Мария Евгеньевна, пустите на постой?

Пенсионерка задумалась.

– Вообще-то невыгодно мне с тобой дело иметь. Ну сколько ты мне за пару-тройку дней заплатишь? Мелочовку? А бабушке на молочко и хлебушек денежка нужна. Колбаску я с сырком уважаю, кофейком дорогим иногда балуюсь, конфетками, рыбкой красной, икоркой время от времени, ананасом не брезгую, от креветочек не откажусь. Понимаешь, куда клоню?

«Понимаю, – подумала Ката. – В сторону дорогого супермаркета».

Вслух же она произнесла:

– Заплачу, сколько скажете.

Бабулька встрепенулась.

– В пределах разумного, конечно, – поспешно добавила Ката.

Выдержав убийственную паузу, Мария Евгеньевна махнула рукой:

– Уговорила. Пущу я тебя на три дня. Идет?

– Спасибо вам.

– Значит, так, сутки стоят четыреста рублей.

– Я согласна.

Поняв, что продешевила, старушка мотнула седой головкой.

– Прости, милая, оговорилась я. Четыреста пятьдесят рублей.

– Договорились.

– В смысле, четыреста восемьдесят.

– Меня это устраивает.

Мария Евгеньевна топнула ножкой.

– Кто тебя научил над старой женщиной издеваться?

Ката округлила глаза:

– Разве я издеваюсь?

– Конечно! Нет, милая, ты не обижайся, но так не пойдет.

– Да в чем дело-то?

– Пятьсот рублей в сутки, и точка! Деньги вперед. За три дня натикает полторы тысячи рубликов. Коли согласна, доставай кошелек, а нет, так ступай с миром.

Ката ухмыльнулась. А бабулька, однако, жадновата до денег. Вон прямо вся покраснела, того и гляди, удар хватит.

Протянув хозяйке три пятисотки, Катарина услышала:

– И еще сто рублей ты мне должна, милая.

– За что?

– Как за что, за аренду тапочек, разумеется.

Крохоборка. Интересно, она собирается взимать с Каты плату за воздух? Решив отстоять свои права, Катарина сказала:

– Тапочки я свои привезу.

– Нельзя! – последовал резкий ответ. – Тапки местные, так что плати еще сотню.

Получив ассигнацию, Мария Евгеньевна расплылась в улыбке.

– Вот и славненько. Милости прошу, родная. Кстати, тебя как величать-то?

– Катарина.

– Пошли комнату покажу, Катарина. Ты когда вещички привезешь? Ну там пижаму, зубную щетку, белье сменное?

– Вечером. Ой, забыла спросить, постельное белье ваше или мне свой комплект привезти?

– Бельишко мое, – закивала Мария Евгеньевна.

– Надеюсь, за него платить не надо?

– Вообще-то нет, но раз уж ты спросила. От десяточки за наволочку, двадцаточки за простынь и полтинничка за пододеяльник баба Маша не отказалась бы. Ну, иди, заходь в комнату, моя ты касаточка. Ты мне сразу приглянулась. Красавица!

Вечером Ката вернулась в квартиру пенсионерки с объемным пакетом в руках. Изображая из себя особу, в квартире которой нещадно пахнет краской, она плюхнулась на стул и вздохнула.

– Устала? – спросила Мария Евгеньевна. – Сейчас чай пить будем. Ты пока вещички разбирай, а я чайник поставлю.

Оставшись в одиночестве, Катарина скорчила гримасу. Так, первый этап ее плана прошел без сучка без задоринки – она сняла комнатку у дамы, которая может поделиться необходимой информацией. Катарина изначально знала, что с посторонним человеком Мария Евгеньевна не будет откровенничать и вести доверительные беседы, а вот с женщиной, которая числится в квартирантках, бабулька запросто посплетничает о делах насущных. Например, за чашечкой ароматного чая. Да и Катарина сможет хотя бы три дня отдохнуть от непрекращающихся криков Розалии.

В кухне Ката положила на стол коробку конфет и упаковку эклеров. Памятуя, что пенсионерка любит побаловать себя, любимую, сладостями, она по меньшей мере планировала услышать банальное спасибо. Но Мария Евгеньевна, увидев конфеты, скривилась. Повертев в руках коробку, бабулька досадливо протянула:

– Сколько ж такая коробочка стоит?

– Сто девяносто рублей, – ответила Катка, поражаясь способности бабки все и вся переводить в деньги.

– Сто девяносто, – повторила старушенция. – Эх, надо было тебе у меня заранее поинтересоваться.

– Чем?

– Каким конфеткам я отдаю предпочтение. Я за двести сорок рублей конфеты люблю, а эти мне не нравятся. Горькие. Ну да ладно, чего уж тут, обратно в магазин ведь не отнесешь. Садись, чай готов.

Эклеры также были подвергнуты нещадной критике.

– Тесто суховато и крема совсем нет. Я другие люблю. Подороже.

Десять минут спустя, расправившись с третьим эклером и десятой конфетой, Мария Евгеньевна разомлела.

– Ох, хорошо чаек пошел.

Ката решила действовать. Изобразив на лице отчаяние, она проговорила:

– Когда за вещами приезжала, опять с соседями поругалась.

– Чего так?

– Жалуются на шум. А что я могу поделать, ремонт ведь в квартире.

– Да-а, ремонт штука сложная.

– Не повезло мне с соседями, – сокрушалась Катарина. – Они и без ремонта ко мне постоянно придирались. Говорят, что я слишком шумно перемещаюсь по квартире, мол, топаю, как слониха.

– Бывает, – кивнула пенсионерка, потянувшись за четвертым эклером.

– Надеюсь, ваши соседи снизу не станут жаловаться на мою походку?

Лицо Марии Евгеньевны сделалось суровым.

– А некому жаловаться, пустует сейчас квартирка. Не живет там никто.

– Как? Я же звонила в субботу, и женщина ясно дала мне понять, что комнату сдает соседка, живущая над ней.

– Правильно Нюрка тебе сказала, не обманула. Да только несчастье с Нюрой случилось, умерла она.